Звездная месть

Он атаковал ее с внутренней стороны, эффект был сногсшибательный: за полтора часа боя сто восемьдесят шесть трупов Синего клана аранов, полностью сожженные системы внутреннего обеспечения и ползающий в ногах, молящий о пощаде комендант Стальной башни, советник Федерации Кир Сновкис, подонок и вор. Кеша знал, что трибунал будет долгие годы рассматривать дело коменданта, потом все заглохнет и эта старая сволочь станет выращивать где-нибудь на Эри-Гоне огненные тюльпаны и хихикать над ним, простофилей-смертником. Кеша пристрелил негодяя. Пристрелил, чтобы ста восьмидесяти шести аранам не было скучно на том свете, они спросят за все с советничка. Его тогда наградили орденом Парящего Ястреба на алом банте. А он просил – пусть возьмут свой орден, пусть дадут разобраться по-свойски со сволочами из заградотряда. Не дали! На Аранайе была железная дисциплина, когда дело касалось рядовых, пушечного мяса. И о ней не вспоминали генералы, разворовывающие все и повсюду, спаивающие простаков-аборигенов зеигезейской «адской водой», промышляющие контрабандой и не забывающие про молоденьких зеленоглазых аранок... Все это было двадцать лет назад! Тогда Кеша был молод, почти юн. А теперь сед, стар, искалечен... И его не хватит больше, чем на трое суток. Он знал всю правду о себе. И потому он спешил.

– Полный ход!!! Вниз!!!

В первую же рудниковую гидрозону он вошел на раскаленном боте как нож в масло Уничтоженная система оповещений сделала его хозяином положения сразу. И Кеша бросился куролесить. Он мстил за годы каторги, за издевательства, за побои, за вживленные датчики, за насильственные сеансы воспитательного видео в тюремных ячеях, за распятия невиновных, за спятивших в неволе, за убивших себя, за медленно сгнивших в подводном аду... Он уничтожал андроидов, сгонял охрану и администрацию в центровой зал, выпускал каторжную братву. И полностью отключал систему управления вживленными датчиками. Он терял время. Но он не мог не делать этого. Толпа была легка на расправу. Вертухаев распинали в демонстрационном зале. Оставляли в живых немногих. Это было страшное зрелище. Кеша и сам знал, что перегибает палку. Но он не мог остановиться, он был мечом возмездия.

В гидрозоне здоровенный бритый китаец сбил его с ног – Кеша не ожидал, что освобожденный ударит его, он растерялся. Китаец прохрипел в ухо на ломаном русском:

– Твоя нехорошая! Мы все умирай. Зачем твоя пришла?!

Кеша нажал на крюк парализатора, и китаец рухнул замертво. Неблагодарный! Сколько еще таких по всем зонам. Кеша не уважал трусов и слишком рассудительных, от них одни неприятности. Надо дышать свободой, наслаждаться ею, а не трястись перед призраком завтрашнего дня. Чем ниже он спускался, тем отчаянней была братва, его встречали с восторгом. За семь часов он прошел сокрушительным смерчем по тринадцати гидрозонам. Он устал. Он не может один освободить всех. Он не Господь Бог!

– Вниз!!!

* * *

Старик сидел в огромном кресле возле черного столика из иргизейского гранита, высвечивающегося внутренним мрачным огнем. Сидел и смотрел в расписной свод потолка. Янтарно-рыжий болигонский кентавр на этом потолке уносил невесть куда прекрасную земную девушку с седыми, заплетенными в две толстые косы волосами. Роспись была изумительной, такую могли создать только старинные мастера.

– Подлинное переживает время. Не правда ли?

Иван лежал метрах в четырех от кресла, лежал в страшно неудобном положении. Руки и ноги у него были скручены тонкой черной цепью – такую не разорвешь и двумя бронеходами. Лежал измученный и порядком избитый. В черной дыре, прежде чем его перебросило черт-те куда, четверо молодцов-андроидов отхлестали его пластиконовыми прутьями. Возможно, это был бред, галлюцинация, последний выверт Осевого. В ушах стоял пронзительный женский крик:

«Не уходи-и-и!!!»

– Не мне и не в моем положении рассуждать о времени, – недовольно ответил он.

Старик усмехнулся.

– Ну почему же, – тихо проговорил он, – вы бы могли пожить еще немного.

– Спасибо за вашу доброту!

Иван поглядел на цепь. И припомнились ему подземелья Хархана, вспомнилось, как висел на цепях вниз головой, как «дозревал», как отчаянно пытался выдраться из оков, как били его гнухи и хмаги. Было ли все это?! Какая разница! Сейчас важно то, что происходит сию минуту. Его еще не убили. И слава Богу! Значит, скоро убьют. Снимут информацию из мозга – и убьют.

Старик оторвал взгляд от диковинной росписи и, будто угадав Ивановы мысли, прошипел:

– Нет, мы решили вас не убивать.

Иван озлобился.

– Чего это вдруг на «вы»? У нас другой был разговор!

Старик тихо засмеялся, пряча губы под длинной узкой ладонью. Глаза его заслезились.

– Тогда мы были далеки друг от друга, имели разные представления о грядущем. А теперь вы у меня в гостях и, надеюсь, не сомневаетесь, что музыку будет заказывать хозяин... но для своего гостя. Ведь мы с вами русские люди, надо уважать старые обычаи, как это славно и трогательно – быть гостеприимным, не так ли?

– Вы – русский? – удивился Иван.

– А что здесь такого? Мои предки всего двести лет назад выехали из России. Я всегда в душе считай себя русским, меня всегда тянуло на родину, к золотым куполам, березовым рощам, древним избушкам. И скажите, ведь они еще сохранились?

– Сохранились, – ответил Иван. – Их стало еще больше, чем двести лет назад, человек без дерева высыхает, превращается в пластиконовую куклу. Кукла может жить в пластиконовом доме. Человек нет. И вообще – у меня затекли ноги. Странное гостеприимство!

– Сейчас вам станет удобнее! – Старик поднял руку.

Из темного угла зала выкатилось плоское кресло, подползло под Ивана, обжало, обмяло, приподняло, раздулось, принимая удобную для лежащего в нем форму. Теперь Иван выглядел со своими цепями и скрюченной спиной на роскошном биосенсорном кресле совсем лишним и нелепым в этом росписном дворце. Неужели он снова под толщей антарктических льдов?! На Земле?!

– Вам не надоело слоняться по Вселенной?!

– А что?! – простовато спросил Иван.

– О нет, – замахал рукой старик, – не подумайте, что я стану предлагать вам хорошую, прибыльную должность в нашем концерне! Это просто любопытство.

– Мне плевать на ваш концерн!

– Грубо. Так можно было бы отозваться о чем-то незначительном и мелком. Но у вас была возможность убедиться в нащем могуществе...

Иван вдруг вспомнил про несчастного карлика, отпрыска императорской династии.

– Где Цай?! – выкрикнул он.

– Он уже работает на нас. Он покладистый малый.

– Не верю!

– Осведомьтесь в Синдикате. Вам подтвердят.

– Откуда вы знаете про Синдикат и про то, что Цай ван Дау был с ним связан? Это неправда! Цай был простым каторжником на Гиргее...

Старик не стал спорить с Иваном. Он вновь сосредоточенно рассматривал старую роспись. Ноздри его тонкого и длинного носа алчно трепетали, будто это не кентавр, а он сам умыкал прекрасную седокосую незнакомку.

– Мы знает правду, – бормотал он машинально, – знаем. А чего не знаем, узнаем от вас, верно я говорю?

Иван промолчал.

Он видел, как открылась ниша в черной стене... и в зал вполз головоногий. Это было выше всякого понимания.

Неужели он в Системе?! Что случилось?! Почему?!

– Это Хархан? – спросил он неожиданно для самого себя.

– Нет, это Земля, – ответил старик.

Вслед за головоногим на гравиподушке, в путанице шлангов и проводов выползла плаха-распятие. Это был конец света! Неужели ОНИ уже на Земле!

Кресло с Иваном наползло на плаху, растеклось, разорвалось на четыре части и стекло по боковинам. Теперь он лежал на том самом распятии, что даровало ему высвобождение из чужого, чуждого тела негуманоида там, на Хархане, нет, его распяли на плахе в Меж-арха-анье, вот где. И головоногий тогда вволю поиздевался над ним. Так что же, все сначала?!