Возмездие теленгера

Костя с сомнение посмотрел на Дрюнделя и Телепня. Воинство, конечно, аховое, но и без него плохо.

– Ну, это ясное дело, – согласился Чебот. – Сразу завалить, по кумполу, по кумполу, а потом допрашивать, чтобы не успели ничего сообразить. – Он явно вспомнил, как оглушил каймана в деревне.

– Что ты делаешь?! – вдруг спросил Костя у Телепня, который поджигал сосновые щепки с помощью листков, вырывая из толстого блокнота зеленого цвета.

Костя не мог такого вытерпеть – жечь бумагу, в его понятии, мог только очень дремучий человек, не наделенный уважением к буквам. Он подскочил и выхватил из огня смятые листы. Сразу заметил знакомые слова «апокалипсис» и «время-марь».

– Где взял? – спросил Костя, забирая у Телепня блокнот и отряхивая его от земли.

– Где-где?.. – зло ответил Телепень. – В деревне! – Он посмотрел на Костю исподлобья.

Дрюндель по привычке хихикнул, ожидая стычки.

– А где конкретно?

– Почем я знаю?! – Квадратный Телепень на всякий случай отступил на шаг. – Там дом брошенный. Я специально взял, чтобы костер разжигать. На веранде лежало.

На обложке блокнота чернилами было написано: «Дневник ст. лейтенанта Брагина А. В.».

– «Лежало, лежало!» – передразнил его Костя. – Не учи дедушку кашлять! Плохо быть безграмотным, – добавил он, разглаживая на колене помятые листки. – Здесь, может быть, история наша, а ты ее в костер!

– А зачем рыбаку грамота? – здраво, как взрослый, рассудил Телепень, и его широкая морда сделалась глупой и тупой. – Рыбе все равно, грамотен я или нет.

– Тогда тебе и бумага не нужна, пользуйся березовой корой, – заключил Костя.

Дрюндель заржал во всю глотку и едва не сел в котелок с водой.

– Здесь одна сосна, – парировал Телепень, но потребовать блокнот назад не осмелился: не справился бы он с Костей, ловчее тот был и злее, в драке спуска не давал.

Да и Чебот вряд ли остался бы в стороне. А бунт на корабле, да еще в такое тревожное время, всегда кончался одним – его подавлением.

– В низине у реки береза растет. Заодно и березовый гриб сорви, – сказал Костя непререкаемым тоном. – Чаю напьемся.

– «Чаю, чаю…» – недовольно пробормотал Телепень, однако послушно поплелся к реке – толстый, квадратный, как медведь, и злой как сто чертей, вместе взятых.

– Что это такое? – шмыгнув носом, полюбопытствовал Чебот.

– Дневник старшего лейтенанта Брагина, – ответил Костя таким тоном, чтобы Чебот и не думал смеяться. Достаточно было одного Дрюнделя-дуралея, который ржал не переставая над любой фразой.

– Слегка правдивая история? – презрительно усмехнулся Чебот. – Чему могут научить бумажки?

– Чему? Еще не знаю, – грубо ответил Костя, защищаясь от подвоха.

Но Чебот был более чем серьезен и то ли пропустил мимо ушей выпад Кости, то ли не придал ему значения.

– А мне отец говорил, что только Бог заполняет пробелы в человеческих знаниях. Так что учиться грамоте не обязательно. Пусть Бог меня учит. Вот я ничего не читаю, а все равно все знаю. Знаю, что ружье стреляет, а нож режет. Что еще надо?

– Насчет Бога – не знаю, – признался Костя, посчитав наивными рассуждения о ружье и ноже, – но здесь записана наша история, а ждать, когда Бог соизволит, – глупо, может, Он о нас забыл?

– Точно забыл! – снова заржал Дрюндель и на это раз даже ухватился за бока и едва не разлил воду из котелка.

– Может, и забыл, – неожиданно легко согласился Чебот. – Святые угодники! Если бы помнил, то не допустил бы, чтобы мы впроголодь жили. Дайка… – Он взялся читать, но дальше двух первых предложений, которые осилил по слогам, не продвинулся. – Нет… мудреный дневник, – не теряя достоинства, вздохнул он так, словно втащил в гору камень. – Мне бы что-нибудь попроще – сказки какие-нибудь о рыцарях, гномах и драконах с картинками. Такие, как мама мне читала. А что твой лейтенант может мне интересного сообщить? Как мы живем? Я же и так знаю, что лучше не будет. А в сказках все красивее. В сказках я всесилен. В сказках я о-го-го чего могу сделать!

– Вот то-то и оно, – заметил Костя. – «о-го-го»! В сказках ничего не говорится, что произошло с нашей страной, – добавил он, отходя от костра и усаживаясь на камень. – А мне интересно знать, что именно.

– Ну и что? – посмотрел ему вслед Чебот. – Ну узнаешь ты, а что сможешь сделать? Один-то? Мы вон кайманов поймать не можем, а ты на всю страну замахнулся.

– А то, что мы Иваны, не помнящие родства. Любой недруг может нас взять за горло и поодиночке слопать, а если мы будем знать и помнить историю, то даже поодиночке он с нами ничего не сделает. Знание – это сила, брат.

– Что-то ты мудрено загнул, Приемыш, – с усмешкой ответил Чебот. – Хотя, может, и прав, только мне грамота все равно не нужна. Не привыкший я к ней. Я больше руками. Эх, да что там говорить! – Он взял бинокль и отправился смотреть на деревню.

Уже вернулся и Дрюндель, уже и Телепень развел костер и вскипятил чая, уже и рыбу почти всю съели, а Костя все еще был поглощен дневником старшего лейтенанта Брагина.

Глава 4

Паровоз

Вечер подкрался незаметно – как вероломные кайманы. Тени от сосен удлинились, мхи и лишайники, нагретые скалами и солнцем, пахли одуряюще и пьяняще. От реки тянуло прохладой и цветущим багульником. Деревня окончательно уснула, только из-за холодных лугов вернулось стадо речных свинок, да батюшка Успенской церкви потерянно бродил вокруг нее и воздевал к небу руки. Три лодки ушли за рыбой, и столько же встали в затоне на якорь.

Телепень и Дрюндель напились, наелись и проспали часа три-четыре, пока Чебот не растолкал их:

– Подъем! Гонец идет!

Костя с сожалением оторвался от блокнота и спрятал его во внутренний карман, туда, где находился «Справочник молодого моряка». Теперь ему многое стало понятно из того, о чем так туманно говорили взрослые. Он словно прозрел и по-иному смотрел на мир и даже почувствовал себя взрослее. Но о «сопротивлении» в дневнике старшего лейтенанта Брагина ничего не говорилось. Тут появился Семен:

– Батя велел сказать, чтобы вы были готовы. Я вас отведу в последний вагон и запру.

– А почему запрешь? – удивился Костя, поднимаясь и отряхивая одежду от ломкого ягельника.

Семен, который был похож на своего отца как две капли воды, но, конечно же, не со сломанной ногой, был тише воды, ниже травы и не выказывал неуважения. Мало того, он принес им еды – горшок вареной картошки в мундире и каравай хлеба.

– Скажем, что там грязно, скот везли. А то черт их знает, чего им в голову взбредет.

– Ладно, – согласился Костя, хотя мысль о том, что они доверятся незнакомым людям, ох как претила ему. Но деваться было некуда.

Они спустились с другой стороны горки и за шли с хвоста состава. Последней была прицеплена обычная теплушка, обшарпанная, с заплатами на стенах. Видно было, что ее давно и нещадно эксплуатировали. От теплушки тонко, как духами, несло навозом.

– Сидите тихо, как мышки, – наставлял их Семен. – А на станции Оленья, где мы будем доливать воды, я дверь-то и открою.

– А дальше что? – спросил Костя.

– А дальше по обстоятельствам. Батя на перевале Мокрая Сыча затормозит или вообще остановится. В общем, сообразите.

Чеботу такой оборот дела тоже не понравился. Он скорчил недоверчивую рожу и пробурчал, когда Семен с грохотом запер за ними дверь:

– Опасно все это… Ты им доверяешь?

Вдоль стен были сделаны нары, на полу валялись клочья прелого сена. Два оконца давали немного света и свежего воздуха.

– А что делать? – спросил Костя, усаживаясь на нары. – Если что, двери «плазматроном» вырежем.

– Ну разве что… – нехотя согласился Чебот и тяжело вздохнул, словно они уже попали в западню.

– А пока отдыхать, – сказал Костя. – Дежурный Телепень.

– А почему я?

– Потому! – грубо ответил Чебот.

Костя решил, что Чебот наказал его в знак того, что тот жег дневник старшего лейтенанта Брагина. Солидарность, однако, с удовлетворением подумал он.