Конклав ночи. Охотник

– На контакт пойдут? – спросил я.

– Должны. Они больше всех заинтересованы в том, чтоб все закончилось быстро и счастливо. О вашем скором прибытии их уже известили. Участкового инспектора тоже, поэтому проблем с ношением оружия не будет.

– Ну и ладненько. Тогда я пошел собирать вещички. Выеду где-нибудь через час.

– Хорошо, – сказала Мордвинова. – Только я вас умоляю, не берите с собой росомаху. Там же коровы…

Замечание было абсолютно здравое. Да я и сам не взял бы. Домашний скот чует Мурку за версту и боится ужасно.

– Договорились.

– Ну вот и славно. – Кураторша вымученно улыбнулась. – Хоть этот камень с души сняли. Успехов, Родион. Сообщайте мне буквально обо всем. Обещаю любое содействие.

– Ну это уж как водится, – сказал я, направляясь к двери. – Держитесь тут.

– Постараюсь.

На стоянке я вразвалочку прошествовал мимо микроавтобуса министерской охраны, заглянул в окно. Мой бдительный знакомец клевал носом в кабине.

Ивана Артемовича Чепилова я подсадил на выезде из города. Это был крепкий пожилой мужик настолько внегородского вида, что походил скорей не на человека, а на оживший еловый пень. Малоношеный кримпленовый костюм устаревшего еще в прошлом веке покроя, серо-зеленая рубашка-поло с китайского рынка, полицейские ботинки, черная бейсболка с сетчатым верхом. Готовый персонаж для Шукшина. Этим он меня и подкупил. А еще лицом – хорошо выбритым, с крупными чертами, глубокими морщинами и кирпичным загаром. Глаза его я разглядел позже – голубые, не по возрасту яркие, умные и с хитрецой.

– Далеко надо? – спросил я, останавливая «УАЗ».

– В Шилово-Заречное, – ответил он. – Подвезешь, что ли?

– В Шилово пожалуй. А в Заречное вряд ли. Даже не знаю, где это.

– Так это одно и то же, – сказал он, забираясь на соседнее место.

Сиденье ощутимо просело. Ну точно – пень. Или, может, леший? Жаль, Мурки со мною нету, уж она бы на счет раз определила таежную нечисть.

– В Лесное-то его при большевиках переименовали, – стал объяснять пассажир. – Потому что Шилов помещиком был. Злостный крепостник, понимаешь ты, хоть и герой Измаила. Разве можно таким именем называть колхоз-миллионер, да притом лидирующий в области животноводства? Нет, нельзя! Это ж контрреволюция получается. А в перестройку название обратно вернули. Живо вспомнили, что Шилов был передовым барином. Школу для крестьянских детей построил, больницу. Коровьи породы улучшал. Ну и у крепостных людишек породу улучшал, сколько сил хватало. А хватало, говорят, долго. – Мужик улыбнулся, показав ряд синеватых железных зубов. – Тебя-то как зовут, благодетель?

– Родион, – сказал я, трогая машину.

– Хорошее имя, старинное. А меня Иваном Артемовичем. Фамилия Чепилов. Можно просто Артемьич. Так что приятно познакомиться, Родя.

– Взаимно, Артемьич.

Я потянулся к приемнику. Пассажир как бы невзначай кхекнул.

– Не возражаешь? – спросил я.

– С чего бы? Твоя машина, ты хозяин. Только это, не «Радио Шансон», ладно? А то как затянут: «Лагеря, лагеря, триста верст по этапу…» – аж с сердца воротит. Тоже мне, кандальники. Ясно же, что не бывали ни в каких лагерях. Хрипят, голосом играют, но слышно: прикидываются. А я на дух не выношу, когда врут.

– Сам, выходит, бывал в лагерях-то? – Я взглянул на него с интересом.

– Да вроде того. Только не в воровском, а в лечебно-трудовом. Ты уж, наверно, не помнишь, при Советах такие имелись. Да мно-ого. Алкоголиков в них лечили. Ударным трудом. Назывались профилакториями, а только кто и там и там потерся, говорили: точно та же зона. Вот один в один. Только в ЛТП перед сном еще уколы садили. От любви к вину, понимаешь ты, здорово хорошие.

– И помогли укольчики-то? – Я принялся нажимать кнопку приемника. Наконец нашел нечто подходящее и положил руку обратно на руль.

– Помогли, а как же. После выписки года два терпел. Потом по новой… Слушай, Родя. – Артемьич покачал тяжелой головой. – Не в обиду, конечно, но это тоже не пойдет. «Бум-бум-бум» да «бам-бам-бам». Десять минут послушаешь, дураком станешь. Думаешь, почему сейчас народ такой дерганый стал? Из-за этого вот бумканья. Хороших-то песен нету теперь.

– Так ведь совсем скучно будет. Час ехать, не меньше.

– А ты лучше меня послушай. Я врать, как твои радио-шансоны, не буду. Расскажу про свою жизнь.

– Ну валяй, – сказал я без всякого воодушевления. – Только повеселее чего-нибудь, чтоб не усыпить. Про баб там, про мордобой…

– Ладно, будет тебе про баб. И про мордобой тоже, – пообещал Артемьич.

Снял бейсболку, пригладил редковатый бобрик цвета соли с перцем и завел:

– По молодости я в Забайкалье служил. То есть сперва-то сержантская школа в Приамурье, потом полгода в Капьяре, ну а после туда направили. Сержантик я был не простой, КМС по тяжелой атлетике да вдобавок баянист. Поэтому место досталось не пыльное. Аккумуляторщиком при военном аэродроме. Понятно, что работал больше в спортзале да в клубе. Ну и по девкам, само собой. Медсестрички, заправщицы и прочие товарищи в юбках. Где-то с годик так прослужил – а тянули тогда на сухопутке треху – и встретил Лидочку. Приехала к батьке в гости на лето. Студентка мединститута. Восемнадцать лет, фигура – с ума сойдешь, глазищи, как у французской киноактрисы. Батька у нее был летчик-испытатель, полковник и орденоносец. Так что солдат она за людей не считала. Сержантов тоже. Меня это здорово задело. Ну и повел осаду по всем правилам. Опыта-то у меня к тому времени было – дай бог. И что ты думаешь? Через две недели – готово. Моя. От и до.

– То есть абсолютно? – Я подмигнул.

– Ты давай не моргай, а на дорогу смотри. Видишь, какой-то придурок нарисовался. Мечется по дороге, как в жопу ужаленный.

Нас и впрямь только что обогнала дико завывающая серая «девятка». Машина шла по сплошной разделительной, то и дело мотаясь влево и обратно. Водителю явно не терпелось обогнать еще и идущий перед нами «крузак», но возможность пока отсутствовала. По встречной ползла длинная вереница густо чадящих на подъеме фур. Наконец между грузовиками появился небольшой разрыв, и «девятка», едва не сбив боковое зеркало джипа, устремилась вперед. Владелец джипа гневно засигналил, на фурах тоже загудели.

– Представляю, какой там сейчас стоит мат, – пробормотал я. – Кстати, знаешь, Артемьич, на каких машинах ездят самые большие мудаки?

– На «мерседесах», поди?

– Не угадал. На отечественных «тазах» типа зубило. Да еще на «фокусах». В первых сидят дебилы, которые мечтают быть крутыми, но не настолько богаты, чтоб купить хорошую тачку. А во вторых – те же дебилы, только уже подкопившие на типа настоящую иномарку, не кореятину и не китайца. И от тех и от других лучше держаться в стороне.

– Учту, – сказал Артемьич.

– А у тебя что? – слегка запоздало поинтересовался я.

– Мотоцикл. «Иж». Хотя я на нем все равно дальше покоса не выбираюсь. Он без техосмотра… Дальше-то рассказывать?

– Ага. Как я понимаю, самое интересное только начинается.

– Так и есь. Ну вот, сам я к тому времени тоже башку потерял от любви. Совсем. Все забросил – баян, тренировки… Аккумуляторы тем более. Только с ней. С ней. Каждую минуточку. На шаг отойти не мог. Помню, подниму ее так на руках голенькую – она ровно пушинка для штангиста-то – и поцелую. Сперва в пупочек, а потом прямо туда, в журавушку. И слезы от счастья бегут. Эх… Само собой, батька ее живо все узнал. Поймал меня, говорит: перестанешь девчонке мозги пудрить или пожалеешь. Ноги-руки переломаю, яйца растопчу. А я чего, храбрый. Хрена ли мне, штангисту КМС’у! Хмыкнул, козырнул и ушел без единого слова. Той же ночью они и нагрянули в аккумуляторную. Сам орденоносец и четверо старшин из комендантского взвода с ним. Здоровенные лбы. Сверхсрочники. Ну, мужики. Мы и так-то комендантских гоминдановцами звали за сволочное поведение, а сверчки среди них вообще… Самые звери. Полковник Лидочку в охапку и за дверь. А старшины – за меня. Одного-то я изломал… и все равно повалили. Рот заткнули. Связали. Крепко, аж кожа кое-где полопалась. Трусы стянули, а к ятрам контакты от зарядной станции. Ну ты в курсе, «крокодильчики». И ток пустили, суки. Сами ушли. Вернулись где-то через час, когда у меня уже все вкрутую сварилось. То ли от электричества, то ли от нервов. Ногами еще добавили. Палец выломали – глянь, до сих пор кочергой. Объяснили несчастным случаем, конечно. Будто я от недосыпа сам на клеммы упал.