Легион Фалькенберга

Джон достал из внутреннего кармана документы.

— У меня назначена встреча в службе Космического Флота Совладения, — сказал он. — Мне было приказано явиться на станцию Канаверал для отправки в корабле БП на Лунную базу.

— Ты пройдешь или… — чиновник спохватился, и на лице у него снова появилась улыбка. — Покажи-ка, — и он протянул грязную руку.

— Нет. — Теперь Джон чувствовал себя уверенней. — Я покажу документы только офицеру СВ, а вы уберите от них руки. А теперь вызовите офицера.

— Конечно. — Чиновник не шелохнулся. — Это будет тебе стоить десять кредитов.

— Что?

— Десять кредитов. Пятьдесят баксов, если у тебя нет кредитов СВ. Не смотри на меня так, парень. Заплатишь или отправишься на корабль до Танита. Может, здесь потом спохватятся, а может, и нет, но для тебя уже будет поздно. Лучше заплати.

Джон протянул двадцатидолларовую монету.

— Это все, что у тебя есть? — спросил чиновник. — Ладно, ладно, подойдет. — Он что-то сказал в телефонную трубку, и минуту спустя в клетку заглянул аккуратный офицер в голубом мундире Космического Флота СВ.

— Чего тебе, Смайли?

— Один из ваших. Новый гарди. Заблудился среди колонистов. — Он рассмеялся, а Джон с трудом сдержался.

Офицер неприязненно посмотрел на Смайли.

— Ваши документы, сэр? — сказал он.

Джон протянул ему документы, опасаясь, что больше никогда их не увидит. Офицер просмотрел их.

— Джон Кристиан Фалькенберг?

— Да.

— Спасибо, сэр. — Он повернулся к чиновнику. — Давай сюда.

— Да он может себе это позволить.

— Хочешь, чтобы я вызывал морских пехотинцев, Смайли?

— Боже, как вы несговорчивы… — чиновник достал из кармана монету и протянул ее.

— Сюда, сэр, — сказал офицер. Наклонившись, он подхватил сумку Джона. — Возьмите свои деньги, сэр.

— Спасибо. Оставьте их себе. Офицер кивнул.

— Спасибо, сэр. Смайли, еще раз свяжешься с нашим человеком — и после работы будешь иметь дело с морскими пехотинцами. Идемте, сэр.

Джон вслед за астронавтом вышел из клетки. Офицер был вдвое старше его, и никто еще не называл Джона «сэром». Джон Фалькенберг почувствовал, что нашел свое место, которое искал всю жизнь. Даже уличные банды были для него закрыты, а друзья, с которыми он рос, всегда казались частью какой-то другой жизни, не его собственной. На секунду ему показалось, что он, наконец, нашел…

По узким белым коридорам они вышли под яркое солнце Флориды. Узкий мостик вел к передней части огромного крылатого посадочного корабля, который плавал в воздухе у окончания длинного пирса, заполненного колонистами и бранящимися охранниками.

Красивый офицер что-то сказал морским пехотинцам, охранявшим вход на мостик, и отдал честь другому офицеру, стоявшему у трапа корабля. Джон хотел сделать то же самое, но вспомнил, что в гражданской одежде честь не отдают. Отец, как только узнал о намерении сына поступить в Академию, заставил его прочесть книги по военной истории и обычаям Службы.

Гомон колонистов заполнял воздух, пока они не оказались внутри корабля. Когда люк закрывался, последним, что услышал Джон, была брань охранников.

— Прошу сюда, сэр, — офицер провел его по лабиринту стальных коридоров, герметических переборок, лестниц, труб, проволочных мостиков и других незнакомых деталей внутреннего устройства корабля. Хотя кораблем руководил Флот СВ, большая его часть принадлежала Бюро Переселения, и весь он был насыщен тяжелыми запахами. Никаких иллюминаторов не было, и через несколько поворотов Джон совершенно потерял представление о направлении.

Красивый офицер шел быстро, пока не остановился перед дверью, ничем не отличавшейся от остальных. Он нажал наружную кнопку на панели.

— Входите, — отозвалась панель.

В помещении было восемь столов, но находились только три человека, и все они сидели за одним столом. По контрасту с серыми коридорами снаружи помещение казалось почти парадным: на стенах роспись, мебель мягкая, а на полу что-то похожее на ковры.

На дальней стене — герб Совладения: американский орел и советские серп и молот, цвета красный, белый и синий, белые звезды и красные звезды.

Три человека со стаканами в руках казались безмятежными. На всех гражданская одежда, очень похожая на одежду Джона, только у старшего покрой более консервативный. Двое остальных казались ровесниками Джона, может, на год старше, не больше.

— Один из наших, сэр, — сказал красивый офицер. — Новый гарди заблудился среди колонистов.

Один из младших рассмеялся, но старший коротким взмахом руки прервал его смех.

— Хорошо, мичман. Спасибо, Входите, мы не кусаемся.

— Спасибо, сэр, — ответил Джон. Он неуверенно прошел в дверь, гадая, кем могут быть эти люди. Вероятно, офицеры СВ, решил он. Красивый офицер не стал бы так себя вести с другими. Как ни испуган был Джон, его аналитическое сознание продолжало работать. Он осмотрел помещение.

«Определенно, офицеры СВ, — решил он. — Возвращаются на Лунную базу из отпуска. А может, исполняли какуюто миссию в нормальном тяготении. Естественно, они в штатском. На Земле показаться в мундире СВ не при исполнении означало самоубийство».

— Лейтенант Хартманн, к вашим услугам, — представился старший. — А это гардемарины Рольников и Бейтс. Ваше предписание? Бумаги?

— Джон Кристиан Фалькенберг, сэр, — сказал Джон. — Гардемарин. Точнее, наверное гардемарин. Но я не уверен. Я не давал никакой присяги.

Все трое рассмеялись.

— Еще дадите, мистер, — сказал Хартманн. Он взял документы Джона. — И гардемарином все равно станете, даже и без присяги.

Он разглядывал пластиковую карточку, сравнил лицо Джона с фотографией, потом прочел надписи. И присвистнул.

— Член Большого Сената Мартин Грант. Действовал через друзей во Флоте, без сомнения. Не удивлюсь, если с такой поддержкой вы вскоре обгоните меня в звании.

— Сенатор Грант учился у моего отца, — сказал Джон.

— Понятно. — Хартманн вернул документы и знаком пригласил Джона садиться. Потом повернулся к одному из гардемаринов. — А что касается вас, мистер Бейтс, то не понимаю вашего веселья. Что смешного в том, что один из ваших собратьев-офицеров заблудился среди колонистов? Вы сами никогда не бывали в таком положении?

Бейтс неловко заерзал. Голос у него оказался высоким, и Джон окончательно понял, что Бейтс ненамного его старше.

— А почему он не показал охране карточку налогоплательщика? — спросил он. — Его отвели бы к офицеру. Правда?

Хартманн пожал плечами.

— У меня нет карточки, — сказал Джон.

— Гм, — Хартманн, казалось, стал очень далеким, хотя не шевельнулся. — Что ж, — сказал он, — у нас обычно не бывает офицеров из семей граждан…

— Мы не из граждан, — быстро пояснил Джон. — Мой отец — профессор университета Совладения, и я родился в Риме.

— Ага, — сказал Хартманн, — и долго вы там жили?

— Нет, сэр. Отец предпочитал быть приглашенным профессором. Мы жили во многих университетских городах. — Ложь легко слетела с его уст, и он подумал, что профессор Фалькенберг и сам в нее верил: ведь он столько раз это говорил. Но Джон знал правду: отец отчаянно пытался получить постоянное место, но у него всегда оказывалось слишком много недругов.

Он был слишком открыт и слишком честен. Это одно объяснение. Он был ОСС (отвратительный сукин сын) и ни с кем не в состоянии поладить. Это другое объяснение. Я так долго прожил в этой ситуации, что теперь мне уже все равно. Но, наверно, приятно было бы иметь свой дом.

Хартманн слегка расслабился.

— Ну, каковы бы ни были причины, мистер Фалькенберг, вам лучше было бы родиться налогоплательщиком Соединенных Штатов. Или членом Советской партии. К несчастью, вам, подобно мне, предстоит всю жизнь провести в низших эшелонах офицерского корпуса.

Хартманн говорил с легким акцентом, который Джон не мог точно определить. Несомненно, Германия: в боевых службах СВ много немцев. Но акцент не совсем немецкий: Джон достаточно долго прожил в Гейдельберге, чтобы различать немецкие диалекты. Восточная Германия? Возможно.