Коллективное сознательное

Знакомыми до боли коридорами, хоть и выглядевшими после евроремонта совсем по-другому, Вадима подвели к кабинету директора Центра. Тут ничего не поменялось, даже обивка двери и табличка «Руководитель ЦАЯ».

Глава вторая

— Добро пожаловать! — Из кресла за директорским столом, в котором Вадим привык видеть Лазненко, поднялся моложавый человек в цивильном костюме. — Я рад вас приветствовать в Центре. Добро пожаловать домой!

Вадим был удивлен, он не ожидал, что в Центр назначили новое руководство. После короткой паузы он демонстративно представился:

— Капитан Малахов, прибыл для дальнейшего прохождения службы после реабилитационных процедур.

— Да что вы так по-солдафонски! — замахал руками новый хозяин кабинета. — Я прекрасно знаю, как вас зовут, Вадим Петрович. И поймите, настали новые времена. Руководитель Центра отныне штатский. Это я о себе. Зареченский Витольд Матвеевич.

— Вы раньше работали в структурах Центра? — спросил Вадим.

— Нет, что вы, я сюда назначен как успешный менеджер. Я до этого руководил крупной сетью государственных супермаркетов. Мне удалось поставить дело на новые рельсы. Вот теперь и в Центре все по-новому.

— А Лазненко?

— Я не слежу за его судьбой, он с почетом вышел на пенсию и сейчас, как мне помнится, работает в одной из частных охранных структур. — И, словно предупреждая вопрос Малахова, поспешил добавить: — Конечно, консультантом.

— А Центр в настоящее время не входит в государственные структуры?

— Нет-нет, все сохранилось, и даже отработанная годами военная структура Центра не до конца модернизирована. Конечно, это совершенно условно, дань традициям, новых сотрудников мы набираем только на гражданские должности. Ну и понятно, что руководство — только из штатских. Сейчас такие веяния, Вадим Петрович. Я понимаю ваше беспокойство. Изменения всегда тревожат. Но поверьте, работать будет только легче. Просто мы должны шагать в ногу со временем.

— Когда я смогу приступить к работе? — Вадим решил не продолжать тему новых веяний.

— Да хоть завтра. Я был бы рад, чтобы вы влились в наш аналитический сектор.

— То есть работа группой уже неактуальна? Я имею в виду мою группу «Табигон».

— У нас сейчас другие методы ведения дела, давайте пройдемся к вашему месту работы. — Зареченский встал. — На месте я расскажу, что и как.

— Не в мой кабинет?

— Вы совсем отстали, какие кабинеты! — жизнерадостно засмеялся Зареченский. — Пойдемте!

Вадим подозревал, что ничего хорошего его не ждет. Новый начальник провел Малахова коридором к лестнице, ведущей на этаж ниже, и раскрыл стеклянную, тщательно вымытую дверь. Они оказались на пороге громадного зала, разделенного невысокими, примерно в половину человеческого роста, перегородками, образующими маленькие загончики. В этих стойлах располагались рабочие места. Оттуда, где стоял Малахов, были видны только макушки сидящих за тонкими перегородками людей.

— Тут и мне есть загородка? — не скрывая скепсиса, спросил Вадим.

— Нет, что вы, вы — там! — Зареченский показал рукой вглубь. На возвышении были видны застекленные антресоли. — Это отдел руководства, ваше место будет там. Там всего три сотрудника. Три зама руководителя аналитического отдела. Один из замов — это вы.

— А кто главный аналитик?

— Он в командировке. А вы пока обустраивайтесь, знакомьтесь с сотрудниками.

— Ладно. С моими штатными обязанностями кто меня ознакомит?

— Вам придет мессидж в транке.

— Что?

— Э… — замялся босс. — Я понял, вы же отсутствовали! У нас внутренняя социальная сеть, она недоступна посторонним, и в ней распространяется вся служебная почта Центра. Но работа завтра. Сегодня вы должны обустроить себе жилье. Ваша квартира вам возвращается, правда, помещение нежилое, запущенно и, конечно, требует небольшого ремонта.

— А мои счета в банках, они, надеюсь?..

— О, простите, пройдемте ко мне, — вдруг всполошился Зареченский. — Нам нужно завершить приятные формальности.

У себя в кабинете директор Центра немедленно занял свое место за столом и, не предлагая сесть Малахову, зачитал документ, который извлек из сейфа.

Босс отложил документ, медленно обошел стол и пожал руку Вадиму, заглянув ему в глаза с чувством благодарности.

— У секретаря, пожалуйста, распишитесь о том, что вы ознакомлены с приказом. Я очень рад видеть вас снова в наших рядах, — сказал Зареченский, давая понять, что аудиенция закончена.

Малахов, отвыкший от городского транспорта, даже растерялся. Он долго изучал схему метро, но, увидев, что все пассажиры подносят руку к датчику на турникете, решил отказаться от этого варианта. Вадим поймал такси, назвал адрес и через полчаса был у своего дома. Всю дорогу он сжимал в ладони ключ, который получил у секретаря. Вадим заметил, что это был его старый ключ, даже брелок с чертиком сохранился.

Еще на лестничной клетке Малахов услышал, что в квартире звонит телефон. Именно телефонный звонок развеял все ностальгические мысли. Вадим быстро открыл дверь и ринулся на звук. К счастью, телефон стоял там же, где и шесть лет назад.

— Алло!

— Сколько можно звонить! Ты уже тут или где? — радостный голос Германа взорвался в трубке.

— Да вот только вошел, я тут даже еще не…

— Вот! И ни шагу из дому!

— Да здесь даже не убрано, и я не знаю, что и как. — Малахов понял, что сейчас нагрянут друзья.

— Вот и отлично! У нас все с собой! — Загудел отбой.

Не успел Вадим положить трубку, как позвонил сын. Он, оказывается, помнил домашний телефон. Не прерываясь ни на секунду, Андрей рассказал о том, как хорошо у бабушки, что скоро они пойдут устраиваться в новую школу и что… В общем, у Вадима отлегло от сердца, он очень боялся, что сын сразу начнет скучать по нему.

Было очень странно видеть свою квартиру, в которую никто не заходил почти четыре года. Видимо, бывшая жена, уезжая, не очень заботилась о том, что сюда могут прийти чужие люди. Разбросанные вещи, раскрытые дверцы шкафов, почему-то от этого выглядящие мертвыми. Но, судя по слою пыли на мебели, никто, после того как у Ольги отняли эту квартиру, сюда не заходил. Сухие цветы в горшках на подоконнике, рассыпавшиеся в прах от одного прикосновения, придавали жилью заброшенный вид. Пылесос, найденный в кладовке в прихожей, помог хоть как-то собрать пыль, и в комнатах заметно повеселело. Но все равно стало понятно: дом, в котором никто не живет, — умирает. Незаметно вспучились обои на пересохших стенах, краны на кухне и в ванной протекали и предательски заревели, когда Малахов открыл воду. Унитаз, как только Вадим открутил водяной вентиль на стояке, начал долгую и неприятную музыку сифонящего бачка. Книги, мебель, даже посуда — все несло на себе печать запустения, вещи, призванные служить человеку, умерли, когда рядом с ними не было хозяина. В шкафчике со столовыми приборами Вадим нашел ложку. Он ее всегда называл «своей». За четыре года она окислилась и сейчас была матово-зеленой, словно покрытой мхом. И еще одно понял Малахов — в доме не осталось ни малейшего следа женщины, с которой он прожил столько лет. Словно вместе с собой она унесла свидетельства своего пребывания здесь.