Заначка Пандоры

Девушка стояла на краю тротуара, собираясь переходить дорогу. Что-то привлекло ее внимание, и взгляд распахнутых глаз, обращенных прямо в камеру, заставил Ковальского откинуться в кресле. Ее лицо, казалось, застыло, словно воск, но при этом поражало выразительностью. В глазах почти ужас застыл, скулы напряжены, точно она смотрит в бездну.

Люди шагнули на проезжую часть. Впереди девочка вела за руль велосипед, позади велосипедистки, обнявшись, шли двое подростков. Ковальский уловил вдруг смутившую его деталь. Девушка задержалась под светофором, на бордюре. Поза нерешительного ожидания, даже не изящество, а скорее незащищенная нежная хрупкость. Ковальский знал, что съемка велась из машины, откуда заметить оператора просто невозможно, но не мог отделаться от абсолютно идиотского ощущения, что она каким-то образом предвосхитила слежку, почувствовала его будущий взгляд, и обращалась к нему. Пронзительно, нетерпеливо…

Он покрутил головой. Поднялся, допил кофе. На дневном полушарии трое делали свое дело, не оставляя ее ни на минуту без внимания. На памяти Ковальского Большой П. лишь четырежды за шесть лет санкционировал процедуру круглосуточного наблюдения. И всякий раз впустую. То, что принималось поначалу за успех, оказывалось позже либо последствиями галлюциногенов, либо явными психическими расстройствами.

Со дна платяного шкафа он вытащил чемодан с дорожным комплектом, сложил в сумку ноутбук, установил шифр сейфа. Вздохнув, тронул спящую девушку за плечо. К несомненным достоинствам Лайзы относилась способность быстро, ни о чем не спрашивая, уходить. Пока она плескалась в душе, Ковальский выставил вещи на порог, последний раз огляделся. Во дворе зафыркал двигатель — ровно через положенные семнадцать минут. Кто-то у них, в первом отделе, заболел, и Кристофф тянул четвертое дежурство за неделю. Он даже успел запомнить Лайзу и кивнул ей одними глазами.

У Кристоффа в «Понтиаке», как всегда, нашелся термос отчаянно крепкого кофе, и они даже успели выпить по стаканчику, прежде чем высадили Лайзу возле ее дома. «Славная девочка, покладистая», — провожая ее глазами, нежно подумал Ковальский. Предшественница Лайзы бросила Юджина как раз после парочки подобных вызовов.

Охранник отпер ворота с табличкой «Братья Донахью. Всё, что нужно для вашего сада». Слева от второго шлагбаума, из темноты, появился человек, быстро осветил фонариком багажник и документы. Затем Кристофф своим чипом открыл ворота гаража.

Обойдя несколько стоящих впритирку сельскохозяйственных машин, Ковальский шагнул в помещение душевой и, глядя в потолок, в скрытый глаз телекамеры, активизировал карту. Задняя стенка душевой кабинки отъехала в сторону, открыв вход в кабину лифта. Следующая карта, одновременно с поворотом ключа. Визуальный контроль, металлодетектор, собака. За дверью слева его ждали.

— Мистер Ковальский!

— Джентльмены, — он поклонился, оценивая обстановку.

Полный сбор. Присутствовали те, кого Ковальский никак не ожидал увидеть в такую рань. Большой П. и Большой Ю., собственной персоной. Еще и Большой Д. Почти весь «попечительский совет» в сборе. Помятые, недовольные, заспанные лица. Умберто, на правах хозяина кабинета, разливал кофе.

— Мистер Ковальский! — Большой П. покрутил в пальцах сигару. Сколько Юджин знал старика, тот никогда не расставался с сигарами, но никто не видел его курящим. — Мы здесь, потому что ситуация требует немедленного вмешательства.

— И вашего, Юджин, личного участия, — добавил Большой Ю. — В силу языковой принадлежности.

— Э-э… По инструкции начальник отдела…

— Отставить, — быстро сказал Большой Д.

Ковальский прекратил размешивать кофе и перевел взгляд на Гарсию. Тот нарочито закашлялся. «Чертов солдафон, — подумал Ковальский, — иди и командуй своей охраной».

— Я же сказал, немедленное вмешательство, — повторил Большой Д. — Мистер Умберто, доложите обстановку.

Гарсия встал:

— Два часа назад мы потеряли контакт с группой Родригеса.

— Что?! — не удержался Ковальский.

— Последнее сообщение — сводка разговоров объекта за истекшие сутки. Перевод достаточно небрежный, но в операторской вы можете прослушать оригинальную запись.

— Так… — Юджин попытался привести мысли в порядок. — Но это просто невозможно. Там трое спецов, куда могла пропасть связь?

— Мистер Ковальский, — Большой П., как всегда, произносил фразы медленно и тихо, — вы сформируете новую группу. Самолет через два часа. У вас есть время. И вот еще что. Думаю, это может иметь некоторое значение. Физики провели анализ возмущений. Естественно, по методике второго отдела. При прочих равных, следовало бы вас поздравить…

— Каков процент наложения? — Ковальский пытался говорить спокойно.

— Девяносто четыре. И география сомнений не вызывает, Это Юкатан, — Большой П. устало улыбнулся. — Можете взять всех свободных оперативников, Как хотите, но добейтесь контакта, добровольного контакта. Кроме того, если произошла какая-то непредвиденная… авария, кроме вас, никто не справится с аппаратурой. Грузите с собой любое оборудование, вес не лимитирован. Мы сами не понимаем, что там, в Берлине, происходит. Будете выходить на связь каждый час. Поддержка посольства вам обеспечена. Организуйте двойное, тройное дублирование. Не потеряйте мне эту девочку, Юджин. Ни при каких обстоятельствах.

3

Еще две недели назад я контролировал ситуацию. Наша группа достаточно успешно завершила дела во Франции. Мы отыскали тех двоих кадров, которые хотели завербоваться в Легион. Нельзя сказать, что они нам обрадовались, они вообще не стремились возвращаться в Россию. Более того, оба были крайне удивлены, что их сумели опознать, несмотря на новую внешность и новые документы. Пришлось объяснить ребятам, что родина-мать не забывает, когда кто-то из ее детишек играется с военными секретами. Застрелили бы парочку гражданских лиц — еще куда ни шло. На то и конторы, типа Легиона, чтобы отмазывать подобного рода уголовников.

Совсем другое дело, когда люди принимают присягу. Они получают хорошие деньги, живут за границей, в их обязанности входит пресекать утечку нашей военной техники через бывшие братские республики. Но внезапно ребятам приходит в голову, что можно заработать гораздо больше, как раз способствуя утечке этой самой техники. Один из наших подопечных возвращаться не хотел ни в какую. Лежит теперь где-то на дне моря. Второго мы упаковали и переправили в целости. Так что, завершив работу, я был уверен, что получу маленький отпуск. Тем более, что до Франции, мы с ребятами почти месяц проторчали в поганом болоте на пакистанской границе. Но, вместо отпуска, Пеликан выдернул меня чуть севернее, в страну пива и сосисок.

И всё оттого, что тамошние ребятишки знали друг друга, словно братья родные. Им позарез понадобился кто-то новенький, чтоб рожа не отсвечивала, вдобавок тихий и скромный. «Ладно, — сказал я, — надо, значит, надо». Я контролировал ситуацию и, пожалуй, был счастлив, поскольку прошлое знало свое место и не путалось с настоящим. Впереди меня ждала масса любопытного, главное — вжиться в очередную роль.

Впрочем, следует честно признать, что новая роль меня не слишком вдохновила. Проще сказать, я слегка растерялся. Потому что не так-то просто делать ходы, не представляя, кто против тебя, а главное — зачем ты вообще играешь.

Поезд влетел в стеклянные объятия вокзала, солнце поцеловало меня в глаза, легкие раздуло слоеным ароматом кофе, шкворчащих колбасок и сдобы, присыпанной маком… Я не был в этом городе давно; город забыл меня, а я его. Можно считать, что мы встретились с ним впервые.

Я заглянул в пачку. Две с половиной сигареты. И полная пачка в рюкзаке. Если грамотно растянуть, должно хватить дня на три. Утром пришла идея покурить «Кэптен Блек». Посетил в центре штук семь табачных лавок, так и не встретил. Местные, видать, и не подозревают о существовании такой марки. Может, это очередной российский самопальный сорт?