Джонделл

Суровые миры, суровая жизнь, однако он не желал иной.

Стряхнув воспоминания, брат Элас выпрямил спину и, позвонив в колокольчик, пригласил первого из ожидавших исповеди. Им оказался худой мужчина с нездоровым цветом лица и неестественно ярко блестевшими глазами. Преклонив колени перед священным огнем, яркими разноцветными переливами осветившим его лицо, он торопливо забормотал:

— …И я взял то, что не принадлежало мне. Я украл плащ и ботинки, продал их и выручил деньги. Хотел купить еды, но тут попался этот дом. Я подумал, что смогу заработать больше, поэтому начал играть и все проиграл. А когда вернулся, ребенок уже умер. Может, деньги спасли бы его, не знаю… Но я пытался, брат мой. Понимаю, что поступил плохо, но я пытался, и вот теперь…

Терзаемый чувством вины, этот несчастный обратился к единственному утешению, которое знал. — Вглядись в огонь, — проговорил брат Элас. — Пусть свет всепрощения очистит грех с твоей души и успокоит твое сердце. Вглядись в свет.

Переливы цветов вызывали недолгий гипнотический транс. Кающийся должен был пережить воображаемое наказание, а затем прийти в себя, чтобы получить хлеб всепрощения.

Потом пошли и другие, со своими небольшими, зачастую выдуманными грехами, лишь бы получить облатку из концентратов, помогавшую им не умереть с голоду. Брат Элас не возражал; слишком мала была плата за внушаемый светом запрет на убийство. Еще более ничтожна — за возврат грешника в лоно человечества, великого Братства людей, где каждому следует стать опорой ближнему, чтобы никому не пришлось выживать в одиночку.

Прием исповедующихся оказался на редкость долгим, но в конце концов закончился, когда на призывный звон колокольчика никто больше не отозвался. Чувствуя онемение во всех членах, брат Элас поднялся и вышел из церкви. Дождь уже начался, отчего его кости заныли еще сильнее, а сандалии заскользили по мокрым тротуарам. Брат Карл, с посвежевшим лицом и уже не такими воспаленными глазами, встретил его на пороге хижины.

— К вам посетитель, брат. Я попросил его подождать.

— И давно он здесь?

— Около часа. Я хотел было послать за вами, но он настоял, чтобы вас не беспокоили. Помочь вам?

— Нет. Можешь закрыть церковь; исповедующихся больше не будет. Не мог бы ты приготовить мне что-нибудь перекусить?

Монах вошел в хижину, где навстречу ему поднялся Дюмарест. Он рассматривал композицию из семян и крошек сверкающего минерала, изображавшую молодого мужчину в рясе с откинутым на плечи капюшоном. Представившись, Эрл обратился к монаху с вопросом:

— Это вы, брат?

— Да. — Элас осторожно коснулся мастерски выполненной, богато украшенной работы. — Это память о Калгарше. Вы слышали о таком мире?

— Нет.

— Мрачное место. Почва почти бесплодная, растительность скудная. Я побывал там много лет назад. Женщины в тех краях необыкновенно искусны, и я попробовал научить их новому рукоделию — изготавливать сувениры на продажу туристам, которые прилетали полюбоваться на местные бури. Видите ли, земля там очень сухая, а ветры чрезвычайно сильные, и в определенное время года бескрайние тучи разноцветной пыли застилают небо, создавая на нем самые причудливые образы. А портрет мне подарили, когда я покидал планету.

— Подарок на память, — вежливо произнес Дюмарест.

— Безделица, но он мне очень дорог. Может, тут скрыто некоторое тщеславие, но я считаю, что не всегда оправданно вычеркивать из памяти прошлое, а в моем возрасте воспоминания греют душу. Ну а теперь, брат мой, какое у вас ко мне дело?

— Мне нужна ваша помощь.

— Моя, брат?

— Ваша и вашей Церкви.

И Дюмарест поведал о мальчике и обо всем, что случилось.

— Самое загадочное — зачем его нужно было похищать. Насколько мне известно, его семья принадлежала к весьма небогатой Гильдии, а у его матери не было ничего ценного. В качестве раба он ничего не стоит, да и ни один работорговец не стал бы так усложнять себе жизнь. Его куда-то увезли, и я хочу знать — куда? Но самое главное — почему? Если я буду это знать, то, возможно, смогу разыскать его.

— Понимаю… — Тяжело опустившись на стул, старый монах задумался. — А вам он зачем?

— Я дал слово его умирающей матери. — Дюмарест догадался, о чем подумал монах. — Я не могу взять мальчика себе. Если у него есть родственники, его придется потом отправить к ним. Но я не могу допустить, чтобы он остался у похитителей. Они ответят за содеянное. И если удача мне улыбнется, я заставлю их заплатить за все.

— Своею смертью, — с горечью уточнил монах. — Или увечьями и физическими страданиями. Вы жесткий человек, Дюмарест. Возможно, даже слишком. Но чем могу вам помочь я?

— Вы и Церковь Всемирного Братства, — поправил его Дюмарест. — Почти в каждом из миров есть ваши монахи. Я знаю, каким влиянием вы пользуетесь среди своего Братства. У вас есть друзья, которые не откажут вам в помощи, особенно если она состоит в том, чтобы ответить на пару вопросов. Может, кто-то еще разыскивает мальчика? Вы могли бы узнать, не этот ли самый мальчик пропал из какой-то семьи, отыскать его родственников. Да все, что угодно.

— Но каким образом все это устроить?

— Вы сами знаете, брат. Мы оба это знаем.

Дюмарест имел в виду гиперрадио, вмонтированное в каждый священный огонь. Все вместе они представляли собой коммуникационную сеть, охватывавшую всю Галактику. А на самой Надежде хранились записи сеансов связи, среди которых мог отыскаться ответ на интересующий Дюмареста вопрос.

— Ведь это очень странный мальчик, — продолжал уговаривать Дюмарест. — Совсем еще ребенок, у которого никого не осталось и чья жизнь подвергается смертельной опасности. Он нуждается в вашей помощи, и вы можете оказать ее. Я знаю, что вы не откажете.

Брат Элас вздохнул. Конечно, этот человек прав, он не может отказать, но с чего начать? Маленький мальчик со светлыми волосами и голубыми глазами — да мало ли таких мальчиков?

— Нет ли еще чего, что вы могли бы сообщить мне? Он родился здесь, на Аурелле?

— Думаю, нет. Его мать могла привезти его с собой с Вейдо, но мне не известна эта планета.

— И нет никакой стереографии или описания особых примет? — Монах развел руками. — Вы же сами понимаете, как трудно будет что-либо сделать. Чем большей информацией я буду обладать, тем действенней окажется моя помощь.

— Понимаю, — кивнул Дюмарест. — И думаю, что смогу раздобыть то, что вам надо. Но я пришел сюда не только просить. У меня к вам есть предложение. Постарайтесь понять меня правильно, когда выслушаете то, что я собираюсь сказать. Я знаю, что вас нельзя подкупить, и вам не нужна плата за то, что я прошу сделать. На самом деле я хочу попросить вас еще кое о чем.

— И о чем же?

— Матери мальчика принадлежала ферма. Но она погибла, ее муж тоже. Наследство переходит к мальчику, но он еще слишком мал, к тому же неизвестно, отыщется ли он. Я прошу вас взять ферму под свою опеку — до тех пор, пока пропавший не сможет заявить на нее свои права. Ферма сильно разрушена, но дом уцелел, а урожай пора собирать. Там есть вода и в избытке строевого леса. Если вы решитесь занять ферму и приняться за восстановительные работы, то никто не предъявит никаких претензий.

— Вы можете поклясться, что то, о чем вы рассказали, правда? — спокойно спросил брат Элас.

— Меня знают на Надежде. За меня может поручиться Верховный монах Джером.

— Он умер. Вы об этом не знали?

— Тогда должны сохраниться записи.

Да, записи, в отличие от людей, никогда не умирают, а само предложение было чрезвычайно заманчиво. Откинувшись, монах принялся обдумывать его. Ферма обеспечит многих людей пищей, теплом и уютом, облегчит жизнь в условиях суровой зимы. Даст надежное убежище от трескучих морозов. Брату Карлу можно поручить руководство, ему будет куда приложить свою неуемную энергию. Люди там окрепнут, наберутся сил и смогут вновь обрести веру в себя. Да это просто райское место для тех семей, которые потеряли всякую надежду.