Ферма

Элиза Беккер больше не могла задавать вопросов. Ей мешала стеклянная трубка, торчавшая в горле. Кровь стекала из нее на белый халат достаточно сильной струей. Остекленевшие глаза отражали растерянную лысую голову Самарина. Эдвард Шур вытирал ладони одноразовой салфеткой. Сигизмунд Трэш стоял у двери, сцепив руки между ног.

– Алекс, – начал несколько фамильярно Шур, – вы не задумывались над теми странностями, которые происходили с вами с момента приземления?

Самарин с трудом оторвал взгляд от импровизированного стеклянного водопровода в горле Элизы Беккер.

– Больше всего я хочу вернуться домой.

– Это невозможно. Вы слышали о единстве пространственно-временного континуума? Путешествия во времени невозможны. За исключением путешествия из прошлого в будущее. Но его совершает каждый из нас в течение жизни. Некоторым удается сделать это весьма быстро. Пока вы летели, на земле прошла тысяча лет. Таковы особенности сверхсветового перемещения.

– Да, я слышал о теории относительности.

– Все верно, теорию относительности еще никто не отменял. Судя по запасам антивещества в баках вашего корабля, вы проткнули галактику туда и обратно. О полете написаны тома. Ваши портреты в музеях. Биография – образец для подражания.

Эдвард Шур скрупулезно протирал стеклянную трубку, видимо, уничтожая отпечатки пальцев.

– Но почему тогда меня держали здесь? Задавали бесконечные дурацкие вопросы. И этот тест с моим двойником в лабиринте…

– Двойником? – Сигизмунд Трэш заходил по комнате. – Вы уверены?

– Да, моим виртуальным двойником. Зачем? Я ведь сразу рассказал о «Корпускуле». И… кто вы?

– Друзья, – бросил Шур, придирчиво осматривая Элизу Беккер. Удовлетворенный картиной, он повернулся, одновременно дотронувшись до значка на правом лацкане пиджака:

– Международное бюро расследований, как видите. Так же, как и она, специальный агент.

– Когда я впервые увидел ее, то подумал, что это моя мать, – Самарин не видел ничего, кроме сворачивающейся в трубке крови.

– Нам следует поторопиться, – деловито заметил Шур. – Прошу вас, – указал он Самарину на дверь.

Самарин, следом Сигизмунд Трэш, а в арьергарде – Шур. Именно в таком порядке троица вышла в коридор. Тапочки Самарина опускались бесшумно, лакированные ботинки Трэша отщелкивали изящный степ, а кованые подошвы шуровых полусапожек грохотали, как ритм-секция металлической группы.

В коридоре не было ни души. Деревянные полы поблескивали только наведенной чистотой. На правой стене на протяжении всего коридора висели кашпо с цветущими кактусами. Самарин втянул голову в плечи и побежал, как ему казалось, задолго до того, как раздался оглушительный вой сирены. Он несся по коридору, сворачивая наугад, каждый раз ожидая электроудара. Сердце колотилось в ушах, затылок разрывался от боли, легкие не могли вдохнуть. За спиной он слышал размеренное, тренированное дыхание Трэша. Шур куда-то пропал. Наперерез им бросились какие-то люди. В руках они держали черные дубинки. Самарин невольно затормозил, растерянно разведя руками. Из-за его спины вылетел Трэш и влепился в ближайшего охранника. Его маленькое тело оказалось резким, как пуля. Охранник пытался сбросить с горла жилистые пальцы Трэша. Напарник охранника ударил Сигизмунда деревянной дубинкой по заострившимся на мгновение лопаткам. Трэш закричал. У его ног раскололся упавший со стены горшок с кактусом. Одновременно раздался выстрел. Тяжелый, будто пальнули из гаубицы. Самарину в нос ударило сизое пороховое облако, сквозь которое он увидел, как разлетаются в стороны мокрые куски чего-то красного и черного. Прямо перед ним, обнявшись, танцевали охранник и Трэш. Оба без голов. Вместо них били черные фонтаны. Самарин отвернулся, не в силах смотреть на эти конвульсивные па. Открыв зажмуренные от отвращения глаза, Самарин увидел Эдварда Шура, который стоял, прижав к бедру дымящийся пистолет с бесконечно длинным стволом. Его глаза были прищурены и цепко держали ситуацию. Второй охранник застыл с открытым ртом. Оброненная им дубинка подскакивала на деревянном полу, издавая звуки разной высоты. Обезглавленный Трэш и его партнер по последнему танцу потеряли равновесие и рухнули прямо на дверь, с хрустом ломая толстое стекло. Сирена взвыла еще надсаднее. Несколько человек бросились к трупам. Шур не побежал, но движения его были стремительны. Он больно схватил Самарина за локоть и швырнул в разбитую дверь. Самарин ударил кого-то коленями в плечо и вылетел на улицу, шмякнувшись подбородком о мостовую. Челюсть словно залило цементом. Свет померк, он видел только конец бинта, беснующийся перед его лицом. Кто-то подхватил его под руки и втащил в черный автомобиль старинной марки, с горбатыми, пижонскими обтекателями. Хлопнула дверца. Взвизгнув, машина рванула по широкой извилистой улице. Самарин сидел на заднем сиденье, ощущая сквозь тонкие кальсоны благородную натуральную кожу. Шофер в форменной фуражке, не отрываясь, следил за дорогой. Самарин глянул в окно. Он впервые мог рассмотреть город.

Зрелище было необычным до такой степени, что Самарин тут же позабыл все, что с ним происходило за последнее время. Сначала машина неслась мимо высотных зданий, изготовленных, насколько он мог судить, из древесины. Перед его глазами проносился проспект из невероятной величины срубов, крыши которых терялись в облаках. Сотни деревянных наличников, цветочные горшки на подоконниках и сохнущее на длинных палках белье. Тяжелые дубовые парадные двери, возле которых лениво толпились обыватели. Магазины, больше напоминающие теремки, с аляповатыми рекламными вывесками. Самарин вывернул шею и взглянул вверх. На уровне примерно пятнадцати метров наблюдалось достаточно оживленное уличное движение. Большие, поменьше и совсем крохотные дирижаблики, воздушные шары, цеппелины на автоматическом и ручном ходу чинно двигались, каждый по своим делам. На некоторых Самарин успел разглядеть шашечки такси.

Водитель, заметив в зеркальце заднего обзора недоуменный взгляд Самарина, не оборачиваясь, пояснил: