Точка падения

Кстати, вот и имя — погонщик. Если никто до меня другое не зарезервирует, введу в обиход. Разумеется, коли он тут не один такой был.

С такими мыслями я поправил автомат и расстегнул ширинку, чтобы знатно окропить фундамент ближней цистерны. И хорошо, что расстегнул, иначе намочил бы портки. Потому что прямо у меня над головой глухо каркнуло:

— Абанамат!

Глава восьмая

Абанамат

Я медленно повернулся и столь же медленно посмотрел вверх. На ближней цистерне скорчилась черная бесформенная тень, не шевелясь и едва выделяясь на фоне низких облаков, подсвеченных не видной за ними луной.

— Абанамат! — громко повторила черная тень и спрыгнула с цистерны вниз. — Эхе-хе, Упырь… Таки взял я тебя за твою черную жопу.

Так сказал Квазиморда, поправляя съезжавшую на сторону челюсть.

Когда-то его звали Квазимодо, но сложное — французское, что ли — слово быстро преобразовалось в более привычную конструкцию, а за глаза величали так и вовсе Козья Морда. Впрочем, Квазиморда не обижался, потому что видел себя в зеркале.

Не знаю, каким он был раньше, в нормальной жизни, но после «карусели» Квазиморда стал таким. Перекрученным, хромым, с ногами и руками разной длины, с перекошенным асимметричным черепом и челюстью, которая из-за этой асимметрии постоянно выскакивала из суставов с неприятным щелчком… Его можно было легко принять за мутанта, что я вполне мог сделать только что, когда он со своим «Абанамат!» прикидывался псевдоплотью.

— Привет, брат, — буркнул я.

— Не брат ты мне, гнида черножопая, — захихикал Квазиморда.

— Придурок, — сказал я шутнику. — Я ведь тебя и застрелить мог.

— Вянет лист, проходит лето, иней серебрится. Юнкер Шмидт из пистолета хочет застрелиться, — загадочно произнес Квазиморда. Он был крайне начитанным и умным человеком, но о его прошлом никто ничего не знал. — Я бы тебя мог еще раньше прикончить, но уж больно жрать хочу.

— Убил бы и забрал жратву-то.

— Хе. Во-первых, ты не один — там вас вон сколько шарится, в домишке. Во-вторых, жрать одному скучно, да и в компании с покойником тоже невесело. В-третьих, ты не совсем еще говно, потому зачем тебя убивать? Незачем тебя убивать… Пока по крайней мере. А станешь говном — и без меня прикончат добрые люди. Ну и в-четвертых, у меня патроны кончились. А нож я потерял. А голыми руками я тебя не осилю, Упырь.

Вот такой был Квазиморда — тут же выдал весь расклад. Кстати, сталкером как таковым он не являлся, просто бродил в Зоне, что твой мутант, иногда собирал артефакты для продажи, но особой целью это не ставил. Братом я его назвал скорее по инерции, да и никогда не был на сей счет особо разборчивым.

— Пошли тогда жрать, — предложил я.

— Пошли, Упырь. — Он вскинул на плечо замызганный вещмешок, на другое — такой же замызганный «Калашников», древний, с деревянным прикладом.

— Я тут вообще-то на карауле…

— Да нет тут вокруг никого, — заверил Квазиморда. — Идем уже. Я знаю, потому сказал.

Мы вошли в домик, сначала я, за мной — Квазиморда. Профессор воззрился на нас с открытым ртом, а Соболь сказал:

— Опаньки. Кого мы видим, кого мы лицезреем.

— Жрать хочу, — бесцеремонно сообщил Квазиморда, бросая на гравий автомат и неуклюже плюхаясь рядом. — Здорово, лишенцы.

Профессор поспешил отодвинуться подальше. Квазиморда это заметил и, криво ухмыльнувшись (прямо ухмыляться он физически не мог), буркнул:

— Не ссы, мужик, я не мутант. Это у меня просто имидж такой.

— Наш человек, — кивнул я профессору.

— Чува-ак… — Аспирин протянул Квазиморде кусок хлеба с салом. — Погоди, щас жратва сварится. Вот, точи пока это.

Квазиморда сунул бутерброд в рот и принялся жевать, поддерживая челюсть рукой. Мне всегда было интересно, почему он не обратится к Болотному Доктору: мало кто выжил после такой «карусели», как Квазиморда, и Доктор его уж точно починил бы как минимум из научного интереса. Но, видать, Квазиморде нравилось и так.

— Ты чего в Зоне-то? Как прошел? — спросил Пауль.

— А я тут давно, — чавкая и пуская слюни, сказал Квазиморда. — Месяца два уже.

— За каким? — удивился Аспирин.

— Гулял, — неопределенно махнул рукой Квазиморда. — У вас там делать не хрен, зажрались все. А тут интересно. Квинтэссенция абсурда.

Профессор покосился на Квазиморду с уважением. Ишь, того и гляди научный диспут устроят…

Аспиринова похлебка пахла недурно, но, конечно, это была жратва исключительно для полевых условий. А я любил домашнюю кухню, еще мама меня приучила. Например, мясную солянку.

Сталкеры вообще обожают посудачить насчет жратвы и поделиться рецептами. Может, нервное это у нас или черт его знает. Кто-то кулебяку с рисом выпекает, другой — грибной суп варит, Хемуль вот со стейками своими носится, а я — мясную солянку ценю.

Если вы не знаете, как правильно готовить мясную солянку, я вам расскажу. Понятное дело, в походных условиях ее не сваришь — к солянке следует относиться уважительно, кушать ее несколько дней (на следующий день она значительно вкуснее, нежели только что снятая с огня). Итак, главная фишка в том, что вам потребуется огуречный рассол. Не кислятина из магазинных корнишонов, а настоящие огурцы, которые делают бабушки из того, что вырастили собственными руками.

Вот на этом рассоле и нужно варить бульон из мелких кусочков мяса. Лучше пары сортов — говядины и свинины, например. Баранина чуток похуже на мой вкус, но приемлемо. Когда он сварится (а это час-полтора), добавить томатный соус, нарезанные лук, морковку, соленые огурцы, каперсы, сахар и соль по вкусу. Перец, понятное дело. Еще минут через двадцать — покоцанную на кусочки ветчину, копченую колбасу, можно еще какую-то мясную фигню типа даже сосисок. И варить еще минут пятнадцать.

Блюдо должно быть жирное, густое и сытное. Сметанки туда при употреблении, перчика. Если хотите испортить солянку — киньте кусок лимона, в кабаках всегда так поступают. Сказать почему? Потому что варят не на рассоле и не с теми огурцами.

Вот как-то так.

Пока я так думал о солянке, у меня аж слюнки потекли, словно у Квазиморды. Аспирин тем временем разлил свое варево по котелкам.

— Может, выпьем за знакомство? — предложил неожиданно профессор.

Все посмотрели на меня.

— Что ж не выпить, выпьем, — согласился я. Аспирин тут же добыл флягу, пустил по кругу. Профессору досталось пить после Квачиморды, и он немного помедлил, но вытереть горлышко рукавом не решился. Соболь глотнул и отправился в охранение — уже как-то так вырабатывалось, что он со своей артиллерией и прибором ночного видения стал постоянным часовым, раз я тем более гостя принимал. Соболь не возражал, остальные — тоже.

После выпивки, которая была практически символической, принялись хлебать Аспиринов супчик, куда он бухнул две банки консервов, причем одни консервы были мясные, а вторые — рыбные, а также пару горстей вермишели. В общем, есть это было можно и нужно.

Насытившись, мы дождались, пока свою порцию прикончит Квазиморда: ему из-за проблем с челюстью есть было неудобно и времени уходило больше. Хлюпал и булькал он тоже неприлично, с рожи текло… Облизав ложку, он наконец вытер ее об одежду (о гигиене представления у Квазиморды имелись такие же, как об уходе за собственной внешностью), вернул Аспирину и сказал:

— Патронов отсыпьте, а?

Я молча дал ему автоматный рожок.

— Больше никак, брат. Нам еще идти и идти.

— Вот, кстати, спросить хотел, куда вы, собственно, путь держите, — принимая рожок, поинтересовался Квазиморда. — Туриста, что ли, ведете?

— Туриста, — покивал я.

— Богатый, видать, турист, — покосившись на профессора, сказал Квазиморда. — Вон вас сколько его пасет… И пачка толстая.

Петраков-Доброголовин хотел было оскорбиться, но передумал.

— И далеко ведете болезного? — продолжал Квазиморда. — Чего сразу не шлепнете в канавке? Шутка. Так куда тащитесь?