Битые козыри

Милз кончил.

— Теперь, — сказал Лайт, — прошу выслушать самого совершенного из мэшин-менов — Эйба.

Лицо руководителя мими, затопивших подводные корабли заговорщиков, было хорошо знакомо зрителям, и его встретили восторженными аплодисментами. Он был краток:

— Мне неведомы ни гнев, ни жалость, ни сострадание. Я знаю, что разумно и что неразумно, что принесет людям благо и что зло. Чтобы помешать силам зла, я по рекомендации Комитета Бдительности связался с мыслящими системами главных энергетических центров и доказал им необходимость внести коррективы в про грамму их деятельности. Через десять минут и до того момента, когда аппарат разоружения приступит к работе, прекращается подача энергии всем промышленным предприятиям, транспортным средствам и телевещательным станциям страны.

На этом передача из Кокервиля закончилась.

Наступил день, пришествия которого ждали так долго, что перестали верить в эту возможность. Международные комиссии экспертов заняли наблюдательные посты на крупнейших космодромах Земли. А вместе с ними приготовились смотреть и видеть миллиарды глаз. Впервые с тех пор, как люди научились истреблять друг друга, сначала подручными, а потом все более совершенными средствами, правительства всех стран приступили к уничтожению своих арсеналов.

График был рассчитан по минутам. По главным глобальным трассам, охраняемые патрульными машинами, огражденные от всех возможных задержек в пути, двигались к космодромам эшелоны гигантских контейнеров. Они везли смерть.

В каждом контейнере были упакованы боеголовки с разной начинкой, разной мощности, но одинаково гибельные для всего живого. Все, что служители бога войны скрывали в горных массивах Земли, таили в ее недрах и в морских глубинах, было извлечено на поверхность. Человечество впервые увидело воочию, на что бесплодно растрачивался труд многих поколений.

Комментаторы на всех языках называли виды оружия, появлявшегося на экранах, и деловито уточняли, какие разрушительные силы в них заключены. Уже сотой или тысячной доли того, что извлекли, было достаточно, чтобы сжечь, перемолоть в песок, залить кипящей водой океана всю сушу. А на свет появлялись все новые и новые конструкции, воплощавшие гений и бездушие инженерной мысли. Это был парад овеществленного страха, ненависти, неукротимой агрессии и вынужденной самозащиты.

На космодромах уже выстроились многоступенчатые ракеты, готовые к запуску. Они загружались прибывавшими контейнерами. ДМ, обслуживавшие экспертов, сверяли количество и характер груза с перечнем, составленным заранее. Все было будничным, как будто готовился очередной транспорт с продуктами на Луну.

Сигнал на запуск ракет был дан в одну и ту же секунду на всех космодромах. Вспыхнули стартовые огни, раздался рев двигателей, но его заглушил восторженный голос человечества. До последнего мгновения не верилось, что это произойдет. И вот — свершилось!

Каждый малыш знал курс запущенных ракет. Миллиарды лет посылало Солнце свои лучи, чтобы зародить и поддержать на планете жизнь. Теперь люди призвали его принять и поглотить арсенал смерти. День и ночь, с короткими интервалами, уносились в космос ракеты по одному и тому же маршруту: Земля — Солнце.

В это же время одни команды роботов отправляли в плавильные печи военные самолеты, корабли, машины всех классов, а другие — взрывали, затапливали, демонтировали предприятия и лаборатории, производившие то оружие, от которого освобождалась Земля.

В бывшем кабинете Кокера перед сферическим проектором сидели Лайт и Милз. Они следили за операцией разоружения так же, как и все люди, как рядовые свидетели, от воли которых уже ничего не зависело. Лайт был спокоен и внимателен. У Милза выступили слезы.

Эвакуация обитателей Кокервиля началась, как только первые ракеты ушли в далекий рейс. Теперь, когда уже ничто не могло остановить крушения всех военных замыслов, хищников можно было отпустить на волю. Последним отбыл Макрожер со своими охранниками. Остался только обслуживающий персонал мэшин-менов, командовать которыми было поручено Дику.

— Гарри… Я хотел бы знать, что говорят тебе твои мысли-чувства? Мне кажется, что одним интеллектом невозможно охватить величие того, что мы видим.

— Ты прав, я уже не умею восторгаться. По-моему, это просто разумно.

— Что ты собираешься делать с Кокервилем?

— Объявлю его интернациональным центром науки и переименую в Сапиенсвиль. Он будет открыт для ученых всех стран. И пропуск сюда будет один — бескорыстное стремление к истине. А выдворяться отсюда будет всякий, независимо от заслуг, если проявятся в его поведении криводушие, зависть, лицемерие, карьеризм…

— Твой авторитет среди ученых сейчас так велик, что ты можешь диктовать любые условия.

— Никому и ничего, кроме высоких нравственных норм, я диктовать не собираюсь. Надеюсь, что, став примитивным наброском чева, я лишь рассеял сомнения в безграничном могуществе разума. Но путей к истине не счесть. Пусть соревнуются самые одаренные и честные.

— Ты представляешь себе, сколько средств освободится для науки! — воскликнул Милз. — Контакт с другими цивилизациями становится близкой реальностью.

— Не думаю. Все незаселенное — заселим, а насчет контактов… Я пришел к твердому убеждению, Бобби, можешь принять его как постулат. Войти в сообщество других цивилизаций может только такая планета, на которой не осталось места неразумности и хаосу, иными словами — планета, свободная от злодеев и дураков. Совершенный интеллект и главенствующий альтруизм — обязательные условия для приобщения к коллективному разуму Вселенной. А мы еще очень далеки от этих требований.

— Но вряд ли все цивилизации выше нашей. Если они будут встречать пришельцев огнем, каково будет тем, кто вооружен только альтруизмом?

— А к недозревшим цивилизациям и соваться не нужно. Пусть дорастут.

— А если они сунутся?

— Исключено. Цивилизации низшего уровня слишком много сил отдают междоусобной грызне, чтобы возвыситься до грандиозных свершений. Именно поэтому наша прародина и оставалась в изоляции, пока шли на ней социальные распри. Все эти бредни о завоевании, покорении, разграблении других планет — лишь отражение нынешнего, временного людского безрассудства. Если мы у себя покончим с войнами, то уж наверняка они станут невозможными в космосе. А пока мы с тобой будем идти избранным путем. Времени теперь у нас бесконечно много…