Принц Полуночи. Трилогия

К тому моменту как Казимир сообразил выйти из боя, его болид уже получил одно критическое повреждение. А поскольку у Тира не было других ведомых и он никого не мог назначить в сопровождение машины, вышедшей из боевого порядка, прикрывать отступление Казимира тоже пришлось самому.

Он не справился. Так позорно не справился, что аж стыдно стало.

Казимира не сбили, но в итоге его болид оказался способен лишь дотянуть до летного поля. Тир сбил Монье, сбил чистенько: маркер запятнал колпак кабины аккурат напротив головы пилота. Но самого Тира в упор расстрелял фон Геллет. Граф остался без двух маневровых двигателей, однако непохоже, чтобы ему это помешало.

Из машины Тир вылез злой, но страшно довольный. Его в первый раз так лихо обыграли на его же поле. Стыдно было, да, но какое это имеет значение, когда день прошел настолько насыщенно, что стоил, пожалуй, месяца полетов с любыми другими людьми.

– Останься, – велел фон Геллет, – нам с тобой еще нужно кое-что обсудить.

Обсуждали на командном пункте, в уже знакомом кабинете. Правда, сейчас там присутствовал еще и Монье.

– Хонален, – поправил он, – ты не понял еще, что ли? Его сиятельство с тобой весь день на «ты» и по имени. Нам теперь вместе летать. – Ухмыльнулся и добавил: – Можешь называть меня отец Хонален, я не обижусь.

– Падре, – сказал Тир.

– Чего?

– То же самое, что «отец». Падре Хонален. Тебе подходит. Ты толстый и благостный.

Монье заржал, игнорируя строгий взгляд фон Геллета.

– Прекратить балаган, – приказал граф. – Тир, у меня к тебе два вопроса. Ты действительно сразу выделил Хоналена из остальных гвардейцев?

– Да. Ваше сиятельство.

– Почему?

– Потому что он… – Тир задумался над верной формулировкой, – умеет летать, – пояснил он без особой надежды, что его поймут.

Его, однако, поняли.

– Ты сразу это увидел? – уточнил граф.

– Сразу, ваше сиятельство.

– Титулование через раз, – прокомментировал фон Геллет. – Буду считать это прогрессом. Как ты определил, что он, как ты говоришь, умеет летать?

Ну и вопросы! Тир умел формулировать и облекать свои ощущения в слова, но не тогда, когда дело касалось настолько тонких материй. Как определил? Хонален был в небе, вот и все. Что там еще определять?

– Подумай над этим, – велел его сиятельство. – Для нас крайне важно научиться находить таких пилотов.

– Это не ко мне. – Тир покачал головой. – Тот, кто умеет летать, его и искать не надо, о нем говорить будут. А кто еще не умеет… как их вычислишь?

– Вот и подумай. Теперь второй вопрос: что связывает тебя с князем Мелецким?

То есть? Что значит «связывает»?

Тир не стал переспрашивать, просто удивился.

– Казимир меня защищает, – сказал он, умудрившись не ухмыльнуться.

Хонален что-то невнятно булькнул. А фон Геллет покачал головой:

– Ты, конечно, нуждаешься в защите… но не в той, какую может обеспечить Мелецкий. Однако ты тянешь его за собой, начиная с Радзимы. Зачем? В нем есть что-то особенное?

– Ни черта, – с досадой признал Тир. – Но для вас, ваше сиятельство, что-то, может быть, и найдется. Поговорите с Казимиром сами. К тому же он хороший пилот.

– Отличный, – признал граф. – Еще одно правило, Тир, о котором Хонален забыл упомянуть. В небе нет титулов. Это понятно?

– Так точно, ваше сиятельство.

Ему показалось, что фон Геллета слегка передернуло, и Тир мысленно записал себе один балл.

– Почему «отец»? – спросил он у Хоналена, когда оба вышли под открытое небо.

– Потому что бывший священник, – ответил тот. – С точки зрения нашего графа, я слишком хорошо летал, чтобы служить Господу. И, каюсь, его сиятельство слишком быстро убедил меня в том, что так оно и есть.

– Священник, – протянул Тир, – а так и не скажешь.

– Да по тебе тоже… много чего не скажешь. – Хонален смерил его взглядом. – Ты где живешь-то?

– В казармах.

– Переезжай на Гвардейскую улицу.

– А есть и такая?

– Есть, только называется по-другому. – Махнув рукой, Хонален пренебрежительно добавил: – Кому какое дело, как там она называется? Гвардейская и есть. Наши почти все там живут. В казармах – только самые отпетые. Да, кстати, Эрик тебе не сказал, машина, на которой ты летал сегодня… если хочешь, можешь ее выкупить. В кредит. – Хонален расплылся в улыбке. – Тысяча олов, я считал, это двадцать лет платить. Хороший стимул не помереть, нельзя ж такие долги оставлять: дети вовек не расплатятся.

Кредиты были не только стимулом «не помереть», но и дополнительным фактором, удерживающим гвардейцев на военной службе. А Тир расплатился за болид сразу. Теми деньгами, которые получил от Лонгвийца.

Граф, узнав об этом, только головой покачал:

– Ты что, свинец в золото переплавляешь?

– Нет, – сказал Тир, – я просто очень дорого стою.

– Спорить трудно. Хонален уже посоветовал тебе купить дом?

– Я ведь куплю. – Тир улыбнулся, вспомнив об остатках первой тысячи, полученной от Пардуса. – И выплачу всю сумму сразу. Ваше сиятельство, я и так ваш с потрохами, куда я денусь? Не надо надевать на меня поводок.

– Я предпочел бы, чтоб ты жил среди нормальных людей, – серьезно сказал фон Геллет. – Среди тех, у кого есть дома, семьи, дети… ты впитываешь человеческое, как губка, и будет гораздо лучше, если ты освоишься на Гвардейской улице, чем в казармах, среди парней, которые живут от войны до войны.

В казарменной жизни Тира устраивало все. Казармы были обычным многоквартирным домом, комфортным, с хорошей звукоизоляцией, под завязку набитым эмоциями, среди которых хватало отрицательных. В городе не найти уединения, значит, и искать не надо, а надо, наоборот, выбирать места наибольшего скопления людей. Превращать минусы в плюсы.

Граф так не считает.

– Слушаюсь, ваше сиятельство, – безразлично ответил Тир.

Фон Геллет что, хочет сделать из него человека? Но он ведь и так достаточно хорошо притворяется человеком, будучи на земле. И при всем желании не сможет притворяться, поднимаясь в небо. Точнее, сможет – он все сможет. Но не станет.

Когда фон Геллет пообещал, что будет защищать его, настороженность превратилась в страх. Совершенно немотивированный, а потому не имеющий права быть.

Тир ненавидел немотивированные эмоции, так что бояться перестал. Опасаться – продолжил. И приложил немало усилий к тому, чтобы навести порядок в чувствах, согласовать их со здравым смыслом и удалить все, что не согласовывалось.

В конце концов он пришел к выводу, что на этой планете весьма осмотрительно опасается всех, кто демонстрирует сверхчеловеческие возможности, не являясь при этом ни магом, ни Грэем И’Слэхом. Возможности магов, кстати, были в пределах человеческих, просто в Саэти эти пределы были несколько шире, нежели на Земле. А вот возможности Эрика фон Геллета в рамки не укладывались. Значит, от него можно и нужно было ожидать неприятностей просто потому, что он был способен эти неприятности устроить.

Пока, правда, граф обещал защиту. Но какова цена его обещаниям?

Это только предстояло выяснить. Пока все складывалось неплохо. Даже, пожалуй, хорошо. Тир поднимался в небо и забывал о настороженности, и жалел о том, что не может остаться в небе навсегда, потому что, когда он возвращался на землю, опасения и тревога уже ждали его. Они еще и сил набирались за то время, пока он летал. Покидая машину, он ругал себя за то, что позволил себе расслабиться. Справедливо ругал, но что делать, если, оказавшись с фон Геллетом в небе, Тир просто не мог поверить, что тот однажды захочет убить.

Оказавшись на земле, он знал, что рано или поздно погибнет от руки графа или по его приказу.

Если только раньше не сбежит.

ГЛАВА 5