Моя война

— Но как же они тогда изменят мир, если идея по-твоему — это достояние избранных? Ведь всегда наибольшее распространение получали религии, где сильнее миссионерское движение.

— Да, но становилось ли от этого хорошо этим религиям?..

— А кому это интересно? Главное в таких вопросах — борьба за власть.

— К сожалению, так. И ты сама подтвердила мои рассуждения. Идея, пущенная на поток, превращается в дубину. В орудие для борьбы за власть. Так что Заратустра был прав, когда решил, что Сверхчеловек должен учить спутников, но не толпу.

— Да, но как этим изменить мир?

— А мир и меняют немногие. Пастухов всегда меньше, чем овец в стаде. Но все гораздо сложнее, чем кажется.

Мимо моего лица проплыла тарелка с чем-то мясным и одуряюще пахнущим. Рот наполнился слюной.

— Мы потеряли Акруса. Всем, кто не занят в активном контакте, необходимо закрыть прорыв в третьем секторе!

Странно было сидеть в ресторане, слушать какие-то клавишные переборы немного атонального джаза и сознавать, что где-то в округе ведется бесшумная, но кровопролитная война. И все из-за человека, рассуждающего о судьбе мира и философии. Интересно, Монгол представляет себе, какие силы вертятся вокруг него?

— Похоже, в философской баталии наступило перемирие, — констатировала я.

— Согласен, — Монгол снова наполнил бокалы. — По этому поводу я предлагаю выпить. За небо, которое обнимает Землю.

— Поясни.

— Небо — это то место, где рождается черная туча, называющаяся человеком. Из этой черной тучи должна ударить молния. Этой молнией будет Сверхчеловек.

Он поднял бокал.

— Будем думать, что это был последний залп философской батареи перед перемирием, — заметила я.

— Будем.

Второй раз “Жемчужина степи” уже не показалась сильно кислой.

— Кстати, — Монгол положил на колени салфетку, —,я тебя не утомляю такими темами? А то, может быть, ты предпочитаешь разговоры о Луне, погоде или что-нибудь в том же духе?

— Глупый! Ты не умеешь вести разговоры о Луне, природе и погоде. Поэтому я не надеюсь на подобный подарок судьбы. И с твоей стороны это было бы порядочным свинством. А как называется то, что мы сейчас будем есть?

— Если не ошибаюсь, — Монгол присмотрелся к блюду повнимательнее, — это пресловутый семьсот десятый номер.

— А в простонародье?

— Натуральная свинина, запеченная в сметане. Отдельные кусочки тщательно отбиваются, а затем в них заворачивают маслины с сыром. Все это обжаривается, но так, чтобы мясо было сочным, немного с кровью.

— Но ведь сыр вытечет…

— Нет. Точнее, да, вытечет, если это делает обычный повар. Кстати, то, что ты видишь сверху — ананас.

— Вижу. А повар у нас необычный?

— Ну, не совсем. Ты знаешь историю этого ресторана?

— Нет. Никогда не интересовалась.

— Третий виток! Опасность прорыва в третьем секторе! Ввожу резерв…

“Третий виток — это уже недалеко от нас, — подумала я, глядя на истекающие соком кусочки мяса. — Еще один такой прорыв — и нам будут слышны выстрелы. Как все плохо!”

— Дело в том, — Монгол позволил официанту поставить на стол еще одно блюдо, — что десять лет назад один польский ловкач, сумевший лихо подняться на торговле продуктами в страны-изгои, контрабандой через карантинную зону, сошел с ума.

— Как так?

— Ну, так. Говорят, впрочем, что ему помогли. Есть много способов свести человека с ума в принудительном порядке.

“Рассказывай, рассказывай… То-то я не знаю…”

— И все его богатство было под большой угрозой. Особенно если добавить к этому полную неразбериху с вопросом наследования в его семье. Но он сумел вывернуться.

— Сумасшедший?

— Потому и говорят, что его сумасшествие носило искусственный характер. Он основал фонд. И назвал его “Фонд вкусной пищи”. Все его деньги, вся его собственность стала принадлежать этому фонду.

— Но он же был сумасшедший! Фонд должны были расформировать.

— Я не знаю, как он сумел проделать это, но доктора официально признали его недееспособным уже после того, как он основал фонд. Любые химические вещества, измененные продукты, внешние воздействия не оказывают своего влияния сразу, пред— j шествует некая стадия, когда человек чувствует: что-то не так, что-то давит на него. Тот поляк был полный и законченный параноик, он был склонен видеть заговор во всем. К тому же он был человеком с большим чувством юмора. Почувствовав, что сходит с ума, он вложил все свои деньги в фонд и на всякий случай нашел себе очень надежных опекунов. Не из числа своих родственников.

— И в чем заключается их надежность? Абсолютно надежных нет…

— О, он умело сыграл на их страстях. Они были такие же, как он, большие любители вкусно поесть. Так называемый Клуб толстяков, куда входят самые богатые обжоры мира. Теперь они, вместе со своим подопечным, живут на своих плавучих ресторанах. И едят. Столько, сколько им хочется. В их распоряжении лучшие повара и лучшие продукты. Потому что таков устав фонда. С тех пор “Фонд вкусной пищи” самым внимательным образом следит за любыми новинками в области кулинарии, а их на самом деле немало. Кстати, последней мыслью, которая относилась к таким кулинарным “извращениям”, была теория, что наилучшее пищеварение достигается у человека, на которого не оказывают влияние побочные вибрации. Так появился ресторан на антигравитационной платформе. Я думаю, не имеет смысла добавлять, что того самого богатого поляка звали Людвиг Ляховецкий.

— Потрясающе.

— Близнецы и Юнион! Третий сектор! Второй сектор! Всем оставшимся в живых! Эвакуация! Код Черный Огонь!

Я поперхнулась. Лорд применил оружие массового поражения. Нечто вроде городского варианта напалма. Межкорпоративные войны приучают к точности. Лишние жертвы ни к чему. Просто выжигается определенная территория. Пусть небольшая, но зато как эффективно…

— Что-то случилось?

— Я должна отойти, — ответила я и сделала неопределенный жест.

— Это там!

Монгол, чуждый условностям высшего общества, ткнул вилкой куда-то мне за спину. Я встала, окинула взглядом соседний столик и двинулась, куда указывал Монгол. Наши соседи даже не шелохнулись, лопали что-то из своих тарелок и, казалось, совершенно не обращали на меня внимания.

Я не боялась оставлять Монгола в одиночестве. Во-первых, те двое вряд ли представляли собой команду, предназначенную для захвата, скорее уж, они были страховкой на финальном этапе, а во-вторых, десант не мог высадиться так, чтобы я его не засекла. К тому же Монгол слишком любит себя, чтобы оставить даму в ресторане одну. В его галантности есть частичка самолюбования.

В кабинках было пусто. Я заперлась в дальней.

— Лорд, мне нужна информация. Ты уже начал баловаться с большими игрушками? Так плохо? Мне уводить Монгола?

— Угомонись Кали, — голос Лорда звучал резко, он явно зашивался там, у командного пульта. — Угомонись! Времени нет. Обратный отсчет. Десять. Девять. Восемь. Семь.

— Лорд! Все наши покинули зону?

— Шесть. Пять. Тут такое творится! Четыре. Три. Два. Один. Черный Огонь!

За этими словами последовала секундная пауза.

— Не все, Кали, — Лорд сказал это по моему приватному каналу. — Ушли не все.

— Я увожу его? Он явно знает про операцию. Так или иначе, он собирается сорваться. Могу ли я его убить в случае…

— Н-нет, — голос Лорда прозвучал несколько неуверенно. — Объект убивать запрещено. Даже под угрозой потери контроля. Хотя он уже выбрал все кредиты…

И затем по общей связи:

— Раскручиваем “Спираль”.

Фаза атаки — это не по моей части. Я вышла из кабинки и подошла к умывальникам. Автоматически вымыла руки. Из большого зеркала на меня смотрела женщина. Черные, по-настоящему черные волосы. Лицо, чуть-чуть сдобренное восточной высотой скул и легкой смуглинкой кожи. Молода. Красива. Только глаза смотрят жестко, цепляются к мелочам. Человеку с такими глазами нельзя доверять. Женщины это чувствуют инстинктивно, сторонятся, мужчины думают другим местом, поэтому с ними проще, благо с фигурой все в порядке, есть и талия, и бедра, и грудь. Хотя все это маскировка, фасад. Внутри этой сладкой конфетки находится бсобенный орешек. Это раздражает. Как будто смотришь на ящик с двойным дном. Вот он, вроде бы нормальный, обыкновенный предмет с четырьмя стенками и дном. Наполнен разнокалиберным хламом, до которого никому нет дела. Но это не все, у него есть нечто, что он скрывает. То, о чем знает только он и тот, кто его создал. Мне всегда казалось, что подобные вещи смеются над человеком. Хихикают втихомолку, словно злые иллюзионисты, выставляя на всеобщее обозрение мнимую пустоту или заполненность.