Разитель. Трилогия (СИ)

«Дурак должен оставаться дураком, иначе возникнут лишние хлопоты…»

Так подумал Пахтор, одновременно спрашивая:

– Ну а кормить нас покормят? Остановка же, хоть и непредвиденная, все равно остановка, а по правилам на остановках положено пассажиров кормить.

Легкий гул показал, что и прочие пассажиры эту идею всячески поддерживают.

– Раз положено, значит, что‑нибудь придумаем, пока с вами поговорят, – заявил инспектор и даже позволил себе улыбнуться. Похоже, такой мирный исход его вполне устраивал.

И Пат тоже испытал чувство удовлетворения. Хотя и не мог сказать, чем оно вызвано. Не от какой‑то мысли шло оно, а просто – возникло само по себе.

16. Охота – спорт для избранных

Генерал Иванос обратился к своему старшему помощнику (заместителей ему не полагалось, поскольку он сам был заместителем):

– Жаловаться не приучен, поэтому и сейчас не стану. Но как частное лицо позволю себе пару ласковых в адрес нашей медкомиссии…

На лице помощника возникло сочувственное выражение. Иванос внутренне усмехнулся: не зря он всю жизнь считал, что врачебная тайна всегда остается тайной только для самих врачей, но никак не для всех остальных.

– Конечно, – согласился помощник. – На нашей службе…

Иванос прервал его тоном мудрого наставника:

– Какая бы они ни была – но это наша Служба.

– Так точно, – ответил помощник незамедлительно.

– Для которой нам и здоровья не жаль. Тем более приходится его беречь.

После этих слов он перешел уже на тон официальный:

– С сего дня, согласно докладу медкомиссии и приказу Директора, убываю в отпуск для прохождения оздоровительного курса в мир Стрелы Третьей. Мне рекомендовано быть на природе, а там, говорят, прекрасная охота. Вот и Разитель подтвердил – он только что оттуда. Предложили выбрать между охотой и гольфом – охота мне больше по сердцу. Срок установлен – две недели, далее – по заключению врачей. Вас оставляю за себя. Примите текущие дела…

Принять текущие дела помощник (как и всякий помощник) был готов уже давно. Конечно, за две недели себя особенно не покажешь. Но все же, все же, все же…

– Связь со мной – лишь в самых крайних случаях. Только по нашим линиям. Коды найдете в компьютере. И вот еще, затвердите себе: канал 002‑2 не занимать никогда и ни при каких условиях.

– Слушаюсь. Но разрешите доложить: Канус снова вышел на связь. Сказать ему, что вы уже убыли?

– Канус? Ладно, раз я еще тут… Переключи на меня. И – иди, иди, командуй.

Помощник повиновался. Иванос нажал две кнопки на пульте, делая предстоящий диалог недоступным ни для какого контроля и подслушивания.

– Канус! Ты все еще там?

Слышимость была прекрасной – как из соседней комнаты.

– Последние часы. Есть возможность продолжить маршрут. Вот хочу спросить: будут какие‑то дополнительные указания? Изменения?

– Да нет, пожалуй. Все остается в прежних рамках. А хотя… есть кое‑что. Пиши сейчас на свой мик – сброшу информацию, которая тебе поможет. Потом сам в ней разберешься, сейчас и тебе, и мне недосуг. Готов?

– Гоните.

Иванос покормил кристаллами и запустил машину – ту самую, которая была свидетелем его разговоров с Разителем, да и вообще – всего, что заслуживало такого же внимания. «Все же наша техника помощнее, чем твоя, Ра, Служба – это тебе не кустарь‑одиночка…» – так думал генерал, чуть усмехаясь, пока шла передача. «И программы не ты один сочиняешь. Вот встретимся в следующий раз – и придется тебе с этим согласиться. Если встретимся, конечно…»

– Все принял. Еще информация?

– Больше ничего. Счастливого пути, Канус. Удачи. И – до встречи.

– Всех благ вам. Следующая связь – после маршрута. Конец.

– Вот, похоже, все, – проговорил Иванос негромко. Усмехнулся, подумав, как удивится кое‑кто со временем. Если, конечно, все будут живы и здоровы. Ну, что же: сейчас тут осталось сделать только одно, чтобы не откладывать и не рисковать излишне. Внимательно, осторожно. Мик готов. Включаем…

Постучали в дверь:

– Разрешите?

Помощник. А теперь, собственно, уже и.о. генерала Иваноса. Не вовремя вернулся.

– Через три минуты, ровно! – рыкнул Иванос самым страшным своим рыком. – Переодеваюсь!

Через три минуты и в самом деле все было закончено. Теперь главное – продержаться до выхода из здания Службы. Чтобы никто…

– Да, войдите!

Вошедший одновременно с этими словами помощник поспешил произнести заготовленную заранее формулу прощания. Но уже чуть другим голосом, чем до сих пор, с каплей начальственной интонации:

– Желаю скорейшего излечения, Иван Афанасьич. И доброй охоты.

– Благодарю сердечно.

Помощник проводил его взглядом, невольно подняв брови.

Все‑таки как меняет человека антураж! Словно бы и не генерал Иванос вышел только что из кабинета, а кто‑то совсем другой. Да, искусство перевоплощения для Службы – великое дело!

17. Имя личное и семейное

– Назовитесь полностью: имя личное, имя семейное…

– Да, кан. Конечно, кан. Пат Пахтор, кан.

– Пат – личное имя?

– Ну а как же еще? Не Пахтор же. Пахтор – семейное имя. Пахторов много на Кантре. Как же Пахтор мог бы стать личным именем? Никак, кан.

«Глуп, – подумал контролер Четвертого отдела – департамента иммиграции – мира Улар, здесь, на грузопассажирском транспорте, перехваченном в сопространственном узле, ради скрытности именовавшийся просто инспектором. – Почему‑то перехватываем мы в основном дураков, а своей волей приезжают и вовсе идиоты. Наверное, так и должно быть: они удобряют почву, делают ее пригодной для того, чтобы к нам захотели умные. И это хорошо: с дураками не возникает проблем сложнее обычного полицейского уровня…»

– Мир рождения?

– Кантра, я ведь говорил уже. Вот только что.

– Много болтаешь. Цель поездки?

– Это вы про что?

О небо! Туп, как слоновья нога.

– Зачем сел на корабль и полетел туда, на Астрею? Работать, жениться, рыбу ловить, банки грабить или просто – захотел и поехал? Теперь ясен вопрос?

– Ну… все едут кто куда, и я поехал. Вроде бы приглашали оттуда. На работу, понятно. А вовсе не жениться. Это же надо придумать: жениться на Астрее! С ума сойти. Да и не на Астрее… Работать позвали, усек? Иначе я и не поехал бы. У нас, Пахторов…

– Это в другой раз. Про Пахторов. Поехал на время или насовсем?

Спрашивая, контролер‑инспектор даже не смотрел на отвечавшего иммигранта на Астрею – одного из пассажиров третьего класса, – тридцать человек в обширном, по сути дела, трюме, теперь оборудованном пассажирскими капсулами такой древности, какие только на подобных лоханках еще и сохранились. Тридцать дураков на трех дежурных контролеров, на каждого лопуха не более двадцати минут. Так что не до физиономистики. Контролер смотрел на дисплей: главными были вовсе не те вопросы, какие надлежало задать, и не ответы, которые полагалось выслушать, а происходивший одновременно тонкий поиск в сознании и мике анализируемого вахлака: если есть у него не то что камешек, но хотя бы маковое зернышко за пазухой – на дисплее плавно струящиеся кривые сразу же выдадут лихой степ; тогда вахлаком (который может оказаться и вовсе не вахлаком) займутся другие специалисты. Бывало такое. Но… но не на этот раз. Все рутинно: четкие мысли первого ряда (о еде, о приюте, о бабе, о работе, о деньгах), мыслишки все как на подбор неразвернутые – из двух слов. Рутина. Да и трудно ожидать другого: те, кто чего‑то стоят, едут не по вербовке, а по персональным приглашениям, и не в третьем классе, и разговаривают они совсем по‑иному… А вся история его жизни – вот она, на дисплее, надо только уметь прочесть. Родом – из глухого селения, пахал землю, потом отбывал воинскую… Действительно, глухомань какая – эта Кантра: в войска идут по обязанности, не по своей охоте. Прослужил – ого, шесть годиков… это их тамошние годы, значит, по конвенционному счету – сколько же? Восемь с половиной, вот как. Тут мы отметочку поставим, ярлычок: это может кого‑то и заинтересовать. Столько времени в войсках, выходит, как‑то пообтесали его там и это ему пришлось по вкусу. А почему бы и нет? Кормят, поят, одевают, чего еще? Ну а что же такое приключилось, что пришлось мужичку из армейской жизни уходить в гражданскую? Вряд ли по своей воле. Физически здоров, это на дисплее показано было в самую первую очередь. Может, сильно закладывал за воротник? Это бывает с людьми. Ну‑ка, ну‑ка? Вот тебе раз: и в этом не грешен. И по наркоте – ноль. За что же это его шуганули? В его памяти это наверняка застряло, если даже сам он этого и не понимает. Точнее наводочку, точнее…