Дурная привычка (СИ)

Я лежал, закрыв глаза, полностью опустошенный. Сил у меня уже не осталось. Мне хотелось только уснуть и не просыпаться несколько дней. А когда проснусь, я хотел, чтобы кошмар последних недель остался там, во сне. Вся Зона осталась бы во сне, а я бы очутился под пушистым одеялом дома. И рядом чтобы стояла тарелка с булочкой и чашка какао, с густой пенкой, как варила его мама.

Обвал за стеной прекратился, и в туннеле наступила могильная тишина. Лучи наших фонарей прорезали пыльный воздух и упирались в потолок, построенный, как и стены, из дугообразных чугунных блоков, уложенных на манер кирпичей в кладке. Только скреплены блоки были не цементом, а огромными болтами, прошивавшими их чугунные стенки. Пол, на котором мы лежали, был бетонным, и по нему куда-то в темноту убегали рельсы узкоколейки.

Пятно моего от фонаря не шевелилось, высвечивая один и тот же участок потолка. Я уже посчитал, сколько чугунных блоков перекрытия мне можно видеть, запомнил, какой из них растрескался, а какой наоборот, отливает тусклым матовым свечением. Лехино же пятно монотонно перемещалось из стороны в сторону. Похоже, напарник качал головой.

Наконец, Ледокол успокоился и пришел в себя. Пятно на потолке остановилось, потом качнулось и передвинулось на стену — Леха встал. У меня сил пошевелиться все еще не было. Я только смог сощуриться, закрываясь от света, когда Леха склонился надо мной.

— Крохаль, — позвал меня напарник. — Ты как?

— Бывало и лучше! — честно признался я. — Думаешь, твою тушу легко тащить? Сядь уже на диету, что ли!

— Ладно! Прости! — Леха протянул руку, чтобы я мог подняться. — В расчете, напарник?

— В расчете! — согласился я и встал на ноги, опираясь на лехино плечо.

Ледокол поднял «Абакан», оброненный мной при падении, перезарядил его, протер стекло налобного фонаря и приосанился, пытаясь явить вид бравый и воинственный. Но в потрепанном запыленном костюме у него это плохо получилось.

Я засмеялся. Леха подхватил. Смех наш нарастал как лавина и уже не мог остановиться. Пройдя точку апогея, смех начал стихать, забрав у нас последние силы, и вскоре превратился в протяжное «и-и-и-и-и!..», больше напоминающее стон.

Смех освежил нас, вытеснив из головы дурные мысли. Не знаю как Леха, я же ощутил себя значительно бодрее, когда откинул забрало и вытер глаза чистой тряпочкой, которую обнаружил в одном из карманов. Она, собственно, служила для протирки оптики, но, поскольку глаза — тоже оптические устройства, я воспользовался ей, чтобы высушить слезы, выступившие от смеха.

Отсмеявшись, я перезарядил «Грозу» и встал рядом с Лехой, готовый к дальнейшему покорению Зоны.

— Ну, напарник, — сказал я, — идем?

— Идем! — ответил мне Леха. — Только куда?

— Прямо! К «Радару». - я махнул рукой вдоль туннеля. — Надо же до него, в конце концов, добраться и посмотреть, что там, в Чернобыле-2, происходит. Не зря же про него столько историй рассказывают.

— Не зря! — раздалось у нас за спиной.

Мы обернулись, готовые стрелять, но уперевшись взглядами в рябые от частого использования стволы автоматов, не рискнули нажать на курки.

В коридоре зажегся неяркий свет, не режущий глаза, но позволяющий хорошо рассмотреть окружающее. Со стороны заваленного прохода в стене была открыта незамеченная нами дверь, из которой уже вышло пять человек в черной униформе. За поляризационными стеклами боевых шлемов нельзя было рассмотреть их лица. У каждого на плече был шеврон: серебряная гипнотическая спираль, вписанная в перевернутый равносторонний треугольник. Четверо из бойцов были вооружены автоматами «Вихрь».

Не знаю как Леха, а я был знаком с этим смертоносным оружием, применяемым спецслужбами. Автомат построен на базе «ВАЛа», использует тот же тип патронов, но отличается меньшими габаритами и приспособлен для скрытого ношения. Такими автоматами комплектовались контртеррористические подразделения. Автомат, в силу своих небольших габаритов, был удобен для использования именно в замкнутых помещениях, а применение патрона СП-6, позволяло эффективно бороться с противником в бронежилетах. Таких игрушек в Зоне я не видел даже у группировок. Все ходоки предпочитали пользоваться чем-то длинноствольным, чтобы увеличить точность стрельбы. А тут, смотри-ка, прямо спецназ! Кстати, стойка бойцов выдавала в них принадлежность к какому-то спецподразделению, но, совершенно точно, не к армейскому спецназу. Одно из двух, либо тут власти что-то чудят, либо неизвестная группировка, у которой в инструкторах минимум полковник «Витязя».

Пятый, офицер, стоял позади бойцов без автомата, но на его бедре виднелась кобура с пистолетом, в котором я без труда опознал АПС, знаменитый «Стечкин».

— Господа, — проговорил офицер, вставая сбоку от бойцов. — Я предлагаю вам сдать оружие. Ручаюсь, что делается это для вашей же безопасности. Мы не хотим причинять вам вреда. Пожалуйста, положите оружие на пол прикладом ко мне и отойдите на три шага назад.

Под прицелом автоматов, да еще, если понимаешь, что держат их профессионалы, очень трудно возражать. Мы положили свое оружие и отошли на оговоренные три шага. Офицер подобрал наши автоматы, пистолеты и скрылся за дверью. Через некоторое время он вернулся. Нас с Лехой развели в разные стороны и по очереди сноровисто обыскали. Вспомнив, как это делали ребята из «Свободы», я в полной мере ощутил разницу между любителями и профессионалами. «Фримены» работали грубо, нервно, стараясь быстрее закончить с обыском и отойти от меня на безопасное расстояние. Тут же явно действовал специалист, хладнокровный и уверенный в себя. Движения его были мягки, а касания едва ощутимы. Но, несмотря на это, мастер личного досмотра лишил меня всего, что могло быть использовано в качестве оружия. С Лехой поступили точно так же.

Потом офицер унес наше снаряжение за дверь, вернулся оттуда с парой пластиковых наручников и сковал нам руки за спиной. Все описанные действия происходили без суеты и лишних движений, словно мы находились на плацу, а не в Зоне, готовой подкинуть любой сюрприз в любой момент. Кроме тех слов, который произнес офицер в самом начале, больше ничего сказано не было. Солдаты прекрасно понимали друг друга по движениям и считали излишней роскошью тратить драгоценное время на разговоры, что свидетельствовало об их выучке и сыгранности.

Когда мы были готовы к транспортировке, два бойца ушли за дверь и закрыли ее изнутри. Скрипа, ожидаемого мной, не было. Дверь повернулась на отлично смазанных петлях и плотно, без щелей, встала в пазах. Я присмотрелся. Если не знать, что тут есть дверь, то чугунная плита ничем не отличалась от остальных. Да и зная о секрете, заметить отличие этой плиты от любой другой было невозможно.

Офицер сделал приглашающий жест. Мы двинулись вперед по тускло освещенному коридору, конвоируемые двумя автоматчиками и молчаливым начальником, который так и не удосужился вынуть из кобуры личное оружия, полностью, видимо, доверяя своим бойцам.

Скорость, заданная конвоирами, показалась мне чрезмерной. По Зоне так быстро не передвигаются, если только не собираются свести счеты с жизнью. Ребята, похоже, не волновались относительно того, сколько им осталось на этом свете, и бодро вышагивали по коридору, заставляя нас взять непривычно резвый темп.

Как и раньше, слева и справа в туннель открывались двери и проходы. Только теперь, при свете, мы могли рассмотреть убранство подземелий более подробно. Частично двери были заблокированы, а местами даже завалены. Там же, где они были открыты, виднелись такие же тускло освещенные коридоры, только без железных дорог. Дважды мы проходили через пересадочные узлы, поменьше, чем под Яновым, но, все равно, удивлявшие своими размерами. На одном из таких узлов, на тупиковом пути, я разглядел железнодорожную платформу, на которой были смонтированы держатели для чего-то большого и цилиндрического.

— Это для ракет. — шепнул мне Леха, шедший рядом и тоже смотревший во все глаза по сторонам.

После этих слов нас с напарником отделили друг от друга, и между нами встал офицер, так что общение с Лехой прервалось.