Фатум. Сон разума

Ник медленно выдохнул и подошел к барыге. Пока что — один. Наркоман дернулся, хотел сбросить дурь, но Ник перехватил его, вывернул локоть, с присвистом прошептал:

— Что, гад? Допрыгался?

Наркоман заныл неразборчиво, попробовал лягнуть Ника. Подоспели «щитовцы» и примкнувший к ним Гриша.

— Может, сунуть ему? — спросил Конь.

— Никаких «сунуть». Возьми мой телефон, набери «ноль два». А ты, дружок, давай рассказывай, как дошел до жизни такой, кто тебя сюда отправил и где этот «кто-то» живет.

— Да он тебя… — просипел барыга, — да я… Ничего не скажу.

— Значит, сядешь. Сядешь, сядешь, не лягайся. И будут тебя ломать. А потом ты научишься пить чефирь, зубы раскрошатся, выпадут, и станешь ты главным милашкой всего барака. Ну как? Молчишь? Конь, звони!

— Погоди. — Слышно было, как скрипят опилки в голове барыги. — Погоди, парень. Не вызывай. Блин, меня же уроют. Убьют же!

— Не успеют. Ты раньше сам сдохнешь от дури, — пообещал Ник. — Не ломайся, не девочка. Выкладывай.

Наверное, у барыги уже развилась энцефалопатия — по крайней мере его психологическое сопротивление Ник сломал безо всякого труда. Конь сунул кулак под нос дилеру, и тот раскололся.

Он рассказал все, что знал, честно выложил, где и когда встречается со следующим звеном цепи. Не с большой шишкой, а с продавцом дури, держащим микрорайон. Сдал и «коллег», работающих у окрестных школ. Передал Нику слухи о «бабке-дилерше» из девятого дома.

Конь записал все на диктофон.

— Отпусти, — ныл наркоман, — отпусти, обещал же!

— Стас, — Нику было все равно, что он обещал этой распадающейся личности, — звони в полицию. Сдадим клиента — может, он хоть жив останется.

Полицейские особого рвения не проявили. Ребята к моменту их прибытия скрылись в подъезде Ника, и тот передал дилера с рук на руки, продиктовав свои контакты. Информацию, полученную от барыги, оставил при себе: и ежу понятно, что менты куплены и в курсе происходящего. Без них придется разбираться.

Когда полицейские уехали, Ник устроил импровизированное совещание здесь же, на детской площадке. Гришку прогнать не удалось. Гопник с уважением косился на Коня и предлагал всем «дернуть по пиву». Ник смирился с его присутствием, как мирятся с назойливым тявканьем болонки.

Дальнейшие действия были просты и понятны: не полагаясь на ментов и не выжидая удобного случая, брать барыг. Обзвонить ребят из других районов, написать всем, вытащить на морозные улицы «щитовцев» и примкнувших (этим должны заниматься командиры ячеек). Проверить бабку-дилершу, завтра утром выставить у школ наблюдателей.

Шансов, что кого-то поймают, почти нет. Сегодня же все наркоманы округи будут в курсе, что барыгу схватили и он своих сдал.

Но распугать шушеру получится. И это будет только начало.

Информация ползла по Сети, командиры собирали своих бойцов, и Ник чувствовал, как тепло движения, радость творения, энергия бунта концентрируются на нем.

Глава 5

СРЕДИ ЧУЖИХ

По закону Нику полагалось еще две недели отработать в институте, но Опа не то чтобы навстречу пошла, а процедила сквозь зубы: «Не смею задерживать, господин лидер движения», — и швырнула на стол трудовую.

Ник шел знакомыми коридорами, заглядывал в аудитории — прощался. На кафедре философии сидел грустный Алексанян, олицетворяя тщету всего сущего.

— А-а, это ты, — протянул он, когда Ник открыл дверь, — а я думал, меня убивать пришли. В магазине в лицо шипят, студенты глаза отводят… А я даже не мусульманин! Впрочем, я всегда говорил: дальше будет хуже. Жди прихода фашистов к власти.

— Я две недели отрабатывать не буду, — сообщил Ник жертве национализма. — Все, трудовую забрал.

Алексанян поднял на него взгляд. Присмотрелся. Несколько раз моргнул. Ник заподозрил, что неприятности у него «на лице написаны».

— Что случилось? — Алексанян, до того сидевший на стуле, поднялся и положил руку на плечо Ника. — Что произошло, друг?

— Брат в больнице, — честно ответил Ник.

— Плохие шутки у тебя… Погоди, Лешка в больнице?! Ник, скажи, что ты шутишь! — Артур тряхнул его. — Скажи, что это неправда!

— Правда, Артур, правда. — Ник заставил себя улыбнуться. — Я справлюсь. Брата вылечим, а тех, из-за кого… В общем, разобрались.

Это была не то чтобы ложь, однако и не совсем правда: разбираться только начали, но сейчас, на волне ненависти к «нерусским», не нужно было втягивать в это Алексаняна. За Лешку Ник почти не беспокоился — пацаненок шел на поправку, раскаивался и боялся братского гнева и маминых слез.

— Ник, всё, что могу, ты же знаешь, всё сделаю! У нашей семьи есть деньги. Если надо — обращайся. Врачи за бесплатно лечить не станут, за бесплатно они и не подойдут к больному.

— Ты преувеличиваешь, как всегда. Но я обращусь, если что… Ладно, Артур, жизнь продолжается. И мне нужно на новую работу. Созвонимся!

Артур с силой хлопнул Ника по плечу — проявил дружеские чувства и южный темперамент.

Прозвенел звонок, коридоры опустели, и Ник покинул институт, ни с кем больше не попрощавшись.

* * *

Пассажиры нервничали. Час пик кончился, на кольце народу было немного, но в воздухе висело напряжение, такое сильное, что волосы на руках вставали дыбом. В полупустой вагон зашла девчонка в хиджабе, ^[2]заозиралась затравленно. Нику стало жаль эту восточную красавицу в синем платке, длиннополом пальто и с аккуратным чернобровым личиком. Девушка села на ближайшее к выходу место, поставила на колени дамскую сумку.

Пассажиры тут же начали отодвигаться. Пересела, бурча, бабка. Стайка студентов перебежала в другой конец вагона, оглядываясь на девушку. Старик, оторвавшись от газеты, отчетливо произнес:

— К стенке, к стенке таких надо! И на Соловки!

Логики в злобных словах не было — труп никуда не сошлешь, но Ник с ужасом понял: дед — vox populi. ^[3]Интересно, сколько таких девушек, безмолвных, не приученных оказывать сопротивление, избили и унизили за прошедшие полтора дня? Сколько черноволосых мальчишек пострадало?

И кто прикрывает фашистов? Какой твари могло прийти в голову вытащить это зло наружу, выпустить голодного зомбака из могилы? Тимур Аркадьевич, такой вежливый, интеллигентный… «Гитлер тоже не был дураком, — напомнил себе Ник, — харизматиком он был. Не ведись на внешность».

Что ж, «Щит» еще не в полной силе. Но Ник добьется своего, поставит организацию вровень с «Фатумом», взрастит противника.

«Из положительных моментов режима Каверина: восстановлено производство, запускается множество социальных программ, снизился уровень преступности», — вспомнил Ник строки из своего досье. Чуть выше в нем, правда, говорилось о тысячах репрессированных и миллионах погибших, но…

Это общество уже не исправить. Его нужно разрушить — и отстроить заново.

Если у Ника появится такая возможность, он не остановится перед жертвами. Девяносто процентов населения недостойны жизни.

На следующей станции девушка в хиджабе, с трудом сдерживая слезы, выскочила из вагона.

* * *

Охранник «Фатума», многозначительно указав на часы над турникетами, заметил:

— Опаздываете. Время входа фиксируется, за опоздание премию могут урезать.

— Да я пока не в штате. — Ник приложил к считывающему устройству карточку временного пропуска и, толкнув перекладину турникета, направился к лифтам.

В начале рабочего дня коридоры пустовали, сотрудники сидели по кабинетам. Ник поднялся на «свой» этаж. Интересно, Маша после вчерашнего срыва вышла на работу?

Вышла. Сидела за столом — над конторкой только макушка видна, — что-то печатала. Вскинулась, когда Ник открыл дверь.

— Привет! Вот, трудовую принес.

— Привет. — Маша вымучила улыбку. — Хорошо, ага, подожди минутку, я Тимуру Аркадьевичу скажу.