Последний рубеж

А Чужие тем временем уже достигли стены и закопошились у ее подножия. Взбираясь один на другого, они начали выстраивать нечто вроде пирамид. Обороняющимся приходилось чуть ли не свешиваться, чтобы бить по акробатам сверху вниз. Из-за этого многие стрелки и гибли: только высунешься, тут же стрела в лоб. Да к тому же еще и не одна – Зверь болтов для людей не жалел.

Вскоре свою стрелу схлопотал и Болдахо. Влад, заметив при очередном всполохе, что верный боевой товарищ лежит в проеме амбразуры как брошенная тряпичная кукла, подбежал и оттащил. Но ничем помочь не смог. Чем тут поможешь, когда стрела пробила горло? Потряс за плечи и приказал:

– Отставить умирать!

Но Болдахо ослушался – прохрипел что-то в ответ и помер.

Рыча от злобы, солдат вновь взялся резать-кромсать спирали. Кромсать и резать. Резать и кромсать. Только тех с каждой минутой становилось все меньше и меньше – стрелы с раймондием стремительно заканчивались, и взять их было негде. Влад начал носиться по стене то в одну сторону, то в другую и экономными одиночными выстрелами вскрывать наползающих Чужих. Только пользы от этого было мало. И выглядела такая беготня как акт отчаяния.

Но верить в то, что Внутренний Город обречен, Владу не хотелось. Не привык проигрывать и упорно сопротивлялся этой мысли. И даже когда Харднетт, поймав его за рукав, сказал:

– Надо уходить, – Влад, упрямясь, мотнул головой:

– Нет. Сдохну, но не уйду!

– Хорошо, если сдохнешь, – Харднетт потряс его за грудки, – а если станешь одним из них?

Влад грубо оттолкнул полковника и, сделав шаг в направлении огневого рубежа, проорал:

– Победить или умереть!

И тут его с ног сбил мощный удар в грудь.

Мир перевернулся, в глазах сделалось темно, а в голове пронеслось: «Вот и смертушка пришла».

Но он ошибся.

Спас его кусок обожженной глины – стрела на излете угодила в шорглло-ахм.

Придя в себя, Влад с трудом поднялся на колени. Кашляя и пытаясь восстановить дыхание, вытащил из разорванного нагрудного кармана артефакт. Вернее все, что от него осталось. Стряхнув с ладони осколки, самый большой из которых был с металлический талер, горько усмехнулся:

– Не обманул папаша, помог шорглло-ахм.

– Сука ты, солдат! – выругался Харднетт. После чего вытащил второй кусок диска и с силой запустил им куда-то в темноту.

Усмехнувшись, солдат вспомнил надпись на диске:

– «Слава и Воля, слившись по Промыслу, да утвердят силу действий, происходящих…

– …от жизни, проводимой с Благим помыслом, ради Мира, ради Владыки Колеса Времени», – продолжил полковник.

– Красиво, – сказал Влад.

– Красиво, – согласился Харднетт. И, помогая ему подняться, заторопился: – Ладно, солдат, пора уходить.

– Куда?

– В Храм Сердца. Больше некуда.

– Не рано?

– Посмотри, что вокруг творится.

Влад осмотрел поле битвы взглядом Охотника и ужаснулся: Зверь уже прорвался в город. Он проходил сквозь расплавленные ворота, проникал сквозь дыры в разорванном шатре и лез через стену, на которой практически уже не осталось защитников.

Город теперь походил не просто на блестящий торт, а на блестящий торт, в котором копошатся опарыши.

Это был конец.

Барабанный бой затих, люди спасались бегством.

– Давай хоть этих прикроем, – показал Харднетт рукой на спешащих к башне стрелков.

Влад, кинув ему винтовку, а следом и последний магазин, сказал:

– Работаем на пару.

Через полминуты они уже вели остатки своей маленькой армии вверх по одной из улиц к подножию Храма Сердца. А у ворот Храма шла отчаянная сеча.

Уцелевшие Охотники отбивались от наседающих Зверей, давая возможность горожанам укрыться за стенами святилища.

Влад, обеспечив вместе с Харднеттом проход безоружных стрелков, присоединился к Тыяхше и расположился у правой створки массивных золотых ворот. Полковник отбежал к Гэнджу и Энгану – братья занимали позицию слева от входа.

Минут десять Охотники не подпускали Зверя, но потом и стрел не осталось, и смысла – людской поток иссяк, всю площадь перед Храмом заполнили омерзительные коконы.

– Закрывайте ворота! – приказал Гэндж тем, кто был внутри, а потом Охотникам: – Уходим!

Через мгновение шумно заработали блоки невидимого механизма, и ворота стали медленно закрываться. Охотники один за другим потянулись внутрь.

Спустя минуту снаружи остались пятеро – Тыяхша, ее братья и два землянина.

– Уходи! – завернув очередную стаю вражьих стрел, крикнул Влад Тыяхше.

Тыяхша мотнула головой:

– Нет – ты первым!

– Оба – туда! – рявкнул Гэндж.

Пока они благородно препирались, получил ранение Энган – стрела вонзилась ему в плечо. Сделав неуверенный шаг назад, молодой Охотник споткнулся и покатился вниз по ступеням.

И пришел бы ему конец, если бы не Харднетт.

Отбросив в сторону выпотрошенную винтовку, полковник выхватил нож и с яростным криком рванул вниз. Разя направо и налево врага золотым тесаком, он добрался до Энгана, легко закинул его на плечо и стал пробиваться к Воротам.

А те уже почти закрылись.

Когда Харднетт внес раненого в Храм, между створками осталась метровая щель.

Промедление было смерти подобно – Влад схватил Тыяхшу за руку и потащил в Храм.

Последним внутрь протиснулся Гэндж.

Соприкоснувшись, створки с хрустом раздавили пустой колчан за его спиной.

Оказавшись внутри, Тыяхша кинулась к постанывающему от боли Энгану.

– Как он? – тихо спросил Влад у Харднетта.

– Матерится, значит, жить будет, – ответил полковник и, обведя взглядом своды Храма, усмехнулся: – Только недолго. Как и все мы тут. Если, конечно, не подсуетимся.

Убедившись, что с братом все в порядке, к ним подошел Гэндж и спросил, обращаясь к Харднетту:

– Ты кто, не свой?

– Геродот, специалист по погибшим цивилизациям, на Тиберрии в научной командировке, – отрекомендовался Харднетт и покосился на Влада.

Тот промолчал.

– Спасибо тебе, Геродот, – сняв перчатку, протянул руку Гэндж.

Харднетт протянул свою. И они обменялись крепким мужским рукопожатием.

«Главное, чтоб не стали целоваться», – усмехнулся про себя Влад и, не выдержав лживости сцены, отвернулся.