Помни имя свое (СИ)

— Не знаю, сэр. Но мне кажется, что это похоже на нашу группу дальней разведки, если хорошо посмотреть…

Майор принял бинокль.

Высохшее русло реки. Три автомобиля, стоящие «звездочкой», так чтобы можно было и быстро смотаться, не мешая друг другу и быстро ответить на огонь с любого направления.

Люди. Одеты как арабы, но… очень хорошие ботинки. Даже можно сказать — чертовски хорошие ботинки. Конечно, после Ирака современные армейские ботинки в этом регионе не редкость — но все же они есть не у всех. Оружие — по крайней мере то, что видно — русское, автоматы АК. Низ лица у всех прикрыт шемахами, но видно — бородаты…

Бесшумная пуля — ударила совсем рядом, чуть ниже, вздыбив вихрь песка, который попал в лицо англичанам. Ослепленный песком, майор покатился вниз, от гребня.

— Не стрелять! Не стрелять! Не стрелять!

Стю скатился рядом, прижимая винтовку.

— Сукины дети! У них снайпер!

— Урок тебе на будущее, Стю.

Заработала рация — видимо, морские пехотинцы поняли, что случилось.

— Ответь.

— А вы что собираетесь делать, сэр?

Майор встал на ноги. Достал из кармана не слишком чистый белый платок, встряхнул его.

— Пойду к ним. Это группа дальней разведки. Наши или американцы. И знаешь, что? Они добывают воду…

У самого гребня бархана — майор нацепил белый платок на ствол автомата и какое-то время тряс им, чтобы не приняли за «того самого ублюдка». Потом осторожно пошел вперед. Он знал, что даже если это настоящие бедуины — они не сразу станут стрелять. В отличие от американцев — к британцам у бедуинов было довольно приличное отношение…

Бородатые люди с автоматами смотрели, как вооруженный человек спускается к ним с бархана. Они не стреляли, а кто работал — тот продолжил работать. Очевидно было, что группа слаженная, боевая…

— Ас салам алейкум — подойди ближе, поздоровался майор — мир вам.

— Ва алейкум ас салам — откликнулся один из бородачей — кто ты — мирный путник или презренный харбий ^[121], да будет проклято имя его и имена всех его потомков?

— Не так давно я и впрямь был харбием — откликнулся майор — но сейчас я здесь лишь потому, что мой самолет потерпел катастрофу не так далеко отсюда. Мне и моим людям нужна вода.

— Вода нужна всем… — сказал бородач — что же касается тебя и твоих людей, скажи мне, где они воевали?

— Афганистан. Ирак. В Ираке у меня — четыре тура…

Бородач отстегнул шемах и стало понятно, что он — обросший бородой европеец.

— В таком случае, ты мой брат. Скажи — а такие слова как чарли — чарли — ноябрь тебе ничего не говорят, а?

— Это позывной штаба ублюдков, которые ничего не делают как надо и нам постоянно приходилось из Басры лететь на север, чтобы вытереть им задницу…

Бородач засмеялся.

— Вот сукин сын… Ты значит, из САС?

— Черт бы тебя побрал…

Майор шагнул навстречу американцу — и они крепко, до хруста костей обнялись…

Пакистан. Близ Исламабада

База ВВС Чахлала

Весна 2013 года

Американская система власти — как и американская система существования и построения жизни — она и гениальна и порочна одновременно. Все это — в зависимости от того, кто и как строит жизнь — и в бытовом смысле и в политическом.

В начале двадцатого века — Соединенные штаты Америки из захолустья, места куда ссылают преступников — превратились в первую сверхдержаву мира. Практически в это же самое время — страны Латинской Америки практически из равных стартовых условий (а в Аргентину ехало не меньше эмигрантов, чем в США) превратились в этакую клоаку, где ничего не делается так как надо, где недовольны все — но никто ничего не может сделать. Этот опыт — надо изучать, чтобы понимать, куда нам идти.

Американская политическая система гениальна тем, что она позволяет делать то, что тебе выгодно и не отвечать за ошибки и обязательства предшественников. Это были обязательства предыдущей администрации — в начале двадцатого века, во время господства абсолютных монархий это было ново, необычно и крайне выгодно. Но для того, чтобы это работало — нужно единство в элите и нужна стратегическая цель, цель не на один год, ни на четыре и не на восемь — а на десятилетия, цель, к которой разные представители элиты могли бы вести страну, сменяя друг друга у руля, анализируя деятельность предшественников, отвергая обязательства, которые в данный момент невыгодны и принимая те, которые выгодны. Если цели нет и единства нет — то все это превращается в бессистемное шараханье по сторонам, ситуативное реагирование, совершенно убогую и глубоко ошибочную, вторичную политику. Именно ту, которую Америка демонстрирует сейчас.

Крайне важен капитализм и понятие «победитель получает все». А так же демократия. Все это — в Америке глубоко мутировало на протяжении последних тридцати лет, превратившись, по сути, в свою противоположность. Жесткий капитализм, когда сотни, тысячи, десятки тысяч человек работают не на государство, а на хозяина, главу фирмы, собственника — подменился социальным капитализмом, когда все больше и больше компаний стало принадлежать пенсионным фондам — учителей, врачей, государственных служащих и так далее и тому подобное. То получилось в итоге совершенно разные цели. В итоге: место хозяина заняли сразу двое — наемный топ-менеджер и управляющий акциями. Хозяин — заинтересован в долгосрочном развитии и процветании фирмы, он вкладывает деньги в долгосрочные проекты потому, что это будет принадлежать ему, а позднее — его детям. Наемный менеджер заинтересован в собственном вознаграждении, в компенсационном «золотом парашюте» если он решит увольняться и в красивом отчете для акционеров. В том же самом заинтересован и управляющий акциями — ему нужен высокий курс акций на бирже чтобы иметь возможность производить выплаты. Так — «социализм по-американски», передача значительной части предприятий в собственность миллионам людей труда — буквально за поколение привели экономику на грань катастрофы. Как это и бывает всегда при социалистических экспериментах: без хозяина, человека, утверждающего и поддерживающего здравый смысл и цели любое коммерческое предприятие нежизнеспособно.

Примерно то же самое происходило и с демократией. Демократия — это власть большинства, при этом принцип «победитель получает все» предполагает, что проигравшему, меньшинству не достается ничего, и оно должно принять волю большинства, победителя. Чудовищно извратив этот принцип понятием «толерантность» и «общественный компромисс», провозгласив примат прав меньшинств — педерастов, негров, матерей-одиночек, свихнувшихся на толерантности — над правами большинства власти Соединенных штатов Америки получили в итоге безумный в полном смысле этого слова балаган, при котором общество дробится на мельчайшие страты и никакого общественного единства быть не может в принципе, где правительству приходится искать способ как наиболее безболезненно удовлетворить взаимоисключающие требования меньшинств вместо того, чтобы проводить в жизнь волю большинства, которое его и избрало, где невозможна никакое осмысленное движение к цели. Америка вступила на путь, ведущий в пропасть и никакие судорожные телодвижения — не могли ничего изменить…

На выборах двенадцатого года в Соединенных штатах Америки сменился президент ^[122].

Этим самым — в очередной раз удалось канализировать растущее недовольство американских граждан и избирателей и получить шанс хоть что-то исправить. Маятник — резко качнулся вправо, к власти пришла правая и даже крайне правая команда, пообещавшая восстановить американские позиции в мире. Снова взялся на перо американский певец военной мощи Томас Клэнси ^[123]— а это значило, что Империя собирается для броска…

Одним из первых внешнеполитических шагов новой администрации — было полностью замораживание военной и антитеррористической помощи Пакистану.