Ответный удар. Дилогия (СИ)

Было нечем дышать. От жары — потрескивали волосы, пахло паленым. Пахло раскаленным металлом, горелой резиной, гарью от солярки. Они прятались рядом с догорающей машиной — потому что другого укрытия у них не было.

Нога почти не болела. Боль — сменилась на странное отупение, когда ты не чувствуешь ногу как часть своего тела. Хорошо, хоть кровь унялась — но он понимал, что все пошло наперекосяк, и что он нем пройдет и сотни метров…

— Надо с ним договориться… — Борис сказал это таким тоном, как будто он разговаривал сам с собой.

Никто не обращал на него внимания. Никакого. Курды — не знают, как договариваться, они просто не умеют этого делать. Это народ, который вот уже сто лет, с начала двадцатых — находится в состоянии войны. За свой народ и свою землю.

— Надо договориться — настойчиво повторил Борян — я его знаю, он крутой, но он не псих. С ним можно говорить…

Курды перебросились парой слов, один из них — перекатился, залег на насыпи.

— Вы идете, да…

Борян просто еще не понял: он — лишний. Он никому здесь не нужен и его жизнь ничего не значит. Он — ни на грамм не проявил себя как командир, способный помочь выбраться из больших неприятностей, как вождь и как мужчина. И значит для курдов — он значил меньше, чем ничего. Все равно, что грязь под ногами.

Один из курдов что-то выкрикнул — и побежал, в то время как другой открыл огонь на прикрытие.

Дальше — все произошло мгновенно. Огонь — открыли с двух точек: из населенного пункта и откуда-то из болот. Из болот — близко, и из чего-то достаточно мощного. Курд, который пытался перебежать — споткнулся и рухнул на бегу, лицом вперед. Второй — упал назад, за машину. Брызнула кровь.

— Ты, козел, что ты делаешь? Надо договориться с ним!

Курд — с искаженным от боли и гнева лицом сунул руку в карман и достал гранату. Выдернул чеку…

— Курдистан или смерть!

— Б…! — крикнул по-русски Борян и вскочил на ноги. Что настигло его первым — осколки разорвавшейся гранаты или еще две пули — знает только шайтан…

И мы — выбрались из здания, идя, как два чертовых педика на фестивале. Снайпер ФБР — мог бы и попробовать, только с очень хорошей болтовой винтовкой. Не с СВД.

И даже — до половины пути мы дошли…

— Руки в гору!

По тому, как застыло лицо американца, я понял — нет, ни хрена не шутка. Не доверяя ему, я не дал ему оружие, и теперь — расплачивался за это. Контролировать триста шестьдесят градусов — я не могу. И никто не может.

— Салам алейкум! — громко сказал я — можно, я повернусь…

— Заглохни! Стреляю на первое движение…

Какой нервный…

— Не дергайся. Дернешься — труп.

Это я уже понимаю. И, кажется, даже опознал его — по голосу. Хотя слышал его — дважды в жизни…

— Хорошо, только успокойся. Давай, поговорим

— Заткнись! Брось автомат!

По шуму шагов — я примерно понимал, где он — но нападать и не подумал. Это только в кино такие трюки проходят. А в реальной жизни — при прочих равных проверяющий всегда опередит с выстрелом проверяемого…

Так что — автомат я бросил. Недалеко от себя.

— Руки назад! Руки назад!

Я вопросительно посмотрел на американца. Тот едва заметно мотнул головой.

Нет.

— Что дальше?

Вместо ответа — что-то тяжелое хрястнуло меня по башке. Я упал — лежащего не бьют, это есть в культуре многих народов. И все-таки — здорово он мне прислал, гад… аж искры из глаз…

— Это тебе за бандеровца… москалина…

Еще один удар — с разгона и по почкам. Этак-то он у меня здоровый кусок здоровья отнимет, гаденыш…

Еще один удар… а потом я почувствовал, как на руках с треском затягивается пластиковая лента наручников. В этот момент… видел я уже хреново… американец решил попытать счастья. Резко ударил ногой по земле, посылая в лицо наклонившемся надо мной убийцы землю, песок и камни. Убийца взревел… но я уже знал, чем это все кончится. Хреново это кончится. Придурок ты придурок… ЦРУшный… тебе надо было раньше, когда у меня руки были свободны. Тогда могли бы выжить… по крайней мере, я мог бы выжить. А теперь…

Хреново все теперь…

Очень хреново.

В себя — я пришел через несколько секунд, убийца — а это был тот наемник, которого нанял Вован… Дима что ли, тот самый, украинский десантник — миротворец, замешанный в заказном убийстве — с наслаждением пинал американца у стены. Тот — наверное, проходил какие-то курсы спецподготовки на ферме, в центре подготовки американского оперативного персонала — но против украинского «кречета» был откровенно жидковат.

Украинец был в «пустынном», измазанном для большего эффекта грязью камуфляже, за спиной у него была — автоматическая винтовка типа AR10, короткая, с оптическим прицелом и выведенным на бок, на сорок пять градусов механическим. А слева — лежал тот урод чернявый, которого я пристрелил. И рядом с ним — лежал отличный пистолет, Беретта-92.

Рискнуть? Неохота — подыхать вот просто так…

Я прикинул расстояние — ползти не получится. Не может быть, чтобы украинец — не наблюдал за мной краем глаза, а боковое зрение — наиболее эффективное А для того, чтобы добраться до пистолета — не надо перекатиться ровно семь раз. Семь раз — и пистолет будет у меня в руках.

Или лишняя дырка в голове. Для вентиляции.

Ну же… сделай что-то? Хотя бы начни причитать, умолять не убивать… Хоть что-то.

Тем временем — кречетунадоело пинать американца, и он сделал с ним ровно то же, что и со мной — заковал в наручники. Точнее не заковал — а просто застегнул пластиковую ленту. Затем — оставив американца в покое, подошел ко мне, для приветствия — пнул ногой в живот. Я застонал, показывая, как мне больно…

— Ну, чего, москалина?

— Бабки хочешь…

— Бабки это хорошо. Только потом. Чего это ты туда посматривал…

С…

— Ага!

Дима посмотрел в том направлении — и увидел пистолет. Хмыкнул, сделал несколько шагов, поднял пистолет. Посмотрел, зачем-то взвесил — видимо, пытаясь определить, заряжен он или нет. Сунул за пояс…

— Чего, москалина? С кого начать? Кого за яйца подвешивать…

— Шефа своего… — я закашлялся и сплюнул кровь из надкушенной мною щеки, показывая как мне плохо и больно — шефа подвесь.

— Дело хорошее. Только его кончили. И с кого мне теперь спрашивать?

— Работу хочешь?

— Чего-о-о…

— Работу говорю. Развяжи — получишь…

Украинец снова пнул меня — но уже без особой злости.

— Вот наглая тварина. Одной ногой в могиле, а работу предлагает. Москальское семя, одним словом…

— Мы с тобой…

— Хорош п… ть. Никакие мы с тобой не одинаковые, ясно? Ты, с… и рыбку хочешь съесть и на х… не садиться. Поэтому — на государство работаешь и себе гребешь, гнида. Со всех кормушек хаваешь. Я честнее тебя, понял, с…?

— Дурак ты…

Эти слова — мне обошлись в еще один пинок. Недетский, надо сказать…

— Дурак ты — повторил я — ты мне как брат щас должен быть.

По опыту скажу — если повторить то же самое, за что получил пинок — либо получишь пулю в голову, либо… не получишь нового пинка. А Вася заинтересовался. Хоть и вида не показывает — но еще тогда, у машины заинтересовался. Украинцы такие… меня вообще то вряд ли можно назвать укроненавистником, у меня своих дел за гланды — но они такие. Всегда взвешивают, что для них выгоднее — и соображения морали, верности данному слову, другой подобной туфты — для них играют очень небольшую роль. Очень — очень небольшую. Может, от того, что они живут намного хуже нас у них такое, у них ведь «нехай горше, або инше», пусть еще хреновей, да по-другому. А спорим — я и сейчас смогу сделать такое предложение, от которого не отказываются?

— Тут бабла куча. В одиночку ты его не схаваешь, вытащат вместе с кишками. Но если вдвоем — я помогу тебе уйти на дно. У нас, в России. С легальными документами.

— Какое бабло?!

— Щас увидишь. Бабло, которое вот он привез мне — я кивнул на американца — миллион вечнозеленых. Вкуриваешь тему?