Красный вереск

Богдан шагнул вперёд без раздумий. Конечно, далеко ему было до убитого Гостимира, но у него оказался звонкий светлый альт, и неплохо умел Богдан петь…

И остальные подхватили:

«А ведь это и правда так, — подумал Олег. И с удивлением понял, что плачет. Но это не были слёзы страха или горя… Это были слёзы странной гневной радости, от которой кровь быстрее бежала по жилам и тяжелели кулаки. — Ну убили они этих ребят. Ну убьют и нас. Войну им всё равно не выиграть. А умирать страшно, когда знаешь, что ничего после тебя не останется…»

А десять голосов взвились и загремели над морским прибоем:

На этот раз Гоймир приказал не стрелять в парламентёров. Молодой хобайн-офицер поднялся к позициям горцев один, оставив сопровождавшего с белым флагом внизу, и стоял под дулами автоматов открыто, поигрывая веточкой вереска. Он был светло-русый, настоящий славянин, мало чем отличающийся от самих горцев, но заброшенный на ТУ сторону — непримиримый враг…

Гоймир вышел ему навстречу и, остановившись в нескольких шагах, спросил:

— Что сказать хочешь?

— То же, что хотели сказать те, кого вы убили, — спокойно ответил хобайн. Сдавайтесь, или никто из вас не увидит следующего утра.

— Клянусь Дажьбогом, — Гоймир вскинул руку, — и вереском, который ты держишь в руке, что никто из нас не сложит оружия. И пусть будет, как будет.

— Мы не пожалеем снарядов, — пообещал хобайн. Но лицо Гоймира уже стало скучающим, он повернулся и зашагал вверх по склону, к своим, больше не удостоив врага ни единым взглядом или словом…

…День тянулся, как похоронная мелодия. Ветер улёгся, тучи висели над морем и скалами, как раньше. Изредка постреливали со стороны врага, но даже попасть не старались. Орудия пока молчали.

Олег искал Йерикку, а нашёл Богдана. Сидя со скрещёнными ногами под прикрытием камня, мальчишка что-то старательно малевал взятыми у Одрина маркерами на куске плаща. Рисовальщик из Богдана был так себе, но Олег различил оскаленную морду рыси…

— Что рисуешь? — поинтересовался землянин. Богдан, увлёкшийся своим занятием до полной глухоты, смущённо вскинулся, но тут же доверчиво ответил:

— Стяг наш рисую. А то в бою тоскливо уж очень, разом ничего над собой не взметнуть…

Олег постоял, посмотрел. А потом зашагал по камням дальше — и почти тут же обнаружил Йерикку на берегу звонкого ручейка, проложившего себе путь в гранитном основании скал. Рыжий горец сидел, прислонившись спиной к камням и обхватив колени руками. Он разулся, поставив куты рядом, тут же стоял пулемёт.

— Привет, — сказал Олег, присаживаясь на уже привычным жестом подстеленную полу плаща. Достал наган, начал крутить на пальце, как ковбой в вестерне. Йерикка сидел совершенно неподвижно, глядя перед собой остановившимися глазами. И Олег вдруг заметил, что он слушает сиди-плеер. — Что там стоит? — поинтересовался мальчишка, с размаху бросая револьвер в кобуру.

— У Ревка взял, — Иерикка протянул наушники Олегу.

Ни музыка, ни слова Олегу знакомы не были. Молодой голос пел пол гитару и отделённый стук барабана — отчаянно и печально:

— Что это? — спросил Олег, снимая наушники. Странно-безжалостный ритм, контрастировавший со словами песни, всё ещё звучал в ушах; Олег чувствовал нечто вроде лёгкого опьянения и в то же время — готовность кинуться в любую, саму проигрышную схватку. — Классная вещь.

— «Уличный полк», — пояснил Йерикка, — музыкальная группа, запрещённая данванами. А диск я тоже взял у Ревка… Знаешь, почему я её слушаю?

— Догадываюсь, — Олег протянул наушники другу. — Ты думаешь, что сегодня ночью мы умрём. Верно?

Йерикка потёр ногу о ногу и улыбнулся углом рта:

— Да нет… Не исключено, что мы ещё поживём.

— Ты что-то придумал? — после короткого молчания спросил Олег, играя камешком, подобранным у ног.

— Придумал, — согласился Йерикка, — хотя не исключено, что это просто более быстрый путь к смерти. Потому я и слушаю эту песню…

— Ну, тоже неплохо, — ответил Олег. Мальчишки посмотрели друг на друга и засмеялись невесёлым смехом, но от души.

По склону защёлкали камешки. Точным прыжком Гоймир преодолел сажень с лишком отвесной скалы и встал, прислонившись к ней плечом.

— Говорил ты, что на ум тебе что-то пришло? — с ходу взял он быка за рога.

— Да, — Йерикка провёл ладонью по щеке.

— Рассказывай, — Гоймир поставил к ноге меч и положил забинтованную ладонь на узорчатое яблоко рукояти. — Хоть я и не вижу, что тут можно придумать-то?

Йерикка внимательно посмотрел на Гоймира, на его суровое, неулыбчивое лицо:

— А ты очень изменился, — медленно сказал рыжий горец. Гоймир повёл плечом:

— Про что ты?

— Раньше ты не смотрел на вещи так серьёзно. Может, потому и опасности не были такими серьёзными, а?

— На мой вид это дело насквозь серьёзное, как ни верти, — возразил Гоймир. — Часом мы и услышим, как Желя наша кричит…

— Она охрипнет, прежде чем до нас докричится, — кощунственно ответил Йерикка.

— Да что тут выдумать можно?! — Гоймир пристукнул мечом о камень. — Нет чести — под обстрелом лечь. По-ночь выйдем из убежищ, окружим врага, да и бросимся с боевым кличем. Одно убьют нас, да и мы с собой много кого прихватим.