На пути в рай

Я вспомнил также еще несколько важных случаев морального выбора – в том числе тот, который определил мою последующую карьеру. Это было в детские годы: мне выпало стать свидетелем расстрела Батисто Сангриентос, семейства, убивавшего людей и затем продававшего их внутренние органы. Один из казненных мальчиков был моего возраста, его звали Соломон Батиста. Он любил грубые шутки и всегда был предводителем среди подростков. С ним мы вечно попадали в неприятности. У Соломона был огромный запас энергии и физическая сила, и в спорте и в драках он всегда оказывался победителем. Я пришел в ужас, когда капитан выстроил их всех в ряд, а Соломон просил о милости и цеплялся за отца, просил, чтобы его убили рядом с отцом. Я видел, как Соломон от страха обмочился в штаны, видел, как капитан приказал своим людям целиться и стрелять. Когда расстрел совершился и семья Батисто лежала на земле, я подошел к Соломону и посмотрел ему в глаза. Лицо его было окровавлено, словно кто-то провел по нему кровавой тряпкой, это была кровь его братьев. Я смотрел в глаза Соломона и видел, как они стекленеют. Руки его все еще дергались. Он умер лишь три минуты назад, но глаза уже так остекленели, словно он мертв несколько часов. В воздухе стоял сильный запах крови. Я смотрел на него, понимая, что у меня на глазах произошло нечто чрезвычайное: перестал существовать этот полный сил и жизни молодой человек. У меня на глазах дух оставил его тело. Мне казалось сверхъестественным то, что он умер. Но я понял: гораздо большее чудо, что он вообще жил, смог прожить хоть столько… И вот в этот момент, в возрасте двенадцати лет, я поклялся, что всю жизнь буду бороться со смертью.

Череда воспоминаний иссякла. Но запах крови остался. Тамара смотрела на меня, сидя скрестив ноги на пыльной равнине. Над головой вились чайки.

– Так быстро кончилась лента? – спросила она. Гнев охватил меня. Я чувствовал, что насилие, произведенное над моей психикой, затронуло самые глубины моего существа. Я хотел увидеть свою семью, узнать, что с ней было дальше, увидеть, чем обернулась ее жизнь. Но Тамара не показала мне этого. Она объяснила, что сама утратила сорок процентов памяти, но мне не показала и возможных шестидесяти процентов. Продемонстрировала лишь столько, чтобы я понял, как много утратил. Мне было больно из-за этой утраты.

– А как же мой отец, моя сестра? – спросил я. – Ты не вернула мне воспоминания о них. Только случайные сцены.

Тамара фыркнула.

– Не повезло, старик. Мой мозг поджарили. Я понятия не имею, что сохранила, а что потеряла. Мне это не казалось важным.

Я не верил ей, не верил, что она способна на такую жестокость. Я однажды заметил, что мы всегда пытаемся представить тех, кого хотим убить, лишенными человеческих качеств. И подумал: может, она в глубине души ненавидит меня, не считает человеком и потому продолжает меня мучить. И меня наполнило чувство ужаса и потери. Я хотел вернуться на Землю, найти свою семью. Корабли готовы к возвращению, но на них будет полно японцев, ненавидящих нас за то, что мы сделали. На этих кораблях я никогда не доберусь домой живым. И даже если доберусь, смогу ли найти семью? Викториано будет уже стариком. Даже Татьяне будет около шестидесяти. Если она меня и помнит, то никакой эмоциональной привязанности ко мне у нее не осталось. Да и Панама, конечно, не будет той же самой.

Я не могу вернуться. А Тамаре все равно. Она использовала меня, как тряпку, и выбросила.

– Шлюха! – закричал я. – Тварь! – Зубы мои застучали, и мир подернулся красным. Я увидел ее как в тумане. И отключился.

Вскочил со стула и бросился к ней. Я свободен! Я свободен! Она сняла запрет, который мешал мне напасть на нее. И я ударил ее по лицу. Раз. Другой. Третий. Ее инвалидная коляска развернулась. Капли крови брызнули из носа. Но нет – я хотел убить ее. И не просто убить. Поиск. Я схватил ее за горло, оно оказалось теплым, мягким и хрупким. Я могу сломать ей шею, сообразил я, и начал медленно и неотвратимо сжимать пальцы.

Нужно много времени, чтобы задушить человека.

Голова ее откинулась, лицо покраснело. Она смотрела на меня. Я был холоден и неумолим. Одна – единственная слеза выкатилась из уголка ее глаза.

И тут я вспомнил другую Тамару, ту, что дала мне ощутить свою неумирающую страсть, ту, что говорила: «Научись свободно владеть мягким языком сердца». Вспомнил, как она смотрела на меня в симуляторе, смотрела с жалостью и сочувствием, словно я изорванная и выброшенная кукла. Она знала, что я убиваю ее, потому что именно она убила меня. И хотела, чтобы я жил, потому что она украла у меня жизнь. И плакала она потому, что знала, как уничтожила меня. Я снова увидел в ее глазах боль. Даже сейчас она манипулирует мною и плачет, потому что снова уничтожает меня.

Она хотела, чтобы я убил ее. И знала, чего это будет стоить мне.

Я ахнул и отдернул руки. Она хотела умереть тогда, в Панаме. Предпочитала умереть, чем оказаться в мозговой сумке, но не могла сама убить себя. И освободила меня, потому что хотела умереть.

– Кончай! – послышалось из ее передающего устройства, как только ее легкие снова обрели способность дышать. – Ты же меня ненавидишь! Разве ты можешь не презирать меня?

Она права. Я больше не привязан к ней. Я чувствовал себя, как на острие ножа. Прежний Анжело не мог бы убить ее. Но я изменился с тех пор, как встретился с Тамарой. Теперь я чувствовал, что способен покончить с ней, и вовсе не был уверен, что стану испытывать угрызения совести. Однако теперь я обладал свободой выбора. И я отступил, решив навсегда отказаться от насилия.

– Нет, – сказал я. – Ты знаешь, какие у Гарсона планы насчет тебя. Ты знаешь, в какую тюрьму он тебя поместит…

– Кончай – немедленно! – кричала Тамара.

– … и знаешь, что с Пекаря нам не уйти. И хочешь, чтобы я казнил тебя. Милосердное убийство…

– Убей меня, пока не будет слишком поздно! Гарсон заставит меня причинять боль другим – их будет бесконечно много!

– Но я предан жизни! – крикнул я, хотя чувствовал, что это неправда. – Ты будешь жить!

Тамара смотрела на меня, и слезы катились по ее щекам. Потом она рассмеялась – смехом боли и презрения к себе.

– Ты с ним. С Гарсоном. В Панаме мне нужен был человек, который спас бы меня. Большой и сильный. А ты был единственным подходящим куском мяса. Когда ты подключился там в последний раз, я на самом деле подумала, что это Эйриш и что он пытается убить меня. Поэтому я напала на тебя. Ты потерял сознание. И я увидела, что ты лежишь на полу, а Эйриш жив. – Я кивнул, вспоминая, как все это было на самом деле. – Я была больна. И страшно устала. Хотела убежать. Хотела, чтобы Эйриш умер. Ты не стал бы увозить меня с Земли. Не стал бы убивать ради меня. – Она всхлипнула. – Я была больна. В лихорадке… Я была вне себя. И дала тебе глубокую программу. Запрограммировала тебя, чтобы ты доставил меня в райский сад. И посмотри, куда ты привез меня! – Из ее микрофона послышался презрительный смех.

Я посмотрел на нее – она в инвалидном кресле, в бесполезном теле, неспособная двигаться, совершенно уничтоженная. А еще через несколько дней – я знал это – Гарсон заключит ее в кимех, а этого она боится больше всего. Все ее хитрые планы ничего ей не дали. Она сказала:

– Что же. Ты можешь не убивать меня. Ты уже отомстил.

Все мои добрые старания не привели ее ни к чему. Это правда – теперь она оказалась перед тем, что виделось ей худшим кошмаром.

– Да, я отомстил, – ответил я. – Ты больная и жалкая женщина. С того времени как мы встретились, ты считала, что смерть – решение всех проблем. Какая ограниченность! Какая тупость!

– Ты не понимаешь, что может сделать со мной Гарсон. Не понимаешь, что означает для меня киборгизирование! – воскликнула Тамара.

– Я встречался и раньше с пуристами тела. Твои страхи неоправданны. Тебя поместят в клетку, где ты никому не сможешь вредить, – ответил я и повернулся, собираясь уходить.

– Ты ошибаешься! – закричала Тамара. – Я не хотела вредить тебе. Я была испугана, больна, не знала, что делать. Но клянусь, я никогда не хотела причинить тебе вред!