Марсианские истории

И когда ближняя луна канула, как гирька, за горизонт, оставив нас и сцену действия в темноте, Дар Тарус запустил мотор, удивительно бесшумный мотор Барсума, и мы неспешно двинулись, прижимаясь к земле, к острову Рас Таваса, и не было звуков, кроме мягкого журчания мотора, но и это никто не мог услышать, если не было никого ближе ста футов, так тихо было его вращение. У самого острова, у группы гигантских деревьев, мы сделали остановку, и Хован Дью, перейдя на нос, сделал несколько рывков. После этого мы стояли, вслушиваясь в темноту. Раздался шорох в густом подлеске на берегу. Снова прозвучал негромкий зловещий рев Хован Дью, и пришел ответ из черноты кустов. Хован Дью разговаривал на языке больших белых обезьян, а невидимое существо отвечало.

Обезьяны беседовали около пяти минут, причем к разговору присоединялись все новые и новые твари, а затем Хован Дью обратился ко мне:

— Порядок, — сказал он. — Нам позволят укрыть под этими деревьями корабль, а также выйти и сесть в него, когда все будет сделано. В это время нам не будет причинено никакого вреда. Все, что они просят — это оставить ведущие во внутренний двор ворота открытыми.

— Они понимают, что обезьяна, которая идет с нами туда, не вернется?

— Да, но они не обратят на это внимания.

— Почему они хотят, чтобы мы открыли внутренние ворота?

— Не спрашивай слишком много, Вад Варо, — ответил Хован Дью. — Достаточно, что обезьяны дают тебе возможность возвратить в тело Валлы Дайи ее мозг и спастись с нею из этого ужасного места.

— Да, этого достаточно, — ответил я. — Когда мы сможем приземлиться?

— Сейчас. Они помогут нам затянуть корабль под деревья и укрепить его.

— Но сперва мы должны забраться на верхушку стены внутреннего двора, — напомнил я ему.

— Да, правда, я забыл, что ворота с этой стороны открыть нельзя.

Он снова заговорил с обезьянами, которых мы не могли разглядеть, и после этого сказал мне, что все в порядке и что они с Дар Тарусом вернут корабль, высадив нас на стене.

Скова мы беззвучно взлетели и опустились на внешней стене, соскользнув затем во двор вниз. Ночь была необычайно темной, за Турией последовали облака и стерли звезды вслед за ее заходом. На расстоянии пяти футов никто не мог увидеть корабль, а шума при передвижении мы почти не производили. Осторожно мы спустили пленников и вдвоем с Гор Хаджусом остались там, а Дар Тарус с Хован Дью повели корабль назад в укрытие.

Наконец я снял запоры с ворот и стал ожидать. Ни одного звука со стороны громады здания за спиной, ни единого звука из джунглей за оградой. Смутно видел я сливающиеся очертания Гор Хаджуса с Заксой и Саг Ором — иначе можно было бы подумать, что я один во мраке и необъятности пространства.

Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем я услышал легкое царапанье по панели громоздких ворот. Я толкнул их, открывая, и Дар Тарус с Хован Дью безмолвно вступили внутрь, закрыв их за собой. Гуськом — впереди я с Дар Тарусом, сзади Хован Дью с Гор Хаджусом и пленниками — пошли мы прямо к башне, нашли наклонный коридор и спустились в подвалы. Все было спланировано настолько хорошо, что не встретились никакие трудности с обнаружением погреба, который был нам нужен, и, оказавшись внизу, мы сразу же заперли дверь, чтобы не бояться, что нас прервут — это было нашей первой заботой — и затем я поспешил к месту, где спрятал Валлу Дайю за телом сваленного в углу рослого воина. Сердце мое замерло еще в тот момент, когда я побрел в ту сторону — я всегда боялся, что Рас Тавас, зная мой интерес к ней и отгадав цель моего путешествия, обследует каждую камеру, осмотрит каждое тело пока не найдет ту, которая так странно исчезла, но страхи мои, к счастью, оказались необоснованными. Тело Заксы оказалось здесь — старый, сморщенный гриб с прекрасным умом моей возлюбленной; оно было там, где я его спрятал той самой ночью. Нежно я поднял его и понес на один из двух вертикально расположенных друг над другом столов. Стоящая тут же Закса, связанная и с кляпом во рту, наблюдала за всем этим стреляющими ненавистью и отвращением к безобразному телу глазами — и в это тело она должна будет скоро вернуться!

Я положил Заксу на соседнюю плиту, но она попыталась вырваться из моих рук и броситься к двери, но я удержал ее и привязал ремнями к месту. Моментом позже она уже была без сознания. Гор Хаджус, Саг Ор и Хован Дью следили с интересом, но для Дар Таруса это было старой историей, так как он работал в лаборатории и насмотрелся более чем достаточно на подобные операции. Не буду описывать ее ход. Это лишь повторение того, что я делал много раз, готовясь к этому моменту.

Наконец все было завершено, и сердце мое замерло в волнении, когда я заменил бальзамирующую жидкость живой кровью Валлы Дайи и увидел, как наливаются румянцем ее щеки и поднялись в легком вздохе округлые груди и упали вслед за этим. Затем она открыла глаза и подняла их на меня.

— Что случилось, Вад Варо? — спросила она. — Ты так скоро вспомнил обо мне… Что-то неладное? Или жидкость не подходит?

Ее глаза блуждали по лицам остальных.

— Что это значит? — спросила она. — Кто они?

Я мягко поднял ее на руки и указал на тело Заксы, лежащее бессильно на верхней плите. Ее зрачки расширились.

— Уже?! — закричала она, хлопнув руками по лицу, и ощутила что-то свое, свое лицо, контуры которого были нежны и изящны, шея плавна. И все еще недостаточно веря, она попросила зеркало, и я достал его из сумки Заксы. Она долго смотрела в него, и слезы начали скатываться по ее щекам, а затем она подняла взор на меня, посмотрела сквозь моросящий дождь слезинок, положила прелестные руки мне на плечи и приблизила свое лицо к моему.

— Мой вождь, — прошептала она. Это было все. Но этого было достаточно. Потому что ради этих слов я рисковал жизнью, встречал лицом к лицу неизвестные опасности, и так же всегда буду поступать с удовольствием за эту награду. Да, всегда!

Следующая ночь упала на Барсум, когда я завершил операции над Дар Тарусом и Хован Дью. Заксу с Саг Ором и большую обезьяну я оставил валяться во сне, подобном смерти, под действием удивительной анестезии Рас Таваса. У меня не было намерения восстанавливать обезьяну, но в отношении других я был связан обещанием вернуть их в Фандал, хотя Дар Тарус, блистающий ныне в собственном теле и пышных одеждах Саг Ора, убеждал меня не навязывать их снова исстрадавшимся фандалианам.

— Но я дал слово! — сказал я.

— Тогда они должны быть возвращены, — согласился он.

— Но кое-что я могу сделать впоследствии, — сказал я, потому что в голову мне пришел смелый план. Я не раскрыл его Дар Тарусу, да и не имел на это времени, потому что в тот же момент услышал, что кто-то снаружи пробует дверь, затем прозвучали голоса и вскоре дверь толкнули снова, на этот раз с силой. Мы не шумели, только ждали. Я надеялся, что кто бы это ни был, он должен уйти. Дверь была очень крепкая, и попытавшись выломать ее, они скоро осознали бы тщетность попытки. И это было так, потому что через короткий промежуток голоса стихли. Казалось, они ушли.

— Мы должны уйти, — сказал я, — до того, как они вернутся.

Стянув руки Заксы и Саг Ора за спиной и заткнув им рты кляпами, я быстро возвратил им жизнь, но никогда не видел я меньшей благодарности. Взгляды, которые они бросали на меня, вполне могли убить, если бы можно было убить взглядом, и отвращение, с которым они смотрели друг на друга, было явственно написано в их глазах.

Тихо отперев дверь, я приоткрыл ее, обнаженный меч прирос к руке, Дар Тарус и остальные приготовили свои и, когда створки двери приоткрылись, за ними обнаружились двое слуг Рас Таваса, Ямдор и его телохранитель. Узрев нас, субъект издал громкий вопль — сигнал об обнаружении и, прежде чем я в прыжке смог предотвратить это, оба повернулись и вылетели из коридора с такой быстротой, с какой были способны нести их ноги.

Теперь ни капли времени не должно было быть потеряно — скорость решает все. Не думая об осторожности или бесшумности, мы поспешили через подвалы к пандусу в башню; и когда мы вступили во двор, опять была ночь, но на небе висела дальняя луна и облаков не было. Часовой дал сигнал тревоги, после чего побежал нам наперерез.