Труженики Зазеркалья

оложу… – Леонид Витальевич мечтательно закатил глазки и причмокнул. – Посмотрел я ее последнюю работу: ну, прямо как живая… Этакий м-м, знаете, цветочек… Рыжая, миниатюрная…

– Короче! – остановил его дядя Семен. – Предложения были?

Арчеда увял, поскучнел.

– Зеркало в баре, – глухо кашлянув, сообщил он.

– Большое?

– Три на четыре.

– Так это же здорово! Что тебя не устраивает-то?

– Да оно не сплошное. Из отдельных квадратов.

– Ну и что? Ты ж у нас вроде не суеверный.

– На потолке оно… – нехотя признался Арчеда.

– А-а… – Дядя Семен помрачнел. – Да, это уже хуже… А кого отражать? Бармена?

– Если бы! На бармена я бы сразу согласился! Завсегдатая одного… Ну и случайных посетителей, когда свободен…

Егор с возрастающим интересом прислушивался к их беседе.

– Лысины, затылки… – с неудовольствием промолвил дядя Семен. – Это, знаешь, только квалификацию терять. А соколик твой так и не отыскался?

Отражение Леонида Витальевича Арчеды с унылым видом сняло отражение очков и, протерев, снова водрузило на переносицу.

– Да отыскался… – страдальчески произнесло оно. – В Москве. Три дня назад… Мелькнул, потом опять исчез. Где сейчас – не знаю…

– Эх, ничего себе! – засмеялся Егор. – Скрывается, что ль, дядь Лень?

– Взял кредит – два миллиона… – ни на кого не глядя, расстроенно ответил тот – и вдруг взорвался: – Козел он! Одно слово – козел! Ведь прекрасный был инженер, работник – золото! Ну и сидел бы занимался своим делом! Нет, понесло его в этот чертов бизнес! Два раза чудом выкрутился!.. Ну, теперь точно пришибут…

– Может, обойдется, дядь Лень?

– Ага! Жди! – плачуще выкрикнул дядя Леня, вскакивая с табуретки. – А ты знаешь, что мне у него на дому сказали? Причем два отражения сразу! Один его пятый год уже корчит, второй – полгода…

– Что сказали?

– А то! Долгов нахватал на триста тысяч! Потому и кредит взял! А головой он своей подумал, как он все это возвращать будет?.. – И Леонид Витальевич Арчеда умолк, хрипло дыша и держась за сердце. Потом полез за сигаретами. Нервно чиркнул отражением зажигалки и, глубоко затянувшись, пустил в серое туманное ничто отражение табачного дыма.

Ветеран зазеркалья дядя Семен давно уже не сводил с него скорбных внимательных глаз.

– Зря… – вымолвил он наконец.

– Так и я говорю, что зря!

– Я не о нем. Я о тебе, – сказал дядя Семен. – Ты чего за грудь держишься? Это ж у него сердце слабое, а не у тебя. Ты еще корвалол прими! А закурил зачем? Ну да, ну да! Чтобы из образа не выходить… За женскими персоналиями принялся ухлестывать… – Вздохнул, сокрушенно покачал головой. – Ой, берегись, Леня! Ой, берегись! Пропадешь… Присохнешь к образу – так при нем и останешься! Мы с Егором только-только об этом говорили… И чем он тебя так присушил, этот Арчеда, не пойму! Лысый, очкастый…

Отражение Леонида Витальевича Арчеды смешалось и выкинуло едва начатую сигарету.

– Ну так… – жалобно произнесло оно. – Как же иначе-то? К ним же привязываешься… Помню, после финской войны… –