Дух мщения

— Ты хорош, — сказал Севериан.

— Двадцать пятая хорошо учит своих воинов.

Севериан взмахнул клинком перед лицом Ноктюа.

Тому в глаза попала капелька крови, и Севериан воспользовался долей секунды, на которую противник отвлекся.

Он вогнал свой кинжал в центр груди Ноктюа, провернув клинок там, где располагалось сердце.

Лицо Заколдованного исказилось от боли.

— Не так хорошо, как Хтония, — произнес Севериан.

Боль была невероятной — сильнее, чем все, что когда-либо доводилось испытывать Локену. Она заполнила его и раздавила. Обошла биотехнологические механизмы подавления. Она не давала закрыться вратам страдания в позвоночнике. Там, где Скорбящий рассек ребра, ощущалось ядовитое жжение, с которым в кровеносную систему проникало нечто омерзительное. Клинок был отравлен?

Он завалился набок, силясь не корчиться и не заплакать.

Аксиманд стоял над ним, надписи по длине желобка втягивали в себя багряные нити с лезвия. Локен перевернулся на живот, продолжая зажимать одной рукой пробоину в доспехе. Он пополз прочь, зная, что это бесполезно.

Варрен стонал, лежа в луже собственной крови. Возвратный удар Аксиманда отсек ему правую руку в локте и вспорол грудь. Старые раны снова кровоточили, шлем треснул посередине.

Локен приподнял голову. Воздух внутри Двора Луперкаля сгустился, и он увидел, что их последний рывок во имя толики победы пресекли.

Абаддон, наконец, уложил Рубио и прижал Брора Тюрфингра к палубе. Фенрисиец продолжал отбиваться от Первого капитана, но даже его силам было не сравниться с терминаторской броней. Серворуки Войтека издавали хрип и пощелкивание, безуспешно пытаясь поднять его в вертикальное положение. Рядом с ним неподвижно лежал Проксимон Тархон. Ультрамарин продолжал сжимать свой окровавленный гладий, но его голова низко поникла на покрытую воронками грудь.

На ногах оставался только Севериан — его окружали луперки, и выхода не было. У его ног лежали тела Гера Геррадона и Грааля Ноктюа, кровь которых смешивалась в растекающейся луже. Глаза Севериана метались из стороны в сторону в поисках выхода, но не находили его.

Локен услышал, как кто-то выкрикивает его имя, и, моргнув, набрал полные легкие потеплевшего и обжигающего воздуха. Его пронзила боль от тяжелой раны в боку.

Локен повернулся к источнику крика.

Увиденное было лишено смысла.

Йактон Круз стоял на коленях перед троном Луперкаля, спиной к Локену. Магистр войны прижимал его к груди и что-то шептал Вполуха.

Потом Локен увидел торчащие из спины Круза когти магистра войны.

Хорус выдернул руку и оттолкнул Круза от себя.

Йактон рухнул на палубу — Локену открылась зияющая в его груди рана.

Магистр войны высоко поднял влажной перчаткой два сердца Йактона Круза. Оба были яркими от насыщенной кислородом крови, и они сократились в последний раз.

— Нет! — закричал Локен. — Трон, нет!

Он пересилил резкое жжение, пронизывающее тело, и подполз туда, где лежал Йактон Круз. Глаза Вполуха были широко раскрыты и полны муки. Он шевелил челюстью вверх-вниз, пытаясь заговорить, пытаясь придать своим последним словам осмысленность.

Но ничего не выходило. Боль была слишком интенсивной, а шок от неминуемости смерти — слишком сильным.

Локен поддержал его, не в силах сделать ничего больше.

Даже будь Алтай Ногай жив, Круза уже было не спасти.

Двор Луперкаля затаил дыхание. Никто из собравшихся врагов не двигался. Умирал герой, и подобный момент заслуживал паузы даже посреди озлобленного братоубийства.

Боль Локена была несущественна по сравнению с той, что претерпевал Круз. Локен встретился с ним взглядом и увидел в его глазах потребность поговорить, отчаянный императив, который вытеснял все прочие дела.

Круз железной хваткой вцепился в запястье Локена.

Его взгляд был непоколебим. Изуродованное тело содрогалось в конвульсиях, болевые сигналы захлестывали мозг. Но даже на пороге мучительной смерти Круз все равно ставил долг на первое место.

— Йактон, мне жаль… — произнес Локен. — Мне очень жаль.

Круз покачал головой. Его лицо озарилось злостью.

Он протянул Локену свободную руку. Вдавил что-то ему в ладонь и сжал его пальцы поверх. Локен попытался поднять это, но Круз снова покачал головой, широко раскрыв глаза. Молящее требование.

«Не сейчас, не здесь».

Локен кивнул и почувствовал, как хватка Круза на его запястье обмякла. Свет в глазах Вполуха погас. Он умер.

Локен уложил Круза на пропитанный кровью пол и потянулся к подсумку на поясе. Вытащил оттуда две хтонийские зеркальные монеты, которые ему дал Севериан в тени Семерых Нерожденных, и положил их на глаза Йактону Крузу.

Горе Локена прошло — его выжгла злоба. Он выпрямился в полный рост и поднял взгляд на Хоруса. Магистр войны стоял перед своим троном, с длинных когтей его перчатки еще капала кровь Йактона Круза.

— Я не хотел, чтобы до этого дошло, Гарвель, — сказал Хорус.

Локен оставил эту нелепую банальность без внимания и встал прямее, чем когда-либо ему доводилось стоять, и горделивее, чем он когда-либо стоял прежде.

Вся неуверенность, все смущение, все обрывки безумия, окутывавшие его заблуждениями, исчезли. Миг ненависти очистил его от всех сожалений и благоговения перед магистром войны.

Йактон Круз был мертв — последняя связь с тем, чем когда-то был легион, разрушилась. А вместе с ней — последние остатки веры в то, что в магистре войны присутствует благородство как след великого человека, которым он когда-то являлся. Локен почувствовал, как из вновь обретенного им бездонного запаса уверенности рождаются слова. Прощания и угрозы, всего вместе.

— Ручаюсь, еще до заката этой войны, даже если победишь ты, а я умру, ты пожалеешь о том дне, когда отвернулся от Императора. За каждую захваченную тобой планету Империум взыщет ужасную плату кровью Хтонии. Я ручаюсь, даже если ты покоришь Терру, плоды этой победы обернутся тебе прахом. Если ты не убьешь меня сегодня, мы встретимся вновь, и я буду противостоять тебе на каждом аванпосте, на каждой стене, у каждых врат. Я буду сражаться с тобой всеми мечами, что будут в моем распоряжении, всеми болтерами, всеми кулаками. Я буду биться с тобой голыми руками, камнями того мира, который ты хочешь завоевать. Я не сдамся, пока не умрут Сыны Хоруса, став скверным воспоминанием.

Локен перевел дух и увидел, что магистр войны принял его угрозу. Хорус понял, что Локен действительно имел в виду каждое из только что произнесенных слов, и ничто не сможет увести его с этого пути.

— Мне хотелось, чтобы ты вернулся, — произнес Хорус. — Тормагеддон хотел сделать тебя таким же, как он, но я сказал ему, что ты всегда будешь Сыном Хоруса.

— Я никогда не был Сыном Хоруса, — ответил Локен. — Я был Лунным Волком и останусь им. Гордым сыном Хтонии, верным слугой Императора, возлюбленного всеми. Я — твой враг.

Локен услышал чириканье потрескивающего вокса.

Он снова услышал звук — тот исходил из шлема, примагниченного к поясу Круза. Локен узнал голос и, несмотря на лежащее у его ног тело, на все, чего они лишились, зайдя так далеко, улыбнулся.

Он наклонился и поднес шлем к губам — серебряную сферу луны за стеклом огромного соборного окна пересекла призрачная тень.

— Рассуа, как там глаз охотника?

— Я его держу, — отозвалась пилот «Тарнхельма». — Дай команду.

— Проклятье, просто стреляй, — произнес Локен.

Окно разлетелось бурей осколков. Внутрь Двора Луперкаля ударили полосы лазеров, орудия «Тарнхельма» заполнили его убийственным огнем. За один миг беспощадного уничтожения произошла внезапная и абсолютная потеря атмосферы.

Воздух вырвался в космос вместе с оружием, телами и всем, что не было примагничено к полу. Стреляные заряды болтеров, выбитые из стен куски камня и фрагменты разбитого керамита. Туда же отправились стекло и обломки.

Локен отдал себя на милость взрывной декомпрессии, отшвырнувшей его с «Духа мщения» в пустоту пространства. Тело Круза, вертясь, улетело прочь от него.