Я иду искать. История вторая

Одрин переводил взгляд с Гоймира на Горда и обратно. Отложил нож. Спросил уже напряженно:

— Довбор-то где? Горд?..

Загар сходил с его лица, как смываемая скипидаром краска.

— Ты... ты тише... Одрин... — сам еле слышно попросил Горд. — Война то... и что уж тут...

— Где Довбор? — Одрин встал, со стуком отодвинул скамью и нагнулся через стол к Горду.

— Сядь, сядь... — тихо просил тот.

— Меньшой где?! — и Одрин вцепился в ворот рубахи Горда.

— Руки! Ру-ки, р-руки, й-ой! — Гоймир оторвал руки Одрина от Горда, Йерикка, подскочив сзади, усадил художника на скамью и не дал встать. Горд, даже не пошевелившийся, повторял:

— Сядь, Одрин, сядь... — и кусал щёки.

Йерикка тихо отступил назад. Одрин спрятал лицо в покрытые ссадинами ладони, глухо спросил, не отнимая их:

— Убит ли?

— Да, — отозвался Горд.

— Схоронили где?

— Не возмогли схоронить...

— Добро, — Одрин опустил ладони. Глаза у него были сухими, губы моментально облетело белым. — Мать-то часом завоет... вот что горе-то...

— Сполоха тоже побили, одно с Орлами Вийдановыми разом, — пояснил Гойтмир. — Одринко, подумай сам — где вина Горда? Во что винишь?

— Не виню я, — Одрин смотрел прямо перед собой. — Й-ой, дома бы ему си­деть, дома — пусть бы. Говорили ему мы, да где, мог ли он? Мог ли... За отца месть шёл мстить, младший наш...

— Уходи ты, Одрин, — сказал Гоймир. — Один ты у своих часом. Так уходи, я говорю — нет позора!

— Правда, — подал голос Олег. Йерикка молчал, глядя в угол, и Олег понял — рыжий горец знает ответ Одрина лучше самого Одрина.

— Куда пойду? — Одрин улыбнулся — в белой маске прорезалась черная щель. — Нет... то так... — он повёл ладонью по столу, опрокинул ковш с пи­вом. — Спать стану. Бывайте.

Он поднялся, опираясь на край стола, словно лез на скалу с грузом за плечами. Горд громко сказал:

— Одрин! А рисунок-то свой помнишь? Город-то свой?! Построим мы его, дай срок — построим!

— А то, — казал Одрин, уже повернувшись к выходу в сени. — И построим. Да вот кто в нем жить станет? Привиды, да скажи, да тени надежд наших...

Он вышел, ударившись плечом в косяк. Горд налил всем пива.

— Негодящий я человек, — угрюмо сказал, он. — Три дня как Довбор-то погинул. А я в глаза его брату глядел да смеялся смехом...

— Отослать его надо, — упрямо заметил Гоймир. — Один из трёх, где мне прощенье искать, когда и его...

— Хватит, — прервал его Йерикка, — как ты его отошлёшь?

— Знать бы...

— Так и ничего... Горд, пива плесни. Вольг, будешь?

— Нет, — резко ответил Олег. И его вдруг прорвало: — Вы мне вот что скажите. Я человек дикий, городской. Вот у себя я паскудство встречал. Часто встречал. Разное — и мелкое, и побольше, и офигенное, со слона. Иной раз морды бил. А чаще... Там кто-то что-то за денежки сделал. А там — не сделал. А кто-то — вроде меня: заметил и промолчал. Тем более — такая отмазка: мол, лет мне еще мало, и незачем свое счастливое детство марать. И готово ещё одно паскудство! Думал — мелочи... — Олег криво усмехнулся. — Смотрел кругом: сколько же хороших людей! Какая же жизнь классная! И ведь и правда! А вот сейчас думаю — пока, это паскудство есть, те, кто умер — и не обязательно тут, братцы, другие войны, они тоже есть, и много их! — они же лежат, как оплеванные! Схитрил, солгал, смолчал — все равно что могилу обоссал! Я, может, сейчас хрень скажу, но мне так кажется: когда кто-то, — и Олег вдруг хрястнул по столу, — подличает, лжет, просто молчит, тогда орать надо — вот тогда они, — Олег ткнул яростным жестом в стену, — все эти сволочи, которых мы под травку отправили, вторую жизнь получают! Фиг­ня это, что душа подонка к Кощею без возврата попадает! Фигня! Чем больше на свете безнаказанной мерзости — тем больше у этих душ воплощений. Но я — я, блин, вернусь! Я тут не сдохну — вот им! — и Олег рубанул ребром ладони по сгибу правой руки. — И тогда мы посмотрим... — и он, неожиданно резко повернувшись, пустил в дверь выхваченный из ножен меч — так, что закругленное лезвие вошло в доску, расколов ее сверху донизу, на пол­-ладони и задрожало, как живое. — А проживу я, — с осатанением процедил, вновь поворачиваясь к остальным, Олег, — их всех дольше. Чтоб вбить оси­новый кол в их поганую яму! — вспомнил он бессмертного Жеглова.

— Ну ты даёшь, — со странной интонацией произнес Йерикка. А Добрила — с горящими азартом глазами — громко сказал:

— А только свистни, тут и будем, землянин! Правдой ино неправдой к те­бе будем, вот слово, ей-пра! — и он хлопнул Олега по плечу.

— И любого завалим, кого скажешь, — добавил Горд. Олег посмотрел кругом. И ответил:

— Спасибо, парни.

Порция хорошей погоды оказалась до неприличия короткой. Северный ветер принес дождь — не холодный, но нудный, и затяжной, это видно было по тучам, обложившим небо и прочно заночевавшим на перевалах.

— А то еще Морана обдувает нас снежком угостить, — ворчал Гостимир — Чуете? То ее дыхание!

— Замолкни, — попросил Гоймир. Он уже давно всматривался куда-то вперед, где высились древние вязы. — Птицы, — пробормотал он. — С недавна не по нраву мне, одно вот так они... летают.

Олег молча с ним согласился. Слишком часто он за последнее время это видел — стаи трупоедов, взлетающих на деревья, когда приближаются лю­ди... И как эти твари сипят с веток, дожидаясь ухода живых...