The madness (Безумие) (дилогия) (СИ)

— Кто бы это ни был, он не взял ни рации, ни оружия, ни снаряжения Кирка, — произнёс я. — Его просто зарезали.

— Все тот бар помнят? Он тогда просто взял и ушатал троих обычным столовым ножом, — заметил Дойл. — С ножами он был лучшим во всём батальоне

— Скажи это тому, кто его убил.

Я без особого душевного трепета снял с мертвеца патроны и гранаты, прихватил на всякий случай и пистолет, а затем расколотил рукояткой своего ножа рацию. Обыскивать труп дальше — уже грязь. Боекомплект, возможно, спасёт нам жизнь, а деньги и прочие ценности, скорее всего, распиханные по карманам, лично мне без надобности.

Отошёл в сторону, подобрал валяющийся автомат, проверил его — похоже, порядок. Не я пристреливал, но зато точно знаю, что «эмка» пристреляна. Жаль только, что, вероятнее всего, под вес висящего под цевьём дробовика. Мне он, в принципе, без надобности, но отцеплять не буду — чай, не надорвусь.

— Уходим, — коротко произнёс я.

— Сэр… — слегка замялся Си Джей. — Это… Ну, как бы…

— Что?

— Надо бы что-то сделать, что ли… Нельзя же просто взять и уйти.

Тоже верно… Пожалуй.

Си Джей в команде не так давно, и при нём ещё не было случаев, чтобы нам приходилось вот так вот бросать тела погибших. Наёмники воюют чисто, хотя и не особо отважно. Но если ты погиб, то тебя, скорее всего, похоронят, а не бросят посреди улиц. Так заведено. Увы, но сейчас не тот случай…

— Это… Ну, неправильно, что ли, — снайпер и сам был не до конца уверен в собственных словах, но всё же произносил их.

Я оглядел стоящих вокруг парней. Никто больше не произнёс ни слова, но взгляды их были вполне красноречивы. Ни один по-настоящему не конченный человек не будет спокоен и равнодушен, если теряет товарища. Может, плохого, но товарища. Не нужно произносить длинных и красивых речей, но хоть что-то в таких случаях всегда нужно сказать.

— Мы найдём, кто это сделал и выпустим ему или им кишки, — не особо изысканно, но зато правдиво произнёс я. — Кирк, может, и был гадом, но он был нашим гадом.

Не мастер я произносить речи, отнюдь не мастер. Что думал, то и сказал.

— Всё, теперь уходим.

Легче ли стало от этого? Может быть. Хоть и чуть-чуть.

20

Мы прошли ещё метров двести с лишним на северо-восток, пока перед нами не выросла огромная трещина в земле. Именно тогда и выяснилось, что шли мы ни разу не по дороге, хотя вокруг и торчали живые пальмы разной степени изломанности…

Нет, оказалось, что мы шли по крыше какого-то занесённого по самый верх здания, на крыше которого было что-то вроде парка. Чудна дела твои, Эль-Кувейт…

Спустившись через пролом в крыше, не выдержавшей массы нанесённого на неё песка, мы оказались в заброшенном помещении. Точнее его принадлежность было определить сложно — обстановка в целом походила на офисную, но были и признаки того, что здесь жили люди. Хорошо ещё, что несмотря на валяющиеся на полу гильзы и патроны, здесь явно уже давно не бывали. В общем, место для ночлега вроде бы пригодное… В конце концов уже опускаются сумерки, а мы уже сколько часов подряд только и делаем, что стреляем и бегаем. Всё, хорош на сегодня. Надо хоть немного перекусить, подремать и отдохнуть, а то долго в таком темпе мы не продержимся.

Расположились в глубине этажа, чтобы нас в случае чего было труднее заметить. А то мало ли что…

Разобрали промеж собой вахты — кто после кого дежурит, после чего начали приводить себя в норму.

Всякие мелкие ранки обработать — прежде всего. Антисанитария в местных палестинах не хуже, чем в каких-нибудь джунглях. Чуть зазевался, и уже гниёшь заживо, в чём сложно найти позитивные моменты. Медицина у Штатов, конечно, на уровне, помереть не дадут, но денег на дополнительное лечение сдерут до чёртиков. Да и вообще мало приятного валяться в лазарете с какой-нибудь дрянью.

Потом — чистка и приведение в порядок оружия. Так сказать, обслуживание вверенного вооружения и военной техники. Не чистя и не ухаживая за тем, что может спасти тебе твою никчёмную жизнь, воевать могут либо придурки, либо всякие туземцы. Которые, кстати, любое оружие и технику сложнее лома гробят невероятно быстро.

Даже вроде как неубиваемые «калаши» вообще-то по-хорошему надо чистить не то что после каждого падения в грязь, а даже после простой стрельбы.

Американское оружие к этому ещё чувствительнее. Особенно в таких собачьих условиях, которые царят здесь.

С боеприпасами опять же разобраться — мы всего за день потратили столько, что будь здоров. Хорошо ещё, что местные таким же оружием пользуются, а то волей-неволей пришлось бы переходить на трофейные стволы.

Пожрать опять же. Вокруг — фактически пустыня. И как в тайге — на подножном корму, не проживёшь. А калории здесь тратятся ураганно, так что без еды никак. И воды пить побольше — надеюсь, нам её запасов хватит…

С собой на задание мы брали стандартные сухпайки. Не целиком, конечно, потому как острый соус Табаско или конфетки MM нам сейчас на хрен не сдались. Крекеры с арахисовым маслом — нормально. Приедаются жутко, наесться ими практически нереально, но подкрепиться — в лёгкую. И основное блюдо — какое-нибудь рагу или лазанья. Запихал в спецпакет, насыпал какой-то химической дряни, налил немного воды, и вуаля! Горячее блюдо готово — в полевых условиях куда удобнее, чем возня с сухим спиртом из российских пайков.

И никаких костров или огня, что важно — огонь ночью засекут в два счёта. И нас соответственно.

Если честно, то от пайков нас всех уже натурально воротило. Первые три месяца их жевать даже здорово, но потом они надоедают вусмерть. Но выхода особо нет — есть что-то всё равно надо.

Такие привычные движения. Надорвать обёртку или нажать на штифт. Утопить большим пальцем гильзу в магазин или налепить пластырь. Сколько раз я так уже себе готовил еду или чистил оружие? Не счесть. Не счесть жемчужин в море полудённом…

Такие привычные движения. Их можно совершать не думая. Руки делают, мозг работает в фоновом режиме — ему есть о чём подумать. Много о чём подумать.

Все молчат. Разве что парой слов при необходимости перебросятся, и всё. Настроение не то что ниже плинтуса — до самой границы внешнего ядра Земли упало.

Мы слишком привыкли, что наёмники круты и брутальны. За нас беспилотники и тактические планшеты, за нас коллиматорные прицелы и пистолеты с литой пластиковой рамкой.

Вот только ещё утром нас было пять, а сейчас только четверо. Пять минус один.

Терять — всегда паршиво. До паршивого паршиво. Даже ручку или носки, а тут человек. Не самый хороший человек, совсем не праведный, но всё-таки боевой товарищ.

Хотя это даже всего лишь частность. И вся соль не в том, что хочется лить слёзы по убитому парню из моей команды. Смерть одного — трагедия, смерть миллионов — статистика. Просто никто не любит, когда ему напоминают — дружок, а ты ведь смертен. И что печально — зачастую внезапно смертен. Мы посчитали себя круче звёзд и выше яиц, за что и поплатились. Красивого спасательного похода не получается — мы планировали столкнуться здесь с бардаком и анархией, а нарвались на самую настоящую войну.

И что здесь вообще происходит? Что происходит в этом чёртовом городе? Кто знает…

Нет, не так.

Кто знает?

Кто знает, что здесь происходит?

Не мы, это точно. Но кто-то определённо знает. Например, агенты ЦРУ, которые командуют боевиками. Дикость? Нет, многие и так давно знали, что та же Аль-Кайеда была заботливо выкормлена и выпестована ребятами из Лэнгли. И пока Бен Ладен воевал в Афганистане с советскими солдатами, он был хоть и плохим, но своим парнем.

Да и сейчас это снова актуально. В той же Иордании или Саудовской Аравии действуют лагеря боевиков, которых потом отправляют в Ливию или Сирию. Об этом все знают, но никто не говорит вслух. Пока что, по крайней мере. Дипломатия, ёпта. Искусство говорить злобной псине «хороший пёсик» до тех пор, пока ищешь кусок кирпича или палку.