Ностальгия

осредоточенно считая ледышки.

— Во-первых, вы офицер по работе с личным составом. Любой, кто прослужил несколько лет, будет каждое ваше слово воспринимать как проверку, очередной тест, вы для него — не человек. Вы — офицер по работе с личным составом, и точка. Вы видели, как изощряются особисты? А знаете, почему их не любят? Да потому, что они как люди говорить не способны, в каждом их слове подлянка видится, скрытый подвох. И потому они давить начинают, склоняя собеседника к контакту, и психологические приемы в ход пускают, и ловят на слове, но их за это еще больше не любят. И сами они на эту удочку попадаются, накручивают с самого начала, потому что в их искренность не верят, так чего душу открывать? А кому охота по минному полю ходить? Когда любое слово, самая невинная фраза, против тебя может быть использована. И этот процесс бесконечной накрутки, он пока у кого-то нервы не выдержат, или время не выйдет. Понимаете? Вот и с вами то же самое. Вы думаете, почему я с вами откровенен? Ну, или почти? Да мне терять нечего, я контракт на год имею, я призывник, меня не держит тут ничего, а вот если я завтра на пять лет подпишусь, тогда другое дело, Шар. И тогда любая ваша улыбка будет восприниматься как провокация. Это выше меня, как человека, это просто внутри. Это привито, и я с этим сделать ничего не смогу. Я и сейчас на минном поле, я ни черта понять не могу, почему вы со мной тут, я у вас в гостях, и если это ваша работа, тогда вас пожалеть только остается, потому как тогда Корпус у вас последние крохи отнял и вы просто гайка в колесе. — ром придает мне смелости, я отпиваю еще.

— А во-вторых? — спрашивает О’Хара.

— А во-вторых, Шар, вы в зеркало на себя часто смотрите? Любой нормальный мужик, если он мужик, на вас стойку сделает. Поэтому, если он рискнуть решил, и подлянки ваши пропустил, он на поступок идет. Не надо его за животное считать. Он через себя переступает, а что ухаживать не умеет — это его трудности, вовсе не недостаток. И в койке с вами оказаться для него — это событие, которое его карьеру перевешивает, все его благополучие. Женщину тут получить на часок — только выбирай, сами знаете. А вот он вас хочет, не продажную девку. Он ставит все на кон ради вас, а вы его — мордой об стол. Это жестоко, Шар. Если он пьяная скотина, так и нечего ему надежду давать. Сплавьте его на такси. Кстати, я, кажется, тоже того… Ваш ром на пустой желудок — просто динамит. — я виновато пожимаю плечами.

— Спасибо за откровенность, — тихо говорит она.

— Я глупостей наговорил, извините, Шармила. Или лейтенант, мэм?

— Да бросьте вы, Ивен, — она опускает ноги на пол. Склоняется ко мне, — И все же, ответьте на мой вопрос. Пожалуйста.

— Шармила, мне с вами очень хорошо. И… меня очень к вам влечет, — неожиданно признаюсь я. Добавляю, словно извиняясь: — Не только физически…

Звякает приемник пневмодоставки в углу. Как кстати. О’Хара недоуменно оглядывается.

— Вы что-то заказали?

— Откройте, — улыбаюсь я.

Она послушно приседает перед