Эпик. Дилогия (СИ)

Улепетывая, мы чуть не снесли две плоскодонки, движущиеся навстречу, и получили вдогонку порцию картечи.

Свернули направо, в такой же переулок. Баркас понесся прямо.

— Шад, дай жару! — скомандовал Онотоле.

Я подкинул топлива в топку, и Буксирчик заработал колесами резвее.

Не прошло и пяти минут, как наш капитан причалил к странному конгломерату, состоящему из деревянной плавучей платформы, на которой чернел осмоленный двухэтажный сруб с красным крестом, между двумя бело-ржавыми катерами с мигалками. Платформу занимали раненые и увечные неписи: стоячие, сидячие и лежащие прямо на досках. В их стонах и жалобах, сливающихся в сплошной крик скорби, тонули другие звуки.

Мы с Гудвином спешились. Когда на платформу ступил мехапес — несколько тонн металла, — она покачнулась, но выдержала. Раненых было так много, что некоторых приходилось переступать. Между ранеными сновали медсестры в белых чепцах и светло-зеленых костюмах.

За срубом угадывалось квадратное белое здание — резиденция гильдии. Видимо, деревянная часть была чем-то типа плавучего госпиталя, могла отчаливать и отправляться в места, где произошла очередная кровавая разборка.

Мимо пробегала молоденькая медсестричка, я взял ее под локоть и попросил:

— Красавица, у меня важная встреча с Эскулапом, тебя не затруднит к нему провести?

Девушка зарделась, осторожно освободила руку, стрельнула карими глазами, испуганно приоткрыла рот при виде Гудвина и качнула головой:

— Следуйте за мной. Ваш питомец не опасен? Я раньше таких не видела.

Ощутив возмущение Гудвина, я успокоил его и объяснил девушке:

— Он — самостоятельная личность и так же опасен, как любой человек.

В деревянном срубе — госпитале — было бело, стерильно и пахло лекарствами. Он соединялся с резиденцией посредством узкого коридора, такого же, по которому осуществляется посадка на самолет, заканчивался он дверью-люком. Медсестра поднесла руку к сенсорной панели, и мы попали в солнечно-оранжевый холл под прозрачным куполом. В кадках зеленели пальмы и тропические растения с мясистыми изумрудными листьями. По фикусу, разинув клюв, лазал хохлатый красный попугай.

Завидев нас, он повернул голову… Две головы. Правая башка сказала:

— В шею гони! Всех в шею гони!

Левая с правой была не солидарна:

— Добрррый день! Чем могу помочь? Помочь?

Медсестричка хихикнула, прикрыв рот ладонью:

— Это Горыныч. Тот еще проказник.

Обогнув кадки с растениями, мы вышли к стеклянной приемной, где восседала секретарь — анимешной наружности девушка в строгом темно-синем костюме с воротником-стойкой.

— Добрый день. Чем могу помочь?

Гудвин, стоящий за моей спиной, ее ничуть не удивил.

— В шею гони! — разорялся Горыныч. — Всех — нахррен!

— Мое имя Шад, у меня встреча с Эскулапом, — сказал я.

— Моеимяшад — нахрррен! — разорялся попутай.

Девушка чуть склонила голову, посмотрела на монитор, поводила мышью и дежурно улыбнулась:

— Шеф вас ждет. Но прежде сдайте, пожалуйста, оружие.

Пришлось разоружиться, положить пистолет и нож на столик секретарши, она положила их в пронумерованные пакеты, выдала мне расписку.

— Проходите, пожалуйста.

Раздалось едва слышное шипение, и прямо в стене чуть левее конторки разъехались створки дверей, приглашая меня на широкую лестницу белого мрамора. Секретарь объяснила механическим голосом, с дежурной улыбкой:

— Второй этаж, двадцатый кабинет. Первая дверь справа по коридору.

Поднимаясь, Гудвин вертел головой и будто бы принюхивался, я поражался роскошью. Казалось, будто мы переместились в параллельную реальность, где нет бандитов, полуразваленных зданий и желтой воды. Такая себе Швейцария во время Второй мировой. Кто хочет жить, должен считаться с хилами. Вспомнились слова Эскулапа: «Мы — бедная Гильдия». Врет, как дышит, и это нехорошо. Чует мое сердце, ждет меня неприятный сюрприз.

Второй этаж — как и лестница, отделанный мрамором. Дверь в двадцатый кабинет — деревянная, тяжелая, с золоченой ручкой. Воображение нарисовало хозяина кабинета — лысеющего розовощекого сноба с бакенбардами, в костюме с запонками, при галстуке. Не найдя кнопки звонка, я постучал.

— Входите, Шад, — проскрежетали в ответ, и дверь распахнулась передо мной.

Я переступил порог и очутился в просторном кабинете, больше напоминающем королевскую приемную восемнадцатого века: бархатные темно-зеленые занавески, дубовые шкафы, стулья-троны, массивный стол на резных изогнутых ножках. Придавленный величием, я не сразу заметил Эскулапа — нелепую фигуру в мешковатом фраке, с жабо. А когда рассмотрел сидящего за столом главу гильдии внимательнее, похолодел и захотел как можно быстрее удалиться.

Передо мной был доктор Моро собственной персоной: невысокий хлипкий старикашка, на голове — три седые волосины врастопырку, руки длинные, мосластые, нитка рта. Только вместо пилы для ампутации — шариковая ручка.

Я сглотнул, не в силах сдвинуться с места. Ощутив мое беспокойство, заволновался Гудвин.

— Чего вы так побледнели, молодой человек? — старик улыбнулся, обнажая белые фарфоровые зубы.

— У вас случайно нет брата-близнеца? — осторожно полюбопытствовал я.

Старика перекосило. Он побледнел, посерел, но взял себя в руки и заговорил:

— Был. Но мне за него стыдно, он нехороший человек. Он погиб сорок лет назад, можно сказать, сам себя убил. Плохой был человек, мне за него стыдно, он проводил опыты на детях — представляете? Опорочил всех нас, лекарей.

Рассказывая, Эскулап перебирал бумаги. Поднялся — сутулый, жалкий, обошел стол и стал там, где должен сидеть я:

— Я уже все подготовил, как мы договаривались. Вам осталось подписать… Не стойте. Присядьте вот здесь, — он с грохотом отодвинул стул, я сел на небольшой трон, обитый бархатом.

Странно, но Эскулап не торговался, буквально сочился любезностью. Усевшись, я невольно скрестил руки и косился на него.

— Сто семьдесят пять монет, правильно, — обхаживал меня он. — Вот первая страница Договора. Напоминаю, он вступит в силу завтра, в это же время.

— Как это — завтра? — возмутился я.

— Это правила, общие для всех, — улыбнулся он, положил передо мной лист, скрученным артрозом пальцем ткнул в соответствующий пункт. — Видите? Я и сам рад бы заполучить такой ценный ресурс пораньше. И еще один пункт. Вы не имеете права торговать смолой ни с кем, кроме нас.

Я собрался возразить, что намерен использовать ее сам, но Эскулап предвидел мой вопрос и провел пальцем ниже.

— Пункт 3.2. Вы сможете производить клей для собственных нужд, но не в промышленном масштабе, — он помахал рукой у меня перед глазами. — Вас это устраивает? — Палец скользнул ниже: — Сто семьдесят монет за килограмм? Тут все прописано.

Я скользнул взглядом по пункту, увидел цифру 175.

— Теперь ознакомьтесь с правами и обязанностями сторон. — Он положил сверху второй лист и склонился надо мной.

Везде одно и то же… Они обязуются не задерживать оплату, имеют право продавать товар третьим лицам, мы обязуемся вовремя доставлять смолу, гарантируем ее качество — и так далее, все стандартно, никаких, вроде бы, подводных камней.

— Ознакомьтесь с форс-мажорными обстоятельствами. — Сверху лег третий лист Договора, я внимательно прочел его.