Невидимый мир (СИ)

   ...- в частности, мы рассмотрим сегодня предложенный проект нового фантома для России...

   Ивик вздрогнула. Ей стало совсем уже неловко. Зачем, ну зачем она согласилась? Вроде бы это обычная практика. На таких заседаниях часто рассматривают новые проекты, на предмет передачи в комиссию, так говорила Ашен. Но... сегодня будут рассматривать только ее фантом. Ужас какой! Ивик с обидой посмотрела в сторону Ашен. Вот всегда так! Сначала Ашен вытащила ее работать на Триму. Если бы не она, Ивик сейчас спокойно работала бы в своей части, жила бы с семьей. Теперь вот пытается затащить в свою группу, в Стратегию... Ашен убеждена, что Ивик создала гениальный фантом. Она даже в это искренне верит. Вообще она верит в Ивик. Но это же необъективно. Объективно Ивик - девчонка, еще ничего не умеющая, рядовой агент, более чем рядовой писатель... со свиным рылом в калашный ряд. По блату пролезла со своим идиотским банальным фантомом на заседание... Ивик услышала свое имя и почувствовала, что встает, что ноги несут ее к экрану.

   - Мой проект называется условно "Восхождение". Егомодель...

   Модель возникла на экране, и это странным образом успокоило Ивик. Фантом был красив, несомненно. Она строила его в Медиане, и сейчас, при взгляде на видеоролик, ей казалось - он ничем не хуже признанных, знаменитых фантомов.

  -- Теоретические предпосылки. Я исхожу из теории иль Кана, которая гласит, что самая серьезная проблема Тримы - это разъединение христианства и социалистического движения. Строительство общества, гуманистически ориентированного, так же естественно для христианина, как и общая гуманизация жизни - просто из соображений любви к людям. Мы знаем, что дарайская стратегия уже давно направлена именно на разъединение этих двух вещей, земного и небесного, в сознании большинства землян имеется ложная дихотомия... Общим решением Хессета Дейтрос поддерживал, как известно, образную идеологическую основу Советского Союза, поскольку выбора у нас нет, несмотря на то, что Советский Союз являлся атеистическим государством...

   Ивик выучила текст наизусть и теперь шпарила, совершенно не вдумываясь в смысл слов. Она подчеркнула, что идея общинности, взаимопомощи, взаимосвязи всех людей, вселенского братства - это дейтрийская идея, и в последние десятилетия она почти разрушена в России, но безусловно, продолжает жить в чаяниях и надеждах людей. Что исключительно в совместном труде и взаимопомощи возможно выживание и восхождение общества вперед, к знанию, гуманизму, миру. Так, как это и происходит в Дейтросе... Тут еще был кусок о том, что Дейтрос, к сожалению, в наибольшей степени занят отражением дарайской агрессии, но его Ивик выпустила за банальностью. Дальше было что-то еще, но от волнения она начисто это забыла. Все молча уставились на фантом.

   На экране застыла безмолвная картина. Цепочка людей медленно поднималась вверх, по очень крутому склону горы, с усилием подтягиваясь, держась друг за друга и помогая друг другу лезть наверх. Каждый держался за идущего впереди. Цепочка была непрерывной. В одном месте двое мужчин передавали из рук в руки ребенка, и еще несколько маленьких детей топтались рядом в ожидании очереди. Кто-то нес на плечах очень старенькую бабушку. Вершина горы скрывалась в сиянии неистового света. Некоторые из людей несли в руках знамена - алые, но не дейтрийские с крестом, а просто ярко-алые, цвета артериальной крови. Были среди них и монахи, причем в разных одеяниях, Ивик изобразила монахиню в православном триманском облачении, францисканца в коричневом хабите и монаха-хойта, дейтрина. Священнослужители несли кресты, распятия и хоругви. Где-то там, на верху цепочки, рука об руку шли двое - дейтрин-хойта в монашеском облачении с крестом, и красивая светловолосая девушка с алым, развевающимся по ветру знаменем. Они как бы венчали колонну. Идея, в общем, была простая, банально-дейтрийская. Весь интерес, по задумке Ивик, должен был заключаться в исполнении - в лицах людей, обращенных друг к другу, полных любви и заботы, в стиснутых крепко руках, в победном сверкании знамен. Ивик вдруг поняла, что у нее ничего не получилось. Она с ужасом посмотрела на комиссию.

  -- Достаточно. Ну - высказывайте мнения, - предложил шеман. Ивик замерла. Ее сердце упало, когда первой поднялась белокурая завитая дама.

  -- Я не очень понимаю, - она говорила высоким, почти визгливым тоном, с напором, который Ивик всегда ненавидела, - почему мы должны рассматривать какие-то неумелые полудетские образы, для фильтрации таких претендентов существует Комиссия, и я не знаю, зачем было отнимать у нас время. Фантом абсолютно незрелый, идея нелепая - как можно соединять в одном образе столь далекие друг от друга учения, как триманский коммунизм и триманское же христианство? По поводу техники исполнения я могу сказать лишь одно - авторесса отнеслась к зрителям с неуважением! Такое нельзя себе позволять! Это слабое, вялое, эклектичное, совершенно нелепое произведение, которое мог бы создать курсант младшего года в квенсене, но не взрослая, уважающая себя и командование гэйна. Кстати, мне интересно, почему автор не представился как положено, не назвал свой отдел и должность...

   Ивик глотнула воздуха. В комнате стояла полная тишина. И все смотрели на нее. Наверное, надо ответить.

  -- Это открытое заседание, и из соображений безопасности называть свою должность здесь не положено, - сказала она. Кажется, сказала вполне достойно, спокойно так, хотя и слабым голосом. И добавила, - мое звание - ксата.

   Тоже, скажем так, похвастаться нечем. Некоторые получают это звание еще в квенсене.

  -- В любом случае, - продолжала дама с тем же напором, - на месте командования, осведомленного о месте службы автора этого фантома, я бы приняла определенные меры. В рабочем порядке.

   У Ивик шумело в ушах. Она точно знала, что еще лет шесть назад сразу разрыдалась бы в такой ситуации. Но каким бредом было бы разрыдаться сейчас! Как это было бы ужасно... ведь она не девочка, она гэйна, взрослая, мать троих детей, военный человек в конце концов и мало того - разведчик. Никого не интересует, что на самом деле внутри она все равно - девочка, и ей все равно хочется разреветься и выбежать из комнаты. Самое трудное - это сдержать физиологическую реакцию. Слезы подступают, но надо каким-то образом их сдержать. Для этого полезно дышать довольно быстро и глубоко. Ивик почти не слышала, что говорил иль Машар, слух включился снова, когда встала Кейта иль Дор.

  -- Я считаю, что такая жесткая критика неправомерна, и не понимаю, о каких мерах в рабочем порядке говорит стаффа иль Пен. Гэйна предложила на рассмотрение фантом. Возможно, неудачный. Хотя на мой взгляд, это произведение вполне достойного уровня, и высказанную идею я, наполовину русская по национальности, не нахожу нелепой. Мы можем принять фантом или отвергнуть. Каким-то личностным характеристикам автора здесь не место. А хлесткие эпитеты уместны в литературной статье, но не в обсуждении стратегического объекта.

   Кейта села. Иль Пен громко сказала с места.

  -- Кстати, иль Дор, как я понимаю, автор фантома - это сестра по сену вашей дочери?

   Кейта покраснела и открыла рот, собираясь что-то возразить, но иль Машар остановил ее взмахом руки.

  -- Стаффа иль Пен, базар устраивать не надо, вы можете взять слово в установленном порядке. Родственные связи кого бы то ни было не имеют здесь никакого значения.

   Спокойно, повторяла себе Ивик. Только спокойно. И удивительно, но ей удавалось владеть собой. Потом будет плохо, знала она. Очень плохо. Но сейчас, под перекрестьями устремленных на нее взглядов, по большей части - чужих, враждебных, ехидных, она чувствовала себя уверенно. Как в Медиане. Как в бою.

   Гэйны высказывались один за другим. Никому не нравился фантом Ивик, и ей казалось, что каждое слово - пусть мало кто говорил в стиле иль Пен - вбивает в ее сердце новый раскаленный гвоздь и медленно его там поворачивает. Но нельзя думать о боли. Нельзя концентрироваться на ней. Надо держаться. Держать удар. Одни говорили о нелепости и утопичности основной идеи. Другие - о том, что фантом неумело выполнен, некрасив, слишком изыскан и сложен для восприятия современным человечеством либо слишком упрощен.