Измерение инкогнито (СИ)

— Есть, товарищ лейтенант — ответил он звонким мальчишеским голосом, лихо козырнул и притопнул ногой от избытка чувств.

Наконец-то настоящее боевое задание, опасное к тому же — подумал Летун.

— Без лишнего геройства — осадил его пыл лейтенант. — Сделайте все возможное, обезвредьте его, но на рожон не лезть.

— Хорошо.

— Не хорошо, а есть, товарищ лейтенант.

— Есть товарищ лейтенант — послушно повторил Летун, отдавая честь — разрешите выполнять?

— Давай, давай, шевелись, пока он далеко не ушел — проворчал Воронцов.

Раненных загрузили в вертолет. Потерь личного состава не было. Сыграла роль внезапность, подавляющее огневое преимущество и слаженность их действий. Только один тяжело раненный — в самом конце боя кто то достал молоденького неопытного ефрейтора второгодника шальной пулей. Жалко пацана, но есть надежда, что выживет.

— По машинам! — Скомандовал Воронцов.

Взревели турбины, тяжелые боевые машины похожие на больших жуков, как бы нехотя поднялись в воздух, разрывая его своими винтами-крыльями. Подняв ветер, они умчались, оставив после себя разгром, запах пороха, солярки и гул в ушах.

— Ну что, двинули, мужики. Я впереди, остальные за мной. Не отставать. — скомандовал Летун.

Четыре фигуры вышли в путь. Двинулись без лишней суеты, но в хорошем темпе, в котором чувствовалась хорошая выучка. Закинув оружие за спину, они направились в сторону склона, где были обнаружены следы. Десантники довольно быстро миновали истоптанный, заляпанный кровью снег, искореженные палатки, оборудование и тела боевиков, сваленные в ряд на тренировочном полигоне.

Уже почти рассвело, было довольно светло. Снег бодро скрипел под жесткими подошвами ботинок, отмеряя четкий ритм шагов.

Через два часа они его заметили.

— Эй, Летун погляди, вон он мелькает, видишь? — сказал снайпер, едва переводя дыхание.

— Ничего не вижу, да ты хоть ориентир покажи. Солнце слепит.

— Во-он, чуть левее того булыжника, куст еще торчит — прищурив левый глаз, он вытянул руку вперед и вверх.

— Ну и глазастый же ты — уважительно проговорил Летун — и правда что то мелькает, если мне не кажется. Далеко очень, метров триста.

— Не кажется, вот в бинокль глянь.

— Да, точно это он. Форма такая же, как у тех, в лагере. Снять сможешь?

— Попытаюсь.

Осмотревшись вокруг, Иванов решил стрелять стоя. Лежа не получится, а удобного упора вблизи не наблюдалось.

— Эт-т-о тебе не учения — со вздохом сожаления пробормотал он сам себе под нос.

— Что ты там бормочешь? Стреляй быстрее, уйдет же — торопили его товарищи.

Снайпер лихо сдернул со спины винтовку, расчехлил капризный инструмент и прищелкнул оптический прицел. Разминая замерзшие пальцы, он несколько раз глубоко вздохнул и приложив приклад к плечу, прицелился. Ловя ритм сердца, он затаил дыхание.

Ветра нет, это хорошо. Во-о-от он, мелькает то появляясь, то пропадая в складках горы. Руки под действием порции адреналина не слушаются, дрожат, не желая успокаиваться. Перекрестие прицела неохотно легло на цель. Поймав миг между ударами сердца, снайпер мягко нажал на спуск.

Али тоже их заметил, отчаянный страх, бьющий по нервам, настойчиво рвал в лоскуты его волю. Далеко уйти не удалось. Вон они, смердящие гиены, проклятые поедатели трупов — идут по его следу — четыре точки маячили далеко внизу, темный камуфляж хорошо выделялся на фоне сверкающего белого снега. Кажется остановились. Что они задумали? Тяжело переводя дух, он встал, осторожно наблюдая за ними.

Внезапно хлесткий, но одновременно необыкновенно тяжелый удар обрушился на его голову, будто кто-то от всей души ударил его в висок чугунной сковородой. Пуля с противным жужжанием отрикошетила от скалы и зарылась в землю.

Голова безвольно откинулась, в шее что-то отчетливо хрустнуло.

Меховая шапка, отлетев далеко в сторону, закатилась между камней и только тогда докатился звук далекого выстрела.

В голове оглушительно зазвенел колокол, в глазах пылали яркие круги. Все вокруг раздвоилось, конечности налились свинцом, будто кто-то их просто выключил. Он рухнул словно подкошенный, повалился безвольной, инертной тушей. Больно ударившись копчиком, подстреленный боевик перевернулся и несколько метров поехал вниз по твердому обледенелому гравию.

На краткий миг он выпал из бытия, перестал существовать для всего мира, но боль и студена земля довольно быстро привели его в чувства.

Али осторожно приоткрыл глаза. Мир, цвета и звуки постепенно возвращались, но очень медленно, будто кто-то скаредной рукой отмеривал их мизерными порциями, он вяло потряс головой, стараясь сфокусировать зрение. Горные вершины все еще качались перед глазами, теплая струйка залила правый глаз.

К счастью для его головы, пуля лишь чиркнула по черепу, чуть повыше правой брови, содрав кожу, но не причинив особого вреда. Он осторожно, кончиками пальцев потрогал ушиб. Место вокруг раны набухло кровью, шишка росла, быстро увеличиваясь в размерах.

Пришла запоздалая тянущая боль, кончики нервов разорванной плоти отозвались невыносимым перцовым жжением.

Боль, боль, боль — словно морской прибой она накатывает и отступает в такт толчкам бешено бьющегося сердца. Расцарапанная шея саднит и поворачивается лишь на несколько градусов, после чего будто кто всаживает туда, чуть пониже правого уха, ржавый иззубренный гвоздь.

Ленивая, неповоротливая мысль, скованная разбитым на осколки миром все же отметила, что повреждены шейные позвонки.

Раны всякого характера и разной сложности он навидался за свою не такую и долгую жизнь предостаточно. Несколько секунд он тупо сидел, приходя в себя, тошнота объединившись с болью, убойным коктейлем придавили его к земле, пытаясь вновь лишить сознания.

Однако сейчас позволить себе он этого не может. Его охватила злоба — на себя, на этих адских гончих, на весь мир. Гнев волной поднялся откуда-то с самого низа живота, поднялся и затопил все сознание, перерастая в хриплое горловое рычание, а затем — в яростный вой загнанного животного: У-у-хххх-р-р-р, х-р-р йааааа вас… будьте вы… будьте вы прокляты!!! Я вас… я вам… о-о-о, как я вам отомщу-у-у!!!

Однако тот же гнев придал ему новых сил.

— Ну что, попал?

— Да вроде бы… По крайней мере, он упал, теперь я его не вижу — снайпер оторвал взгляд от прицела.

— Я тоже ни чего не вижу — сказал Летун опуская бинокль. Идемте, посмотрим надо проверить.

Тут раздался далекий крик, полный ярости. Отдельных слов с такого расстояния разобрать было невозможно, однако все почувствовали направленную на них волну черной ненависти. Бесстрастное эхо подхватило злые звуки, отразилось от скал и вернулось несколько раз.

— Ах ты ж, твою мать — с чувством выругался Летун.

— Блин, промазал — с недовольной гримасой отозвался снайпер. — Солнце…

— Ах ты м-м-азила! Ну что встали? Давайте бегом, бегом, пока не очухался! — и Летун первым рванул вверх.

— А зачем торопили — огрызнулся снайпер, с чувством сплюнул и боясь отстать, побежал за остальными.

Едва опомнившись, Али в у двоенном темпе принялся карабкаться в гору. Склон, в начале совсем пологий, начал круче забирать вверх, зато снега стало гораздо меньше. Первые зимние осадки не могли удержаться на крутом склоне и голых камнях — сильный ветер тут же выметал их оттуда.

Обламывая жалкие остатки ногтей, хватаясь словно утопающий за все неровности почвы, пучки засохших трав и корни, выступающие из земли, тихонько подвывая, он карабкался все выше и выше.

Руки и ноги дрожат от страха, нервного напряжения и холода, что конечно же не помогает двигаться. Не первый раз он попадает в переделки, хотя в такую безнадежную, надо признаться — еще ни когда не приходилось.

Где то здесь должна начинаться еле заметная тропка, ведущая к пещере. Совсем немного осталось. Вот она! Примерно сто метров.

Через пять минут буду на месте! — с облегчением подумал он.

Мысленно он представил себе местность. Ровная площадка перед пещерой в форме неправильного круга около двадцати метров в диаметре. К пещере на площадке можно было подойти только по крутой тропинке. В других местах — отвесная скала, к тому же сейчас скользко.