Великий перелом

— Ну, чего уж теперь. После драки кулаками не машут, — заметил Крапивин.

— Это точно, — согласился Чигирев.

— Вы давно здесь? — Крапивин разгладил несуществующие складки на своем «космическом» костюме.

— Меня сюда привез Алексеев часа за три до твоего прихода. А где-то через час Басов Янека привел.

— Вот как? Значит, для тебя всего три часа назад был ноябрь девятнадцатого, и мы с тобой только что расстались?

— Да. Кстати, когда Алексеев вез меня сюда, он обмолвился, что Басов знал о нашем эксперименте задолго до того, как ты пригласил его в проект.

— Что?! — Крапивин чуть не подпрыгнул на месте. — Это невозможно. Проект был абсолютно засекречен. Я совершил должностное преступление, рассказав Игорю о деталях эксперимента. Об «окне» вообще знал строго ограниченный круг лиц, имевших допуск…

— Вадим, ты хочешь сказать, что Игорю нужен какой-то там допуск? Это человек, который в любой момент появляется в любой точке мира.

— Но ведь это связано с аппаратом. Они с Алексеевым открыли способ перемещаться по мирам…

— Аппарат Алексеева позволяет проходить по мирам, но только в те же географические точки, — возразил Чигирев. — Я умер в том мире у спуска к Лебяжьей канавке и очутился на том же самом месте в две тысячи пятом году. Там меня встретил Алексеев и переместил в этот мир, но снова на то же место. Для того чтобы добраться сюда, нам потребовался гравилет и больше часа времени. А вот Янека Басов забрал в Варшаве и переместил сюда мгновенно. Тебя, как я понимаю, он тоже не вез из Крыма на гравилете. Кроме того, Алексеев намекнул, что Басов как-то влияет на сам аппарат. И вспомни вот еще о чем. Когда вы с ним встретились по дороге в Киев в тысяча шестьсот втором году, на тебя готовилось покушение, и он спас тебя. Не слишком ли это была удачная встреча для простого совпадения? Не появись он тогда, ты был бы мертв, как и ребята из твоего отряда. Что-то не верится мне, что на огромных просторах Речи Посполитой он совершенно случайно оказался именно в этом месте именно в это время. Даже аппарат не позволил бы ему так высчитать место встречи, а ведь Алексеев тогда еще был у Селиванова. И еще: Басов легко согласился участвовать в эксперименте. Слишком легко для такого человека, как он.

— Что ты хочешь сказать? — насторожился Крапивин.

— Басов сам ставил на нас эксперименты. Наблюдал за нашим поведением, как ученые наблюдают за подопытными крысами. И он не тот человек, за которого себя выдает.

— Чушь! — воскликнул Крапивин. — Я знаю его с начала восьмидесятых. Знал за двадцать с лишним лет до того, как начался этот чертов эксперимент. Конечно, он очень сильно изменился. Но это он, я знаю точно.

— Значит, он изменился значительно сильнее, чем ты предполагал, — заключил Чигирев.

— Заждались? — в комнату вошел Басов в сопровождении Алексеева. — А мы с Виталием Петровичем небольшой просмотр для вас подготовили. Почти месяц работы. Цените!

— Что, опять в параллельный мир ходили? — спросил Крапивин.

— Да, фильм монтировали, — ответил Басов. Алексеев раскрыл свой ноутбук.

— Игорь, нам надо серьезно поговорить, — произнес Чигирев.

— После, — отмахнулся Басов.

— Игорь, есть вещи, которые….

— Я сказал: после. — В голосе Басова зазвучали стальные нотки. — Я знаю, о чем вы хотите побеседовать, но вначале демонстрация. Вернее, две. Они нужны нам как раз для разговора. Наберитесь терпения. Виталий Петрович, прошу вас.

Алексеев нажал кнопку на клавиатуре, и в дальней части комнаты стал сгущаться белый туман. Постепенно туман стал густым, как сметана, а потом вдруг рассеялся. На его месте возникло трехмерное изображение. По заснеженному полю на позиции бежали цепи солдат и падали под ураганным огнем пулеметов. Изображение увеличилось. Собравшиеся увидели крупным планом атакующих красноармейцев. Потом зрители увидели обороняющихся — солдат в русской военной форме. А когда невидимый оператор показал батарею, поливающую картечью пехоту, Крапивин воскликнул:

— Англичане!

— Точно, — подтвердил Чигирев. — Это Лужский укрепрайон. Я инспектировал его незадолго до того, как меня отравили.

— Да, это он, — подтвердил Басов. — Как вы и предполагали, не сумев взять Крым, красные бросили силы на Петроград. Но время для штурма они выбрали неудачно, как раз грянули морозы. Короче, они допустили ту же ошибку, что и Сталин в тридцать девятом, когда послал войска в Финляндию. А Юденич с англичанами хорошо сумел подготовиться к обороне, и англичане в этот раз не подвели. Получив Питер, они вцепились в него мертвой хваткой: все-таки контроль над Балтикой. Наступление было отбито. Впрочем, что это я в роли гида выступаю? Давайте вы, Виталий Петрович.

Изображение изменилось. Посреди огромной толпы на импровизированной трибуне выступал Троцкий. Он что-то страстно доказывал собравшимся.

— Это митинг в Москве. Троцкий призывает всех на борьбу с крестьянскими восстаниями, — пояснил Алексеев. — К весне двадцать первого положение Советов стало совсем печальным. Голод по всей стране, восстания в воинских частях. Кронштадтского мятежа не было, но зато было восстание моряков в Архангельске под теми же лозунгами. Советское правительство и думать забыло о штурме Крыма и взятии Петрограда. Опасались только белого десанта в Анапе и Одессе. Но у Врангеля были свои проблемы.

Изображение снова изменилось. На морской набережной какого-то курортного города митинговали белогвардейцы.

— Голод, — пояснил Алексеев. — Армия совершенно разложилась. Если бы не продовольственная помощь из Франции и не решительные меры Слащева, Крым мог бы пасть и без штурма. О наступлении в таких условиях нечего было и думать. Врангель сократил армию до минимума и использовал Добровольческую армию для восстановления экономики. Части были брошены на строительство оборонительных сооружений, восстановление разрушенных промышленных предприятий Крыма и строительство новых. Продовольствие распределялось только по карточкам. Инфляция была огромной, но голода удалось избежать. В этот период социалистические методы распределения и руководства экономикой в Крыму стали чуть ли не популярнее, чем в Советской России, несмотря на суровый полицейский режим. Так они и выжили, но продолжать войну ни красные, ни белые уже не могли. В июне двадцать первого года открылась Стокгольмская конференция по русскому наследству.