Третья сила. Сорвать Блицкриг!

Позже потомки предложили формулу «культ личности». Правильно предложили, но сдается мне, что в момент рождения данной формулы мало кто задумался о глубинной причине этого явления.

Однако не живи в народе, в его традициях монархическая культура, разве мог Сталин быть таким, каким он есть? Вопрос мне представляется риторическим, и связь времен, вопреки утверждениям Шекспира, не прерывается.

Что касается вопроса – могла ли буржуазная Россия, родившаяся в феврале семнадцатого, совершить такой рывок? Россия не столь яростная, не столь безжалостная? Мне кажется очевидным ответ: «Нет!» На такой рывок у нее просто не хватило бы сил и средств.

Опять же, доказательством служит информация из будущего. Работ, убедительно обосновывающих реальность быстрейшего развития буржуазной России, не существует, но есть множество высказываний, оперирующих темпами развития России только 1913 года. А что это, как не доказательство отсутствия подобных перспектив?

Но вернемся к вопросу, могла ли Советская Россия мягче решить задачу индустриализации?

А вот по этому вопросу, товарищ Карбышев, вы и соглашаетесь, и, скажем мягко, несколько расходитесь во взглядах с нашим Верховным, т. е. с генеральной линией партии. Вот так, просто расходитесь.

Для скорейшей индустриализации миллионы вчерашних крестьян пришлось направить на заводы, одновременно их, сегодняшних рабочих, надо было кормить.

В этом есть явное противоречие – требовалось одновременно уменьшить в нашей северной стране сельское население и обеспечить хлебом возросшее городское. Но самое главное – сделать это не просто быстро, но стремительно быстро.

А не в этом ли кроются корни теории товарища Троцкого о казарменном социализме? Той теории, что позже воплощал товарищ Сталин, совершая свое «чудо»? Увы, чудес не бывает, отсюда… даже вспоминать не хочется, что отсюда следует.

По существу, мы занимали у будущего, у своих собственных потомков, не отдавали им, но у них брали. А если где займешь, то отдавать все едино придется.

Ну а в чем вы, товарищ Карбышев, расходитесь во взглядах с генеральной линией партии?

Собственно, с линией вы не расходитесь. Вы не соглашаетесь с тем, что была необходимость в жестокости. Вы, уважаемый, категорически не соглашаетесь с устранением Сталиным противников, и тем более соратников, не разделяющих его взгляды на формы развития социализма, в физическом их устранении. Еще вы не согласны с необходимостью организации рабства, что фактически имело место быть. Рабства в самой передовой стране мира.

Вообще, в этой нашей истории кроется что-то очень болезненное и ненормальное. И ненормальное это впоследствии разрушило и страну, и коммунистическую идею.

Отсюда следует очередной парадокс – самый последовательный сторонник коммунизма сам же его уничтожил.

Между тем справедливости ради надо остановиться на трактовке событий моего времени потомками.

В будущем неким таинственным образом изменились разительно оценки. В уме обывателя из будущего лагеря ассоциируются с исключительной жестокостью и нелепой иррациональностью.

В тех лагерях сидят миллионы заключенных, которые охраняются многочисленными откормленными охранниками. Задача этих охранников заключается в скорейшем и жестоком лишении жизни этих самых зэков, т. е. жителей страны.

Информации о том, какую роль сыграли в развитии советской экономики эти, мягко говоря, негуманные методы, у обывателя нет. Такое впечатление, что кто-то намеренно и старательно скрывает экономическую подоплеку данного явления нашей истории.

К примеру, не введена в широкий оборот информация, что при строительстве Беломорско-Балтийского канала осужденные были организованы таким образом, что и работы, и руководство работами, и проектирование, и даже охрана заключенных выполнялись собственными силами «лагерников», а кадровых чекистов было лишь 37 человек!

Но ведь совершенно очевидно, что решалась чисто экономическая задача – строительство канала, строительство с минимальными затратами ресурсов и только трудом заключенных. При этом на практике проверялась одна из моделей казарменного социализма, самого по себе призванного решать экономическую задачу.

А вот еще один пример.

Нелепым образом трактуются результаты посещения наших лагерей того периода представителями самой гуманной части западной интеллигенции. А ведь та международная комиссия не усмотрела признаков жестокости.

Однако обывателем будущего выводы этой комиссии трактуются предельно примитивно: «Сталин комиссию обманул».

Как же, как же. Так таких умных и обманешь? Обмануть можно только вас, глупых.

Мои размышления были прерваны заходом самолета на посадку. После приземления встретивший меня старший лейтенант НКВД сообщил, что ему приказано обеспечить «отдых и питание товарища генерала» и «отправку в Москву ближайшим рейсом».

Они назвали это Дачей. Вот так, без конкретики. Высокие сосны, деревянные домики с резными ставнями и крылечками с плетеными креслами и столиками. Недалеко протекала речка. Чистый воздух, солнце и комары – и ведь даже не представишь, что где-то в нескольких сотнях километров война.

Только у нас была своя, тихая, информационная война. С людьми, со всей страной. С прошлым. С мягкими полуулыбками и требовательным недоверчивым взглядом – врите, ребята, да не завирайтесь! А мы говорили… разное. Обходительное, уважительное отношение. Ненавязчивое, но и без фамильярности. А главное – методичный и очень подробный допрос, начиная от «расскажите о своем детстве» до «последних моментов перед переносом». Наверное, так и нужно было, чтобы нам поверили.

На первой же встрече я терпеливо и доходчиво объяснила разницу между историей и историографией – наукой, изучающей, как пишут историю. А также тем, откуда возникают исторические версии и интерпретации. В плане «что и когда происходило», а также «кто из командующих был на месте или нет» – я много не наговорила. Уж больно плохо я изучала Вторую мировую, хоть и сдала в свое время ее на «отлично». Меня всегда привлекали другие периоды. Не раз и не два я послала «горячий привет» тем умникам, которые засунули меня в самое нелюбимое время. Вот если бы в Средние века… Мечты, однако, у вас, девушка… А тут все просто.

Большая польза от меня оказалась в сравнительной характеристике местной и «нашей» диверсионной подготовке. Я знала! Я верила, что где-то внутри меня спит преподавательский талант. Даже сдуру хотела идти учителем истории в школу. Вовремя посмотрела на «контингент» и подавила мысль в зародыше.

Работали с нами восемь человек. Два врача – серьезные дядьки без грамма юмора, и шесть «штатских». Угу! Таких же, как я Елена Прекрасная. Выправку никуда не деть, да и подход к информации, методы ведения допроса – все это указывало на серьезные звезды на погонах. Вернее, ромбы в петлицах. Приезжали еще какие-то люди. Уединялись в домиках с Доком или Змеем, которому прописали полупостельный режим. Пару раз приезжал Старинов.

Я переносила это легче всех, потому что рядом присутствовал Ярошенко – это давало хоть какую-то отдушину в разложенном поминутно расписании.

И вдруг все кончилось. Утром мы проснулись сами, без утренней побудки, сами спустились в столовую и с удивлением обнаружили там только дежурный наряд и повариху. Это давало повод задуматься и насторожиться.

Отдохнули и хватит. В середине дня за нами приехали.

Результат «дойки» характеризовался двумя словами – тысяча мелочей. Из нас вытянули море информации: от устройства подгузников до блочной архитектуры для радио и электронной аппаратуры включительно. Часть предложенных нами решений могла быть реализована сразу, часть – спустя некоторое время. Кроме того, большое значение имела информация о тупиковых путях развития техники и возможных трудностях на пути реализации перспективных. В том, что касалось техники, все обстояло более или менее в порядке. Не в порядке – со всем остальным.