Тень Альбиона

— Но это кольцо, которое вы носите — ну, которое принадлежало вашему отцу, — что оно означает? — спросил Уэссекс. Неужели Союз Боскобеля существует в обоих мирах? Но если это так, почему же в мире Сары законный король Англии закончил свою жизнь как преследуемый, отверженный изгнанник?

— Я никогда не знала истории этого кольца, — сказала Сара, — и теперь уже и не узнаю. Но что же мне делать, Уэссекс? Я ведь не могу вернуться домой.

— Не сможете, пока у бабушки останется хоть одна стрела в колчане, — согласился Уэссекс — А ее стоит принимать в расчет, моя маленькая провинциалка. Но вас перенесли в этот мир с какой-то определенной целью. Как вы полагаете, вы уже выполнили свою задачу?

— Не знаю, — честно призналась Сара. — Что такого важного обязана была сделать и не сделала маркиза Роксбари, что ей потребовалось вызывать меня из другого мира, лишь бы только довершить несделанное? Я только знаю, что странное существо — эльф, весь в листве, — сказал, что я должна стать одним целым с этой землей. Но я не понимаю, что это значит, и уж подавно не знаю, как это сделать.

— Вот на этот счет, — сказал Уэссекс, — у меня есть кое-какие предположения.

Он мягко привлек Сару к себе — а она и не сопротивлялась — и осторожно коснулся губами ее губ.

Эпилог — АНГЛИЙСКАЯ ЛЬВИЦА

ТЯЖЕЛО ГРУЖЕННАЯ ФУРА для перевозки сена грохоча катила по дороге к побережью. День угасал. Время страды еще не наступило, и такой фуре просто незачем было пускаться в путь, но среди кавалеристов, патрулирующих прибрежные районы, насчитывалось очень немного крестьян, а потому Уэссекс и отец де Конде единодушно решили, что подобная маскировка вполне сгодится.

Сару, Луи и Мириэль спрятали в двойном дне фуры, а Уэссекс и Костюшко, одевшись сельскими жителями, сели на козлы. Костюшко пришлось-таки расстаться со своим конем; Сполоха оставили на попечение священника, до тех пор, пока у хозяина не появится возможность за ним прислать. Конь был слишком ценным, чтобы бросать его где-нибудь по пути, если вдруг возникнет такая необходимость, — а отсюда его все-таки можно будет забрать.

На подъезде к проливу их уже ждали, благодаря амьенскому «епископу». К морю беглецы не приближались. Они должны были добраться до указанной отцом де Конде фермы и оставить там повозку. После этого им останется лишь пройти милю до берега, дождаться темноты и подать сигнал при помощи потайного фонаря и зеркала, которыми их снабдил старый священник.

План казался чрезвычайно простым. Но за годы, прошедшие после революции, Уэссексу столько раз приходилось пробираться во Францию и выбираться из нее, что он уже и со счета сбился. И каждый раз что-то да было не так, даже когда ситуация граничила со скукой.

Вот и на этот раз так получилось. Ну что может быть проще поездки по сельской местности?

Примерно с час назад им попался курьер, направлявшийся на восток. С тех пор они никого не встретили, да и не ожидали встретить; в такое время дня это ответвление дороги, связывавшей Париж и Кале, обычно было пустынным.

Но вдали послышался топот копыт. Костюшко указал в сторону облака пыли и, взглянув на своего напарника, вопросительно пожал плечами.

Если это французский патруль, то он, скорее всего, ищет их. Вот только узнают ли их патрульные, когда найдут? Они могут постараться одурачить солдат, а могут оказать сопротивление. Сам Уэссекс, будь у него выбор, предпочел бы их дурачить. Он покачал головой в ответ на безмолвный вопрос Костюшко и придержал лошадей.

На дороге показались шестеро верховых в форме французских стрелков. Эту легкую кавалерию в условиях боевых действий обычно использовали для разведки и мелких стычек. Кроме того, они патрулировали подозрительные районы — например, побережье вокруг Кале. Похоже было, что последний их рейд увенчался успехом: в центре группы ехал связанный пленник. Среди черных мундиров французских кавалеристов мелькало горчичного цвета пятно, в котором Уэссекс узнал мундир датской Королевской гвардии.

— Датчанин, — тихо произнес Уэссекс — Один из тех, кто плыл на «Королеве Кристине». Возможно, он знает что-нибудь о принцессе.

Гвардеец, похоже, не давал французам слова не бежать, — иначе оружие осталось бы при нем, — а значит, готов был драться за свободу, если такая возможность представится.

— Это наш долг, — благочестиво произнес Костюшко, доставая саблю и пистолеты. — Дания — союзник Англии. Или скоро им будет.

Фура благоразумно свернула к обочине, пропуская солдат. Но когда кавалеристы оказались в нескольких ярдах от повозки, внезапно грянули выстрелы.

Капитан и лейтенант упали. Костюшко схватил первую лошадь за поводья и сдернул раненого всадника с седла. В следующее мгновение он уже вскочил на коня, развернул испуганное животное и погнал его навстречу оставшимся кавалеристам.

Уэссекс разрядил оба пистолета — подарок предусмотрительного отца де Конде, — а затем бросился вперед с саблей в руках. Конечно, при сражении с всадником пеший боец оказывается в невыгодном положении, но сейчас было не до прикидок.

Над ухом у герцога свистнула пуля. Это Сара высунулась из укрытия и внесла посильный вклад в схватку.

Датчанин, оказавшийся в центре сражения, не замедлил воспользоваться подвернувшейся возможностью. Едва раздался первый выстрел, как он кинулся на ближайшего стрелка и вышиб его из седла. Они покатились по земле. Преимущество явно было на стороне датчанина, хоть у него и были связаны руки — к счастью, спереди, а не сзади.

Все закончилось в считанные секунды.

Гвардеец поднялся на ноги. Он освободился от веревки, воспользовавшись штыком, и оглядел поле боя. На губах его заиграла нахальная улыбка.

— Отлично рассчитанное освобождение, месье, — сказал он по-французски подошедшему Уэссексу. Сара и все прочие уже стояли рядом с фурой — встревоженные, но, к счастью, целые и невредимые.

Голос датчанина оказался высоким и хрипловатым. Судя по лицу, он еще не нуждался в бритве — столь любимые среди королевских гвардейцев пышные усы и бакенбарды подозрительно отсутствовали.

— Отчасти оно было продиктовано нашими собственными интересами, — сказал Уэссекс. Костюшко встал рядом с ним. — Вы ведь с «Королевы Кристины», верно?

— Думаю, да, — заметил Костюшко и быстрым движением сбил с гвардейца его кивер.

— Черт! — с сожалением воскликнул гвардеец, когда его — ее — белокурые волосы рассыпались по плечам.

— А здорово я вас одурачила? — сказала Стефания, принцесса Дании.

Стефания успела рассказать свою историю Уэссексу и всем прочим, пока они стаскивали в кучу бывших конвоиров принцессы. Их вовсе не собирались убивать без особой необходимости. Тех, кто пережил схватку, связали, заткнули им рты кляпами и засунули под сено. Там им и предстояло оставаться до следующего дня, когда пятеро — нет, уже шестеро — беглецов доберутся до Англии, куда они так стремились.

А лошади, столь своевременно предоставленные французами, давали маленькому отряду возможность быстро добраться до побережья.

— Должен сказать, ваше высочество, что подобный маскарад свидетельствует о незаурядной изобретательности, — с уважением заметил Костюшко, когда отряд двинулся на запад.

— А, мелочи! — отозвалась принцесса. — Никто даже и не взглянул на солдата — они думали увидеть принцессу в платье и короне, потому ничего и не замечали. А мои парни ни за что бы меня не выдали. Они из полка моего деда, но это я ношу их мундир и езжу с ними на учения. Но вы же англичанин, да? Вас небось шокирует, что я вырядилась в мужскую одежду? — добавила она, улыбнувшись Костюшко.

— Я поляк, — поправил ее Костюшко. — А вон тот неодобрительно поглядывающий джентльмен в ужасной шляпе, что едет слева от вас, действительно англичанин. Разрешите представить вам герцога Уэссекского, одного из самых верных слуг вашего высочества.