Ардагаст и Братство Тьмы

   — А что? — тряхнула волосами Ларишка. — Разве аорсы с аланами страшнее аримаспов, сюдбя, незнаемых?

   — Тебе, полянице, всё нипочём. Не видела, поди, войны на своей земле, не знаешь, каково с малыми детьми бежать неведомо куда...

Царица обняла чародейку за плечи:

   — Лютица, ну когда ты чего-нибудь боялась? Ты же львица! А детей наших мы защитим. Не допустим войны между росами и Фарзоем. Довольно того, что Ардагаст с сестрой сиротами выросли.

Ларишка прошла полмира и была привычна к жизни в походных шатрах. Но выросла она всё-таки в сложенном из сырцовых кирпичей дворце отца, бактрийского князя. А теперь самым родным местом для неё была царская мазанка над Тясмином.

Наверху Вышата бронзовым ножом зарезал овцу. Такую же жертву внизу принесла Лютица. Ардагаст возлил из Колаксаевой Чаши на жертвенник кровь овцы, затем молоко, красное вино и хмельной мёд. Питьё жрецов, воинов и поселян: ведь царь молится не за одного себя — за весь народ. Вышата взмахнул посохом с трезубцем. Зазвенели колокольчики, им откликнулись сами собой подвески на большом навершии. Волхв пошёл вокруг стола и жертвенника, приплясывая и потрясая посохом и священной секирой. Внезапно поднялся ветер, закружила метель. Бесы, видимые лишь волхву, заскакали вокруг святилища, скаля зубы и выставив когти. Но ни один бес и ни одна снежинка не могли преодолеть незримой стены, поднимавшейся над каменной оградой святилища.

Наконец Вышата поднял посох и заговорил:

   — Есть посреди Днепра, на Перун-острове, пещера. В ней за дверями золотыми и железными, будто солнышко за тучами, золотой плуг с золотой секирой — огненное сердце Скифии. Силою Рода-вседержителя — не уходите, дары Колаксаевы, ни на небо, ни в пекло! Волею Даждьбога-Колаксая — да увидит вас нынешний Солнце-Царь Ардагаст, сын Зореслава, из рода царей сколотских! Откройтесь, дары, на добро, на счастье всему народу росов!

Царь росов вынул из золотых ножен меч и скрестил его с посохом, образуя косой крест. Снова зазвенели колокольчики в клювах трёх бронзовых птиц. Внизу так же скрестились махайра Ларишки и посох с богиней в руке Лютицы. Всё, как в начале времён, когда на Мировом Дубе сидели и творили мир три птицы — Белбог, Чернобог и отец их Велес, а внизу Дуба обитала Мать Мира. И пробудились снова великие добрые силы. Белое чистое сияние охватило навершие с Родом на столбе. Луч от него протянулся к трезубцу, оттуда, вспыхнув с двойной силой, — к навершию с богиней, а оттуда понёсся на юг, за горизонт, к самому Перун-острову.

А железная дружина аланов уже подъезжала к самой горе. С замирающими сердцами глядели опытные, бесстрашные воины на три сияющих огня и соединивший их луч. Белое сияние вдруг налилось цветом бронзы, затем — золота. Мелодичный звон, словно от больших колоколов, разливался над степью. Что-то доброе и светлое, чему грех мешать, совершается на горе — это поняли все воины.

Но вот умолк звон, погас свет, и всадники, повинуясь Фарзою, стали железным кольцом окружать гору. Ларишка бросила взгляд за Днепр. Вскочить на коня, поскакать туда, привести дружину? Нет. Усобицы в Аорсии не хотел и Ардагаст — царица это хорошо знала. Значит, рассчитывать он сейчас мог лишь на силу убеждения. Фарзой бесстрашен, но умён и осторожен. А уж против чар неведомого колдуна дружина вряд ли могла помочь. Разве что Волх со своими оборотнями... Двенадцать из них, впрочем, улетели соколами вместе с Миланой в Суботов, за волшебными русальными жезлами.

Главное же — царица не хотела, не могла оставить мужа в этот тяжёлый и опасный час. Заметив её колебания, Лютица сказала:

   — Иди к Ардагасту. А я уж найду, кем оборотиться. И предупредить кого надо сумею.

С посохом в руке Ларишка быстро пошла в гору. А вслед за ней побежала неприметная белая зайчиха.

Окружив гору всадниками, Фарзой спешился и пошёл наверх в сопровождении Инисмея, Умабия, Валента и двух десятков дружинников. Рядом с людьми понуро брёл невидимый демон Мовшаэль. В святилище великого царя уже ждали. У жертвенника стояли трое: Вышата сжимал посох с трезубцем, Ларишка — с богиней, Ардагаст — Огненную Чашу. Все трое выглядели дружелюбно, но гордо и бесстрашно. Фарзой приветственно поднял руку:

   — Здравствуй, Ардагаст! Я рад за тебя. Теперь я точно знаю, кто лучший воин Аорсии. Давай же мне то, за чем я тебя посылал. Стрелу Абариса!

Великий царь Аорсии выглядел радушно и был полон самого искреннего благоволения к царю росов. А солнечная стрела — вот она за пазухой. Отдай её — и сохранишь мир для росов и всей Аорсии, и будешь наслаждаться славой и богатством, добытыми в далёком походе, и обретёшь ещё большие милости и доверие Фарзоя. И сможешь спокойно вернуться в Суботов, к Добряне и детям, отдохнуть от битв, чудес, чудовищ... Как и всякий венед, Зореславич любил мир и согласие между людьми. Но Вышата тихо произнёс всего два слова: «Здесь Валент»...

И мирные желания отступили, скрылись, как скрываются женщины и дети за спины воинов в час вражеского набега. Рука Братства Тьмы вновь тянулась к небесному золоту,, готовая сдавить и вырвать огненное сердце Скифии! Предать всех живых и погибших участников великого похода на север, всех своих предков и потомков, всю открывшуюся ему бескрайнюю страну? Нет таких благ во всём мире, за которые он, Ардагаст, мог бы совершить подобное. Воин Солнца снова был готов к бою. Спокойно, но твёрдо Зореславич произнёс:

   — Эту стрелу Даждьбог-Гойтосир в Доме Солнца дал мне. Ни о тебе, ни о ком другом из земных царей он не сказал.

   — А разве это нужно говорить? Ты забыл, кто из нас великий царь, а кто подручный. Вспомни, даже в Великой Скифии твои предки-цари были подвластны скифам царским.

   — Главными землями скифов царских на реке Герр владеешь не ты, а Роксаг. А потомками их в Таврике правит Ходарз. Кому же я должен подчиняться?

   — Тому, кто сделал тебя царём! — В голосе Фарзоя раскатом далёкой ещё грозы зазвучал гнев.

   — Царём тебя избрало собрание росов. Но ведь там был я с аланской дружиной. А послал меня отец, — вмешался Инисмей.

   — Я это помню и верен вам, царю и другу. Но эту Чашу и эту стрелу дали мне не вы, а боги, — мирно, с достоинством ответил Ардагаст.

   — Да он обнаглел не хуже Роксага! — рявкнул Умабий. — Но тот хоть сармат, а этот? Лесной медведь, убийца родного дяди! Сарматы с венедками таких каждый год сотнями приживают...

   — Не позорь своих седин бранью, — смело отозвалась Ларишка. — Мы всё это уже слышали. От медведей... вернее, полумедведей. А ещё от одной дуры, что нашла свою смерть во льдах у самого Белого острова. Её муж после этого поумнел, хоть он и моложе тебя.

Умабий возмущённо засопел, рука его легла на меч. Фарзой довольно погладил золотую пряжку пояса. На ней бог охоты, хитро ухмыляясь, удерживал двух готовых вцепиться друг в друга грифонов. Но Ардагаст, словно не замечая перепалки, спокойно сказал:

   — Зачем тебе стрела Абариса, великий царь? Она — ключ от пещеры с Колаксаевыми Плугом и Секирой. Но нет сейчас царя, достойного овладеть ими. Так решили боги на своём совете в Экзампее. Мне дозволено лишь увидеть эти дары. Для того мне и дана стрела.

   — Ты не спрашивал богов, когда добывал Чашу! — возразил Фарзой. — А теперь удачи попытаю я. Увидишь, боги будут за меня.

   — Ты не знаешь, к чему рвёшься, великий царь, — вмешался Вышата. — Эти дары — фарн, священное счастье царства. В них — сила Огненной Правды, а она выше богов. Сами боги не могут дать или отнять фарн, а могут лишь допустить или не допустить к испытанию. Достойного же выбирает сам фарн. А недостойный может завладеть властью, но не фарном.

Ларишка с насмешливым видом сказала:

   — Был в Туране, у восточных скифов, неправедный царь Афрасиаб. Боги спрятали от него фарн на дне моря. Он тогда снял штаны и стал нырять за счастьем. Три раза нырял и ничего не поймал, только ругался хуже Умабия.

За спиной у Фарзоя послышались приглушённые смешки. Вышата с сожалением произнёс: