Татарский удар

— Где? — не понял лейтенант Еремеев, заместитель командира отряда.

— Лейтенант, хрена ли вообще мышей не ловим? Вон, чувак рыжий стоит, с банкой в руках. Джин-тоник, что ли, держит. Это нормально, что ли?

— А что шариат уже, что ли?

— Лейтенант, у нас пока не шариат. Просто этот орел уже полчаса банку держит и ни разу к ней не прикладывался. А банка открытая. И рядом, чтоб вы знали, ни один магазин не пашет. Проверить, живо.

Два сержанта подошли к рыжему парню, увлеченно слушавшему ораторов рядом с дальней от милиционеров колонны. Беседа у них, похоже, не сложилась, так что Иваньков, ругнувшись, двинулся на помощь:

— Старший лейтенант Иваньков, главштаб ополчения. Документики ваши можно?

— Да ради бога, — покладисто сообщил рыжий, переложил банку в левую руку и извлек из кармана паспорт.

Иваньков, бегло просмотрев его, поинтересовался:

— Вадим Геннадьевич, а вы всегда с собой паспорт носите?

Рыжий заулыбался:

— Нормально. Не носишь — подозрительный тип, в кутузку забирают. Носишь — совсем, значит, подозрительный. Всегда ношу, товарищ старший лейтенант.

— Похвально. Очень похвально. А живете где сейчас?

— Там написано, — спокойно ответил Вадим Геннадьевич.

— Ну, тут написано: «Чистопольская, 19». А этот дом разбомбили.

— Щас. Ни фига не разбомбили. Дальше в сторону Амирхана — там да, пара домов в хлам. А наш, слава богу, стоит.

— А. Ну, извините, ошибся. А вы джин-тоник любите, да?

— Ну, как… Да, в принципе. Нельзя?

— Да нет, можно. А баночку разрешите посмотреть?

— Зачем? — опасливо спросил рыжий и даже попытался отодвинуться, но толпа за его спиной не пустила.

— Ну, вдруг я банки собираю, а такой нет. Или вдруг вы шахид, а в банке бомба, и вы взорвать хотите — Магдиева там, еще кого-нибудь.

— Ну что вы. Разве шахиды вот такими бывают?

— Они всякими бывают. И рыжими, и блондинами. Плохо вы шахидов знаете.

Леонид Рыбак, известный своим иерусалимским соседям под фамилией бен-Цви, а сослуживцам по армейскому спецназу под кличкой Книжник (за способность голыми руками разорвать пополам трехсотстраничную книгу, правда, в мягкой обложке), по данному поводу мог аргументированно возразить лупоглазому и оттого, видимо, такому прозорливому старлею. Но лишь пожал плечами и поднес банку к губам.

Лупоглазый не отстал. Протянув руку, сказал мягко, но настойчиво:

— Баночку вашу можно?

— Да ради бога, — снова сказал Леонид, кинулся плечом назад, стараясь втиснуться поглубже в толпу, — и одновременно швырнул банку под ноги ментам.

О столь бездарной концовке операции по ликвидации Магдиева, которая готовилась три месяца, капитан бен-Цви не успел даже пожалеть. Менты оказались неожиданно проворными и открыли огонь из автоматов до того, как банка ударилась о землю и разорвала на куски старшего лейтенанта и обоих сержантов, а семерых участников митинга посекла мелкими, но гнусными осколками.

Примерно в эту секунду капитан Закирзянов, пробормотав что-то невнятное, съехал на обочину и остановил машину.

Наташа и Андрей, тихо сидевшие на заднем сиденье, тревожно спросили в один голос:

— Марсель, что случилось?

— Щас. Щас. Уф, все. Руки… И вот здесь, под горлом… Словно схватил кто-то, — недоуменно объяснил Закирзянов.

Он не стал уточнять, что точно от такого же ощущения — от чувства, что умирает, — проснулся прошлой ночью, когда началась бомбежка и взрыв разнес квартиру Абрамовых. Наташа, сестра и единственная на этом свете родственница Клавы, и так непрерывно плакала всю дорогу от Чистополя.

Немного посидев и убедившись, что руки снова слушаются, а сердце бьется, Марсель тронулся с места и продолжил путь.

Оплату всех похорон взял на себя Кабмин, но хлопот с оформлением бумаг — хоть отбавляй. Так что Наташе и Андрею необходимо поторопиться.

Летфуллин ничего не почувствовал. Он спал как убитый после не слишком затяжного, но изматывающего доведения до кондиции текстов, появившихся позднее на вскрытом сайте Белого дома.

А Гильфанов впервые узнал о чрезвычайном происшествии такого масштаба позже остальных. Он собирался остаться на митинге, но за полчаса до начала вдруг почувствовал, что прямо сейчас просто упадет и уже неважно, уснет или умрет на месте. Попросил отвезти его домой, вошел в квартиру не включая света и направился было к себе в комнату, чтобы рухнуть лицом в подушку. Но на полпути почему-то остановился и зашел в комнату отца. Все там было как обычно. Гильфанов сделал два нерешительных шага, сел на край кушетки, на которой лежал отец, и несколько секунд сидел, глядя в пол, на котором валялась зеленая бутылка из-под стеклоочистителя. Потом повернул голову.

— Ati, — сказал Гильфанов, глядя в худую спину, обтянутую румынской клетчатой рубашкой.

Ильдар подарил эту рубашку почти не пившему тогда отцу на вторую в своей жизни зарплату — на первую купил маме крем «Пани Валевска». Последние два года отец ничего кроме этой рубашки и пары футболок примерно тех же времен не носил, а новые вещи, купленные сыном на текущем историческом этапе, немедленно и с каким-то вызовом пропивал.

Ильдар медленно протянул руку и положил ее отцу на спину. Спина под рубашкой была твердая, прохладная и совершенно мертвая.

Гильфанов отнял руку, отвернулся и неумело заплакал.

2

С планерки я вышел в самом растрепанном настроении. Долгов давно вел себя неортодоксально — видимо, терзался сложными чувствами по поводу того, что он главный редактор, а дальше своего кабинета не бывает, а я зам, и от Магдиева не вылезаю, и всем, кому надо, это известно. Но я же не подсиживанием начальства у Магдиева занимался, и вообще, тамошние мои дела к газетным никакого отношения не имели. А все, что касается газеты, я делал нормально и в срок.

Судя по планерке, этого было мало. Или наоборот. Долгов всю дорогу и без особого повода отпускал всякие реплики явно в мой адрес, сообщая то об «особо информированных наших представителях», то о том, что «мы сами вот в этом примерно составе можем политику не только Татарстана, но и России со Вселенной определить — легко».

Я терпел, потом мягко попросил уточнить, о чем, собственно, речь.

Народ притих, потупив глаза. А Долгов заулыбался и сказал:

— Да нет, Айрат, это я так, вообще. И после демонстративно, я считаю, принялся блокировать все мои идеи.

Я предложил сделать подборку про жителей погибшего дома.

Долгов сказал, что это уже всем известно и нечего нам с телевидением соревноваться.

Я сказал, что неплохо бы покопаться в экипажах бомбардировщиков, грохнувших Савватеевку и Белый дом.

Долгов сообщил, что это может повредить интересам национальной безопасности.

Я, кажется, физически опух и, поразмыслив, решил выбрать — для проверки — совсем нейтральную тему. В начале недели странно погиб управляющий банком «Казкоминвест» Гаяз Замалетдинов: у его машины заклинило двигатель на повороте загородной трассы, и Audi клубком укатился в захламленный овраг. Банкир был не из первого ряда, но все равно известный, к тому же разок опубликовал у нас какую-никакую, а статью. Но когда я предложил сделать подробный отчетик про это, Долгов сообщил, что мы все-таки не желтая пресса и не хватало еще про ДТП писать.

Тут я заткнулся, так и не озвучив еще одной идеи — выяснить, что случилось с городским сумасшедшим Расимом Ибрагимовым, с подачи которого Конституционный суд признал ничтожным «большой договор» между Казанью и Москвой. Было у меня подозрение, что не по своей воле он перестал доставать суды и редакции новыми идеями. Но высказывать подозрения не стал, потому что смысла не увидел. Вместо этого я решил выяснить с любимым шефом отношения без лишних ушей.