Кукловод. Книга 2. Партизан

Выстрел! Жгучая боль в боку. Причем такая, что перед глазами сразу красная пелена и ни вздохнуть, ни… А еще ноги отчего-то начали подгибаться, словно и не родные. Сбоку послышались легкие хлопки, это Ильин из «нагана» садит. Вскрик генерала, на этот раз командира бригады. Начальник штаба все же поднял руки. Правда, паршивец полностью отвлек внимание подпоручика, чем поспешил воспользоваться комбриг.

Шейранов тут же абстрагировался от боли. Давненько не практиковал, но ничего, вышло на раз. Знакомое состояние опьянения, руки, словно и не свои. Хотя… Нет, конечно, владеет руками он, как пьяный, но все же довольно уверенно. А вот ноги не подчиняются. Взгляд на рану. Кровь уже промочила китель, а значит, хлещет изрядно. Вот так, зажать рукой, чтобы хоть немного умерить кровотечение.

— Н-не ст-трел-лять.

— Иван Викентьевич, вы как? — над ним склонился Ильин.

— Г-ген-нер-рал.

— Да жив он. Я ему только плечо прострелил. Наши сами пошли, без сигнала.

Ну да. А чего, собственно, тут сигналы раздавать, если пальба началась. Выстрел ведь не только в кабинете был слышен. В штабе же все на взводе. Противник штурмует позиции бригады. В городе войск нет, все на передовой. Разве только комендантский взвод и вестовые. Так что за оружие похватаются однозначно. А значит, и с атакой тянуть нечего.

В подтверждение того, что штурм начался, послышалась разноголосица выстрелов, среди которых раздаются короткие очереди «ППФ». Их все время приходилось прятать в свертках, чтобы не выдать свою принадлежность. Но отказываться от автоматического оружия Шестаков не собирался, слишком уж хорошо помнил, какое оно дает преимущество.

— Н-не н-надо, — отстранил он руку Ильина.

Тот уже успел сорвать с командира китель и обнажить рану. Теперь же, надорвав индивидуальный пакет, собирался наложить перевязку. Вот только бесполезно это. Отбегался Шестаков. Жил до войны, как последняя сволочь, но хоть умрет теперь как человек. Вон как стонет. Его ведь не только от боли корежит, он еще и мысль Шейранова уловил. А уж он-то знал точно, что ранение в печень — это абзац. Без вариантов. Вот только так, пальчиком прижать, чтобы слишком быстро не истечь кровью.

— Ты чего, командир? — вновь попытался перевязать Ильин.

— Б-бесполезно. П-перев-вяжи г-ген-нер-рал-ла. Он жив-вым н-нужен.

— Иван Викентьевич…

— В-выполняй! В-виктор.

— Я, Иван Викентьевич, — тут же отозвался Потапенко, державший под прицелом обоих генералов и посматривающий в сторону двери.

— П-пер-ред-дай Реп-пину, чтобы п-риним-мал к-команду.

— Слушаюсь.

— Н-ну все, п-парни, д-до вст-тречи. Т-там.

Шестаков подмигнул прапорщикам, после чего убрал палец, зажимавший рану, оттуда тут же обильно потекла густая, почти черная кровь. Темнота накрыла Шейранова еще до того, как его подопечный истек кровью.

Эпилог

Так вот, значит, как все было. Ну или должно было произойти, не окажись он в нужное время и в нужном месте. Попал один камешек в жернова и заставил историю свернуть с проторенного пути. Конечно, ничего еще не закончилось, но дело уже сделано. Во всяком случае, небезызвестный доктор исторических наук Воркутинский заверил, что случившиеся изменения необратимы. Даже выдал прогноз по развитию ситуации. Кстати, события пока идут в полном соответствии с видением ученого и отворачивать в сторону не собираются.

Кампания шестнадцатого года закончилась практически полным разгромом Австро-Венгрии. Да, пожалуй, что просто Австрии. Никто не ожидал, что наступление на Юго-Западном фронте может иметь столь значительные последствия. Сам Брусилов, разумеется, учитывал такой фактор, как Добровольческая армия. Но, признаться, всерьез подобную возможность не воспринимал, а потому держал этот вариант глубоко под сукном.

Он, конечно же, санкционировал действия отряда Шестакова, но это единственное, что он предпринял в отношении возможного восстания. В остальном все происходило, согласно разработанному плану. Но случилось так, что выстрелил именно тот вариант, который не рассматривался. Правда, он учитывался как возможный. Но никаких планов для действий в случае успеха разработано не было.

Поэтому, когда части Добровольческой армии вышли на соединение с частями Восьмой, Брусилов едва не схватился за голову. В ставку полетели тревожные сообщения с просьбой о срочном выделении дополнительных резервов. Шутка сказать, но протяженность Юго-Западного фронта вдруг увеличилась вдвое. Блокированными оказались целые три вражеские армии, которые рвались из окружения.

Вдобавок к этому, прекратив наступательную операцию под Верденом, германское командование перебросило на Восточный фронт дополнительные силы. Часть войск была снята с Итальянского фронта, а также с Салоникского, где противник перешел к жесткой обороне.

Брусилов и рад был оставить Будапешт, так же как снять блокаду с окруженной группировки. После чего начать планомерное наступление, в значительной степени пополнив ряды своих войск добровольцами. Результаты все равно должны были стать внушительными, а там, глядишь, Румыния вступит в войну с Германией, и ситуация станет полегче. Генерал опасался того, что кусок оказался слишком большим и русская армия не в состоянии его проглотить.

Однако император с присущим ему порой упрямством вдруг стал настаивать на продолжении операции. На Юго-Западный фронт потянулись эшелоны с войсками и снаряжением. И все же Алексей Алексеевич понимал, что этого недостаточно. В переговорах по телеграфу с императором он настаивал на том, чтобы теперь уже союзники спасали ситуацию и в самые сжатые сроки перешли в наступление. Он также настаивал на том, чтобы войска Северного и Западного фронтов более активно продолжали наступление, дабы хотя бы не позволить германцам снять с их участка ни одного полка.

Брусилов не без оснований опасался появления на военном театре германских войск. Необходимо было предпринять все возможное, лишь бы задержать их выдвижение против Юго-Западного фронта. Да, русские войска наступали, но все висело буквально на волоске. В газетах воспевали храбрость русского солдата и, не скупясь, разливались в хвалебных речах, посвященных спасителю России, генералу Брусилову.

Вот только сам командующий буквально кожей ощущал, как над его войсками сгущаются тучи. Войска прибывали медленно. Снаряжение доставлялось еще хуже. Брусилов даже подумывал о том, что это самый настоящий саботаж.

Добровольческая армия, конечно, пополнила ряды фронта. Но она не могла являться полноценной единицей, хотя бы потому, что в ней наблюдался некомплект во всем. Солдаты были элементарно разуты и раздеты. Их обноски, которые еще хоть как-то держались в лагерях, в полевых условиях попросту расползались. Наблюдалась хроническая недостача вооружения и снаряжения. Ну и, наконец, это была сборная солянка, выступившая серьезным фактором при своем внезапном появлении, но ее значение падало с каждым днем.

Что же получил Брусилов из всего, что просил? Ничего. Северный и Западный фронты все так же топтались на месте, не проявляя особой активности. Войска продолжали поступать все так же медленно. Снабжение не успевало восполнять потребности войск, уже находящихся в соприкосновении с противником. Союзники спешно зализывали свои раны под Верденом и не помышляли о наступлении, скуля о Верденской мясорубке. Итальянцы облегченно вздохнули, наконец, осознав тот простой факт, что им уже ничего не угрожает. Кроме всего прочего, Англия и Франция продолжали саботировать военные поставки в Россию.

Юго-Западный фронт спасло чудо. Части Третьей и Пятая австрийские армии, оказавшиеся в окружении, ни с того ни с сего, не исчерпав и половины своих ресурсов, вдруг капитулировали. Впрочем, тут скорее всего сказалась многонациональность вооруженных сил Австро-Венгрии. Опять же малые народы да и венгры все громче и громче подавали голос в пользу объявления независимости. А Южная германская армия была не в состоянии противостоять русским в одиночку.