Наука побеждать

Вот уже и деревня Эль-Бенито показалась. В ней шёл бой, что было отлично видно даже с расстояния в две версты. В зрительную трубу я видел казачьи мундиры, а также красные и синие мундиры британцев и бостонцев. Последние были, преимущественно, конные, но попадались и пешие.

— Крепко их там прижали, — сказал капитан Острожанин, складывая свою трубу, — и врагов много. Можем и не сладить с ними силами только нашего батальона.

— Должны сладить, — ответил майор Губанов, — иначе смерть казакам. — Он обернулся к нам и громко скомандовал: — Батальон! В колонну к атаке стройся! Знамёна расчехлить! Барабанщики, бой ускоренного марша! И бить погромче!

Когда же солдаты выстроились, он вскинул шпагу над головой и выкрикнул:

— Батальон! В атаку шагом марш! Флейтщики, барабанщики, громче, громче играть! Песню запевай!

Красивым голосом вывел фельдфебель Роговцев. И тут же подхватывает весь батальон:

Батальон шагает колонной, словно не в бой, а на парад. Улыбается майор Губанов, проводит левой рукой по отросшим усам, гладит пальцами правой рукоять пистолета. Роговцев поёт, никогда не замечал, что у него такой красивый и сильный голос.

— Батальон! — скомандовал Губанов. — Перестроиться в шеренгу!

— В шеренгу! — кричат вслед за ним унтера. — В шеренгу становись!

— Рота, разделиться! — выкрикиваю я приказ. — Ефимов, принимай командование взводом!

— Есть, — козыряет поручик и командует сам: — Стрелковый взвод, за мной!

— Охватываем деревню, — продолжает Губанов. — Суворов, твои гренадеры должны быстрой атакой смять вражескую пехоту! Остальные не отстанут от вас!

— Есть, — отвечаю я. — Гренадеры, штыки примкнуть! Идём в рукопашную сходу!

Солдаты на ходу снимают с поясов штыки и надевают их на стволы мушкетов, что требует определённой сноровки.

Барабанщик ловко отбивает ритм атаки, лихо играя палочками, вертя их в пальцах, так что палки в его руках просто сливались в два круга и появлялись лишь, когда обрушивались на телячью кожу барабана.

(из рапорта подполковника Семуэла Хэмфри, командира 2-го батальона 47-го Ланкаширского полка, сэру Артуру Уэлсли, 1-му виконту Веллингтону)

Атака на русских казаков была весьма удачной. Дивизион американской лёгкой кавалерии майора Беккета перестрелял всех лошадей казаков и те, оставшись пешими, были вынуждены обороняться, засев в деревне. Оборонялись они долго и яростно, однако противопоставить кавалеристам Беккета и моим солдатам им было практически нечего. Казаки уже выбивались из сил, мы убивали их одного за другим, победа была в наших руках, но тут к казакам пришло подкрепление.

Я всегда слышал, что в русских сильно чувство товарищества, но не мог и подумать, что ради спасения жалкого эскадрона иррегуляров, они вышлют целый полк, никак не меньше. Вступать с русскими в бой я не стал. Мой батальон, даже при поддержке дивизиона американской лёгкой кавалерии, не может противостоять пехотному полку, к тому же совершенно свежему. Именно исходя из этих соображений я отдал батальону приказ отступать.

— Пришли-таки! — вскричал войсковой старшина Пётр Смолокуров. — Вот она, сила русская! — смеялся он. — Только завидел нас, заслышал гром барабанов — тут же дал дёру!

В разорванном форменном кафтане с иззубренной саблей, залитой кровью, с непокрытой головой, он был более похож на разбойника с большой дороги, нежели на военного.

— Не ожидал такого, — качал головой майор Губанов. Он спрыгнул со своего коня и теперь держал его поводья в руке. — Разбежались без боя. — На мундире нашего командира красовались несколько бурых пятен, это старшина Смолокуров в порыве благодарности обнял его и долго хлопал по плечам. — Я большего ждал от британских солдат.

— Видимо, права поговорка, господин майор, — усмехнулся я, — что у страха глаза велики.

— Цесарцы говорили, — заметил Антоненко, — что в глазах труса, один враг превращается в десятерых.

— Они не трусы, — возразил я, — красномундирники, в смысле. Не смотря на то, что бежали с поля боя.

— Отчего ты так думаешь? — удивился Зенцов. — По мне, так это как раз и доказывает их трусость.

— Да и не бежали они, — заявил Острожанин, — а отступили, хоть и довольно быстро. В полном порядке и под барабаны, как положено. Я так думаю, их командир нас испугался, подумал, услышав, как идём, с барабанами и развёрнутыми знамёнами, что тут целый полк к казакам на подмогу прибыл.

— На то и расчёт был, — усмехнулся майор Губанов и обратился к войсковому старшине, который следил за тем, как наш батальонный лекарь и фельдшера пользовали вместе со знающими казаками раненных: — Ваши казаки, старшина, смогут пройти до нашей колонны?

— Вполне, господин майор, — ответил тот, чистя саблю о мундир какого-то американского кавалериста. — Но прежде надо с телами разобраться. Нельзя же вот так и бросить здесь, не по-христиански.

— Тут думать нечего, войсковой старшина, — сказал Губанов. — Сложим тела ваших казаков в один дом, а трупы британцев и бостонцев — в другой, и сожжём. Могилы копать некогда. Враг может вернуться с превосходящими силами.

— Ну, не знаю, — замялся Смолокуров, даже саблю опустил, — не по-христиански это, вашскабродь, нельзя так. Ладно этих, — казак указал саблей на труп британского уоррант-офицера, — но моих казачков…

— Иначе поступить не можем, — покачал головой Губанов. — Времени на это нет. Когда вернёмся на родину, поставим по свечке за каждого погибшего казака и службу закажем такую, что надолго запомнят они их.

— Ох, неладно это, неладно, — тяжко вздохнул Смолокуров. — Но делать нечего, видать, Господь так положил.

Сложив тела в красных мундирах и казачьих кафтанах в два дома, мы обложили их хворостом, благо, его хватало, даже заборы в дело пошли, и подожгли. Жара стояла который уже день по счёту и хворост вспыхнул одним махом, пламя объяло дома, полыхнуло так, что стоять можно было не ближе чем в двух десятках саженей. Дожидаться, пока сгорят дома, мы не стали, времени не было. Постояли несколько минут и батальон вместе с казаками, многих из которых приходилось тащить на импровизированных носилках, выдвинулся в обратную дорогу.

Курьёзный случай имел место третьего дня в Испании. Вернее, следует заметить, что начался сей инцидент весьма печально. Сотня донских казаков войскового старшины Петра Смолокурова была лишена лошадей и окружена в деревне Эль-Бенито. Им грозила смерть, если бы к месту боя вовремя не прибыл батальон Полоцкого пехотного полка под командованием майора Губанова.