Пушки царя Иоганна

— А какие бы условия посчитали бы справедливыми ваше королевское высочество?

— Мое царское величество, — подчеркнул я свой титул, — было бы совершенно удовлетворено следующими условиями. Все что мое — мое! То есть все земли, города и крепости, которые я взял на шпагу, включая Смоленск, Чернигов, Белую и так далее, остаются в составе русского царства отныне и навсегда. Равно, это касается Риги и земель в Ливонии занятых моим братом королем Густавом Адольфом. Пленные обмениваются по формуле всех на всех, за исключением тех, кто пожелает остаться на службе в своем новом отечестве. Если Речь Посполитая в вашем лице, согласится заключить с моим царством оборонительный союз против татар и осман, то я согласен отказаться от контрибуции. В противном случае, я полагаю справедливой сумму не менее чем в пятьдесят тысяч талеров единовременно и еще столько же частями в течение пяти ближайших лет.

Услышав мои требования, особенно в части касающейся выплат, сенаторы поперхнулись и только епископ Адам Новодворский ошеломленно выдохнул:

— Вы требуете контрибуции в сто тысяч злотых?!

— Вы тоже думаете, что это мало? Вы правы, ваше преосвященство, обычно я оперирую несколько большими суммами, но снисходя к бедственному положению Речи Посполитой, склонен проявить милосердие.

Пока господа комиссары переглядывались, Гонсевский заинтересовано спросил, что я понимаю под оборонительным союзом от турок?

— Это означает, — любезно пояснил я, — что если на наши пределы нападут подданные османского султана, то храброе воинство Речи Посполитой должно прийти к нам на помощь.

— А если на наши?

— Вот тут, в зависимости от обстоятельств.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, если извечные враги христианского мира — османы, нападут на вас желая искоренить истинную веру, то мы непременно придем на помощь к своим братьям полякам. А вот если война будет спровоцирована неуемными аппетитами некоторых магнатов, вмешивающихся в дела подвластных султану государств, то мы умываем руки.

— То есть, мы вам помогать обязаны, а вы нам нет?

— Ну, не хотите же вы, чтобы я воевал за интересы Потоцких, пытающихся посадить на трон в Яссах своих ставленников — Могил?

— Боюсь, это предложение неприемлемо.

— Ну, нет, так нет. Давайте вернемся к обсуждению размеров контрибуции.

— Это неслыханно! Мы находимся на вашей земле, а не вы на нашей!!! Кроме того, вы упомянули Чернигов, а он, слава Создателю, занят польскими войсками.

— То, что вы признаете ту землю моей, уже хорошо. Что касается второго пункта, то это недолго исправить.

— Вы угрожаете нам?

— Предупреждаю, пан Гонсевский. Пока, только предупреждаю. Право же, я никогда не хотел этой войны, и ее ход не доставляет мне не малейшего удовольствия. С тех пор, как меня избрали царем, я всего лишь обороняюсь и возвращаю земли, незаконно отторгнутые у моего царства. Сам же я совершенно не желаю чужих территорий ибо дарованная мне божьим провидением страна и без того обширна и богата.

— Ваш набег на Ригу не выглядел обороной, — прищурился рефендарий.

— А разве я получил хоть пядь земли в Ливонии?

— Вы получили миллион злотых!

— Гнусная клевета! Эти мерзкие бюргеры обманули меня и заплатили едва ли половину этой суммы. К тому же большая ее часть была выплачена настолько некачественной монетой, что мне даже неудобно признаваться в своем промахе. Поэтому предупреждаю сразу, если мы договоримся о контрибуции, то я буду настаивать на тщательнейшей проверке, как веса монет, так и содержания в них драгоценного металла.

— О, могу успокоить ваше королевское высочество, в этой проверке не будет необходимости.

— Мы заключим союз?

— Нет конечно, просто вы в любом случае не получите ни гроша!

— Вы не поверите, но именно так мне сказал рижский бургомистр при нашей первой встрече.

— Тот, который обманул вас при расчете?

— Да, именно он. К сожалению, он теперь подданный моего брата короля Густава Адольфа и я не могу его повесить. Все-таки мы союзники.

— Я смотрю, — усмехнулся Сапега, — союзники не поспешили вам на помощь.

— Вы правы, ясновельможный пан, однако с подобного рода договорами частенько происходит странная вещь. Пока союзник терпит поражения, об них никто не вспоминает. Но стоит ему одержать победу, как все сразу же вспоминают о своих обязательствах. Особенно если от их выполнения ожидаются некие преференции.

— Вы надеетесь на помощь короля Швеции?

— Я надеюсь на ваше благоразумие, господин канцлер. Король Сигизмунд считает себя еще и королем свевов, готов и вендов [58] и это заблуждение уже стоило Речи Посполитой Риги и значительной части польской Лифляндии. Ваш королевич Владислав с чего-то вбил себе в голову, что он еще и русский царь. И из-за этого множество храбрых шляхтичей осталось в поле под Можайском. Поэтому я спрашиваю вас, не слишком ли дорого вам обходятся амбиции этой семейки?

— Но Владислав действительно имеет законные права на Московский трон.

— Ухо от селедки имеет ваш королевич, а не права на престол и вы это знаете. А еще вы знаете, что он не просто так поспешил в этот поход, не дождавшись вас. Он хотел стать царем без вашей помощи и получить абсолютную власть. И если бы ему это удалось, то когда он стал бы еще и вашим королем, я бы и ломаного гроша не поставил за шляхетные вольности.

— Вы очень откровенны, ваше королевское высочество, и мне это нравится. Я тоже буду с вами откровенен. Вы одержали одну из самых выдающихся своих побед, признаю это. Но Речь Посполитая может выставить в поле еще не одну такую армию. И даже сейчас к Москве движется войско Сагайдачного, так что, вполне возможно, это была последняя ваша победа.

— Большая часть этого войска — сброд, умеющий только грабить. Они могут доставить немало неприятностей, это верно, но они не принесут вам победы. Казаки пройдутся по моим землям подобно саранче, я в ответ направлю к вам подвластных мне татар. Это может продолжаться довольно долго, но будет ли в этом хоть какой-нибудь прок? Давайте просто заключим мир и покончим с этим. Я вернусь в Москву, вы к себе…

— Вы так торопитесь вернуться в Москву? — Громко спросил неожиданно подошедший Калиновский.

Ксендз был одет как мирянин, и выглядел довольно при этом довольно непрезентабельно, но все равно, его появление было для меня крайне неприятным сюрпризом, поскольку я был уверен, что он находится при Владиславе и им не удалось еще соединиться с сенаторами. Впрочем, неожиданности только начинались. Вслед за Калиновским показались несколько рослых гайдуков, тащивших носилки на которых восседал королевич. Костюм его в отличие от священника, был в порядке, но лицо сильно бледным и, похоже, что он сильно страдал от раны.

— Видите ли, святой отец, — отвечал я с немного натянутой улыбкой, — все дело в том, что я никогда не видел слона.

— Слона?! — Не смог сдержать удивления священник, но я уже приветствовал польского принца.

— Рад видеть вас живым, кузен. Надеюсь, вы не слишком пострадали?

— Благодарю, — сухо отвечал он, — как вижу, вы падение с лошади пережили лучше, чем я.

— Вы правы, ваше высочество, уже через несколько минут после падения, я вел своих солдат к победе.

— Да, в тот раз вы божьим попущением одолели нас, — с горечью промолвил принц и поморщился от боли.

— Вы все же не здоровы, кузен, у вас есть лекарь?

— Пустяки, — отмахнулся он, — у меня достаточно сил, чтобы принимать участие в переговорах. Кстати, о каком слоне вы вели речь?

— Видите ли, ваше высочество, я ожидаю, прибытия персидских послов, которые в числе прочего везут мне в подарок от шаха несколько диковинных зверей. Им пора бы уже прибыть, а тут вы со своим глупым походом…

— Понимаю-понимаю, — сочувственно вздохнул ставший рядом с королевичем ксендз, — слон это действительно важно. Он ведь может чего доброго пострадать во время бунта.