Листок на воде

Умному достаточно одного урока. Впредь я твердо следовал указаниям пифии, но долго в телах не задерживался. Я всегда попадал на войну (эпизод с гребцом был исключением), а жизнь у солдата на войне короткая. Кем я только не был! Греческим гоплитом в битве с персами, крестоносцем в войске короля Балдуина, немецким наемником периода религиозных войн и английским лейтенантом в Индии… Дважды воевал в России — в 1812 году и в 1941-м… На своей стороне, разумеется, иначе, не задумываясь, повторил бы судьбу Секста Помпония. Меня резали, рубили, протыкали копьем и расстреливали картечью… Я не оставался в долгу.

Поначалу чужое тело смущало меня. Выгонять хозяев из дома некрасиво. Я получал не только чью-то силу и молодость, но и навыки владения оружием, говорил на языках, которые знал прежний хозяин. Однако, сопоставив ряд фактов, я понял: владельцы тел перед заселением были мертвы. Гость просил позволения войти, но дом оказался пуст…

3

Голоса…

— Вы не видите: он спит!

— Разбудите! Дело не терпит отлагательства!

— Прапорщик третьего дня перенес тяжелую контузию.

— Это не важно!

— Я возражаю!..

Не отвяжутся… Господи, как трещит голова! Решительно отбрасываю одеяло, сажусь! Уф! В палате двое: Рапота и незнакомый офицер с двумя серебряными звездочками на золотистых галунах погонов кителя. Подпоручик. Тоненькие усики на верхней губе, тоненькие ножки в краповых рейтузах и начищенных до блеска изящных сапожках с серебряными розетками. На каблуках шпоры: кавалерист?

— Господин прапорщик?!

— С вашего позволения, господа, я оденусь. Не привык встречать гостей неглиже.

Одеваюсь, офицерик нервно вышагивает по палате. Нечаянный визит связан со вчерашним событием — это к гадалке не ходи. Наконец последние пуговицы застегнуты.

— Прапорщик Красовский?

— Он самый.

— N-го гусарского полка Корнет Лисицкий. У меня к вам дело чрезвычайной важности. Вчера вы оскорбили словом и действие князя Бельского…

— Неужели?

Приятно видеть недоумение на напыщенном личике.

— Вы хотите сказать, оскорбления не было?

— Совсем нет. По моему мнению, оскорбить такого мерзавца, как ваш князь, попросту невозможно. Грязь к грязи не пристает.

Так, в зобу дыханье сперло. Люблю окорачивать жеребчиков.

— Вчера штабс-ротмистр пытался изнасиловать сестру милосердия Ольгу Матвеевну Розенфельд, — это Рапота. — Если б не вмешательство прапорщика…

Жеребчик хоть бы глазом моргнул — в курсе. Та-ак, здесь другая игра.

— В любом случае прапорщик не имел права. Я уполномочен передать вам, господин Красовский, вызов от князя Бельского. А так же вам, поручик!

— Ему-то за что? Не оскорблял…

— Стал свидетелем, но не предпринял мер.

Ах, вот что?

— Тяжесть нанесенных оскорблений заставляет князя требовать удовлетворения немедленно. За оградой ждут экипажи. Ехать недалеко, поэтому врач не нужен. (Правильно, зачем лишний свидетель?) Если вы уклонитесь…

— Нельзя отказывать таким людям.

— Оставьте свои шуточки, прапорщик!

— Я серьезно.

— А вы, поручик?

— Принимаю!

— Едем!

Нагло разваливаюсь на койке. Жеребчик опять в недоумении.

— Насколько помню, корнет, за мной выбор оружия?

— Плохо помните! Право выбора оружия за оскорбленной стороной! А поскольку вид оскорбления самый тяжкий, князь имеет право диктовать условия дуэли.

Вон оно как, Петрович! Они меня за идиота держат?

— Знаете что, корнет? Катитесь вы со своим князем и его оскорблением куда дальше!

Столбняк. Мягше с людьми надо быть, господин корнет, мягше.

— Так вы уклоняетесь от дуэли? В таком случае я…

— Если вы сделаете шаг, корнет, я выброшу вас в окно. Вы имели счастье лицезреть князя? Спешу заверить: тоже будет и вам. Я не люблю насильников и хамов. Ваш протеже получил по заслугам. Или мы будем стреляться на моих условиях или все останется как есть. Понятно?

— Чего вы хотите?

Как-то быстро он сдулся.

— Право выбора оружия.

— В нашем экипаже револьверы и шашки. Что предпочитаете?

— Винтовку!

Не ждали-с?

— Позвольте, как винтовку?

— Таково мое желание.

— У нас нет винтовок! — он почти кричит.

— Так озаботьтесь, чтоб были. Даю полчаса! — демонстративно смотрю на циферблат часов. — Если через тридцать минут не явитесь, буду считать: от дуэли уклонились. Со всеми вытекающими…

Мгновение он колеблется, затем срывается и исчезает за дверью.

— Почему винтовка, Павел?

Достаю из кармана «браунинг».

— Прицелься!

Сергей зажмуривает левый глаз. Пистолетик пляшет в руке. Забираю оружие.

— Вчера мы слегка выпили, не так ли?

— А винтовка?

— У нее приклад.

— Почему полчаса?

— За это время они ничего не успеют: ни подточить боек, ни испортить патроны.

— Вы полагаете?

Святая простота! Сам вчера говорил о карьере князя. Нет свидетелей, нет и преступления. Как там у классика: «Это немножко похоже на убийство, но в военное время… хитрости позволяются». Рассчитывать, что некто, способный ударить женщину в солнечное сплетение, станет соблюдать законы чести… «Ах, оставьте!» — как поется в популярном романсе. Сергей смущенно опускает глаза. Ладно, нужда зовет! Пока есть время…

По возвращению с наслаждением умываюсь холодной водой из тазика. Кранов здесь, естественно, нет. Тазик уносят, взамен на столе появляется поднос с двумя стаканами чая в мельхиоровых подстаканниках и булочки. Завтрак. Сергей радостно хватает стакан.

— Я бы не советовал, поручик!

Он смотрит недоуменно.

— Не дай бог пуля в живот…

Он бросает стакан, будто ожегшись. Беру его и с наслаждением припадаю к горячей жидкости.

— Позвольте, а вы?

— Мне можно.

И нужно. Мне стрелять первым, а горячий чай — лекарство для больной головы. Живот? В него еще нужно попасть. Едва покончил с чаем, как явление второе: те же и корнет Лисицкий.

— Винтовки есть! Едем, господа!

По классическим правилам дуэли, противники приезжают к назначенному месту порознь. Но нынче время военное, не до церемоний. Князь с корнетом в первой пролетке, мы — во второй. По пути шепотом инструктирую Сергея. Пока не кончится поединок с князем, ему исполнять обязанности секунданта. Я волк драный, но его объехать на кривой козе проще простого…

— Вы много дрались? — от уважения он переходит на «вы».

— Бывало.

— В Англии?

Киваю. Хорошо, что за плечами есть Англия.

— На пистолетах? Шпагах?

— По всякому.

На мечах тоже случалось.

— Мне вот не довелось!

Нашел о чем жалеть!

— Я давно не держал из винтовки. В последний раз — в Михайловском училище. В отряде мы пользуемся «Маузером» — такой большой пистолет в деревянной кобуре. Авиаторам они положены.

Скашиваю взгляд: бледен, но страх скрывает. Оно понятно: впервые в жизни стать под дулом. Мне нельзя проигрывать. Если меня убьют, Серегу пристрелят, даже комедию с дуэлью ломать не станут. Еще один не целованный мальчик на моей совести?

Подъезжаем. Небольшая поляна со всех сторон укрыта елями. До проселочной дороги рукой подать, но с дороги поляна не просматривается. С умом выбрано! Когда они спали? С другой стороны неплохо: не выспавшийся перед дуэлью — не противник. Извозчики остаются ждать. На поляне мы с князем расходимся в стороны, Рапота и Лисицкий остаются уточнять правила. Вижу, как Сергей ожесточенно спорит — молодец! Вот он берет винтовку, передергивает затвор и прицеливается в небо. Бах! Берет вторую — бах! Оружие проверено. С винтовкой в руках Сергей направляется ко мне.

— Дистанция — пятьдесят шагов! — сообщает хмуро. — По сигналу можно сразу стрелять или идти к противнику. Оружие можно перезаряжать, у каждого по четыре патрона. Сигнал — выстрел из револьвера. Голос на таком расстоянии можно не расслышать, потом, поди, докажи! Сигналю я. Не одолжите «Браунинг»?

Он и на этом настоял? Умница! Тем временем корнет отмеривает пятьдесят шагов. Указывает место, становлюсь, держа винтовку перед собой. Князь напротив. На бледном лице двумя пятнами выделяются синяки под глазами. Рапота с корнетом уходят с линии огня.