Борджиа: Дорога к Риму (СИ)

Этого своего брата Чезаре, мягко сказать, недолюбливал. По двум причинам. Первая… вполне себе бытовая. Хуан был с детства капризным, чрезмерно избалованным, привыкшим получать всё и сразу. Причина? Чезаре как-то не особенно до неё докапывался своим тогда ещё совсем детским разумом, а вот мне на досуге явно стоит поковыряться в прикладной психологии отдельно взятого семейства. Зато вторая причина появилась несколько позже. Дело в том, что у семейства Борджиа была довольно устоявшаяся традиция, звучавшая так: «Первый сын носит меч, второй добивается успеха с помощью креста». Иными словами, старшего сына по возможности готовили в военной карьере, второго же, к скажем так, церковной.

«Путём меча» должен был идти Пьетро, но он умер в восемьдесят восьмом году, не достигнув и тридцати лет от роду, оставив после себя титул герцога Гандии, который по всем раскладам долен был перейти к Чезаре, следующему по старшинству сыну Родриго Борджиа. Однако, пролетела птица обломинго феерических габаритов, махнула крылом и… Родриго Борджиа решил оставить Чезаре делать церковную карьеру, а «меч» передать Хуану. И вот после этого неприязнь Чезаре к капризному и избалованному брату превратилась в нечто близкое к ненависти. Надо признать, что сие чувство было полностью взаимным.

Зато с этого момента его усердие к делам учебным заметно повысилось. Появилась ЦЕЛЬ. Какая? Доказать всем, в том числе и своему отцу, что Хуана с ним не то что сравнивать, а ставить рядом нельзя, дабы не вызвать у всех вокруг приступ здорового, искреннего смеха. И первым действительно значимым успехом стало то, что написанная им диссертация по юриспруденции была признана одной из лучших за последние годы из тех, что защищались в университете Пизы. Конечно, нынешние диссертации и близко не стояли с привычными мне, но по этим временам… достойное достижение.

И связями обзавёлся. Разными, полезными и не очень, но особняком стояло знакомство с юным Джованни Медичи. Хотя как юным… он был лишь на год с небольшим младше Чезаре и являлся вторым сыном правителя Флорентийской республики Лоренцо, по прозванию Великолепный. Зато его карьера разом скакнула на такую высоту, которой многие могли лишь позавидовать. В возрасте всего тринадцати лет Папа Иннокентий VIII произвёл его в сан кардинала-мирянина, то есть в малое священство, не отягощённое обетами целомудрия и всего такого прочего. Причина? Исключительно желание угодить могущественному семейству правителей Флоренции, отношения с которыми у Святого Престола были весьма сложными.

Хорошо, что Чезаре понимал пользу такого знакомства. И продолжал его поддерживать, несмотря на то, что понимал всю неоднозначность отношения семей Медичи и Борджиа. Слишком разными порой были цели, хотя столь умудрённый жизнью дипломат и интриган как Родриго Борджиа ухитрялся поддерживать пристойные отношения почти со всеми… кроме совсем уж явных врагов.

И, само собой разумеется, рядом с Чезаре всегда был Мигель де Корелья, за прошедшие годы ставший своего рода «тенью за спиной». Телохранитель, помощник, доверенное лицо и просто товарищ по всем авантюрам и развлечениям, которых в жизни юного Борджиа было более чем достаточно. Достаточно сказать лишь то, что все бордели и трактиры Пизы были ему знакомы от и до. А владельцы последних числили обоих арагонцев среди постоянных и очень выгодных клиентов… хотя порой чрезмерно шумных и любящих побуянить. Ну так молодость, все всё понимали, особенно если за излишнее беспокойство платили золотыми дукатами.

– Мигель, - приветственно машу рукой, подходя ближе к новому и одновременно старому знакомцу. – Утра тебе доброго.

– Утро давно кончилось, Чезаре, день на дворе.

Меланхолично так ответил Корелья, потягивая разбавленное водой вино не то просто так, не то с целью борьбы с похмельем. Вчера, как подсказывает память тела, оба тут присутствующих хорошо погулять изволили, вернувшись домой ближе к утру. Присаживаюсь за тот же стол. И что у нас там за вино? Я вообще не великий любитель, но надо же хотя бы любопытства ради проверить, что пили в XV веке в италийских землях, всегда славившихся виноградной лозой. Хм… запах более чем неплох. И вкус тоже на зависть всем привычным мне винам. Похоже, что-то полезное в прошлом так и осталось, до нас дошли явно не лучшие образчики винодельческого искусства. Хотя я могу быть пристрастен. Да и не было привычки покупать коллекционные вина, стоившие явно больше реальной стоимости. Там ведь в основном понты и ничего кроме них. А здесь… обычный напиток, который многие потребляли не пьянства ради, а исключительно пользы дела для. Если, конечно, разбавлять как следует водой и вообще не злоупотреблять.

– Задумчивый ты сегодня. Неужто, девицы были какими-то не такими? Или беспокоишься за того генуэзца, которого вниз головой в пустую бочку засунули? Так ему там самое место – голова пустая, бочка тоже.

– И они, наконец, нашли друг друга, - усмехаюсь я. – Нет, Мигель, просто задумался о делах. Не вчерашних, а о тех, которые в будущем. Сдаётся мне, в Пизе нам больше делать нечего, это пройденный этап жизни.

– Ты прав, одни и те же лица и мне успели надоесть, - зевнул собеседник, одним своим видом напоминая, что не всякий ночной загул полезен для здоровья. – Тогда… Флоренция?

– Я не о том. Не о новых девках и трактирах. Благие юношеские времена кончились, Мигель, надо начинать думать о том, как воплощать в жизнь наши мечты. У тебя же есть мечта, ты сам о ней часто вспоминаешь.

Во-от, как раз то, что мне и хотелось увидеть. Глаза засверкали, весь подобрался, сосредоточился. И голос стал немного, но другим:

– Я не оставил мысль о сборе своей кондотты. Только для этого нужны деньги, которых у меня нет. И у тебя тоже. Разве что твой почтенный отец…

– Надеюсь, скоро они появятся. Не у моего отца, а лично у меня. Частью его щедротами, частью из собственных источников.

– Доходы с епископства? Сумма немалая, но вычти расходы на содержание дома, любовниц, отдыха и закатывания пиров. Остаётся немного. Вот если отец сумеет убедить Папу сделать тебя хотя бы архиепископом! Я знаю, какие у них доходы. Вот тогда хватит на многое.

Аж зажмурился, наверняка представляя себе увеличившееся количество дукатов, которые тогда будут приходить с завидным постоянством. Понимаю его, чего уж там. Только мелковато мыслит Мигель.

– Твой разум двинулся в верном направлении, но остановился, сделав всего лишь несколько шагов.

– Неужели?

– Именно, друг мой. Напомни-ка мне последние известия из Рима?

– Папа Иннокентий, да продлит Господь его дни, болен, но врачи надеются его исцелить, используя разные способы.

– Как по мне, только лишь чудо поможет Викарию Христа снова встать на ноги, - усмехнулся я. – А если Папа отправляется в мир иной, что тогда происходит?

– Конклав и выборы нового понтифика, - мигом смекнул Корелья. – Надеешься, что твой отец снова выдвинет себя, как после смерти Сикста IV?

– Одной надеждой сыт не будешь. Лучше и самому предпринять кое-какие действия, дабы повысить шансы на благоприятное событие. Ну, так что, Мигель, тебе интересно или не хочется смущать свой ум подобным?

В ответ последовала лишь заковыристая ругань вкупе с отборным богохульством. Корелья, сроду не был благочестивым христианином, равно как и Чезаре, несмотря на сан последнего. Про меня и говорить нечего, по сравнению с теперешним Чезаре, прошлый мог показаться ревностным верующим. Я же… в высшие силы верил – ну а как иначе, после случившегося даже атеист бы уверовал в нечто сверхъестественное – только без тупого фанатизма и явно не склоняясь к христианству и прочим авраамическим верованиям.

А друг детства и юношества «донора» порадовал своей живой и непосредственной реакцией! С таким явно стоит иметь дело, не испугается на полпути из-за какого-то там несоответствия планов с постулатами веры христианской. Это есть хорошо и хорошо весьма. Вот и начнём помаленьку, молитвами себя даже в мыслях не утруждая.

Суть состояла в том, что я знал – Папе Римскому Иннокентию VIII осталось недолго, уже к концу июля он должен был помереть, тем самым освободив Святой Престол и папскую тиару для одного из коллегии кардиналов. Помнил я и тот общеизвестный факт, что хоть Родриго Борджиа и победил, но победа эта буквально висела на волоске. Более того, среди двух наиболее сильных кандидатов – а ими были представитель «миланской партии» Арканио Сфорца и «французской», к тому же поддерживаемой королем Неаполя, Джулиано делла Ровере - имя Родриго Борджиа не рассматривалось как главная угроза. Более того, кардинал Асканио Сфорца считал его в числе своих союзников… до поры самих выборов. В общем, тот ещё клубок интриг, в который мне предстояло окунуться по самую маковку.