Малец (СИ)

  Портило мне настроение лишь одно, уже начало Августа, через две-три недели заявится царь, а актеры только в самом начале процесса. Извел кучу дорогущей бумаги, расписал им всем реплики, движения, выражения лиц героев, заставляю каждое утро как молитву зачитывать все написанное, и все равно на сцене из их дырявых голов все вылетает. Да еще актерская вольница достала, им, видите ли, нужно развеяться в трактире вечерком после трудов праведных. Нажаловался адмиралу, и всех этих снобов вмиг посадили на казарменное положение. Это вам не двадцать первый век с правами человека, тут век семнадцатый, так что сиди и не чирикай.

  Отдельно занимался с Катериной, несмотря на ее жизнерадостность, все же она дитя своего времени и многое из того что она должна была делать на сцене выходило вымучено, поэтому отрабатывали некоторые эпизоды по десять и более раз добиваясь идеального исполнения. Особенно обращал внимание на умение владеть мимикой, угробил кучу времени, объясняя, что актер должен уметь сказать больше выражением лица, нежели словами. По многу времени 'ставили лицо', это когда актер должен точно выразить свои эмоции, даже зеркало выклянчил у Патрика для этих занятий. Надо сказать, что девушка оказалась не только красива, но и достаточно умна и образована, а это сочетание редкое, по словам Гордона невозможное, и весьма вероятно, что Петр отметит сей факт. А потому я еще старался отучить ее от чинопочитания, чтобы не тушевалась перед сильными мира сего и внушал, что цари тоже люди и кое-куда тоже пешком вынуждены ходить. Под конец репетиций, даже дал ей основы психологии, чтобы могла себя в какой-то мере защитить, потому, как после ее премьеры наверняка появятся заинтересованные и озабоченные.

  Генералку отыграли в двадцатых числах августа. По моему мнению, получилось не очень, но благодаря нашей приме что-то вытянули, а и ладно, будем надеяться, что публика пока еще не избалована и театральный бомонд отсутствует как класс. Патрик же все представление откровенно восхищался девушками и его похвалу я воспринял как должное, такое впечатление что все действо ему было по барабану, главное чтобы дамы в откровенных европейских платьях порхали по сцене. В конце Гордон даже расчувствовался и достал платок промокнуть выступившую слезу, и это старый железный воин, не раз смотревший смерти в лицо. Уходя, он посоветовал всем хорошо отдохнуть.

  Ага, пусть отдыхают, часа три вздремнут после обеда и пожалуйте обратно, будем исправлять ошибки, которые наделали, тем более, что приказа о казарменном положении актеров не отменили, оно и правильно, вдруг в кабак сбегут накануне премьеры. Кстати, актеры уже давно на меня волком смотрят, надо бы, как все закончится, не попасть к ним в объятия. Удавят от полноты чуйств.

  - Едут! Едут! - Раздался крик на дворе.

  Спрашивать, кто едет не стоило, все знали о ком идет речь. По истории я знаю, что Петр, вернувшись из своего заграничного путешествия, поехал не в кремль, где его все ждали, а в немецкую слободу, а вот у кого приземлился, убей - не знаю. Может быть у Анны Монс?

  Царь, очень приятно

  Приезда царя в Москву Любим не застал, на это время он был отправлен князем кесарем в Новгород, дабы там найти и допросить некоего Ваньку Сулева, который укрылся у своих дальних сродственников. Вроде бы простое задание, но все с самого начала пошло наперекосяк. Во-первых: князь не разрешил брать в путь своих проверенных товарищей, мол, они ране в одном полку с мятежниками служили, и хоть в бунте участия не принимали, все же поостеречься будет не лишним. В-вторых: где-то на половине пути в отряде начался мор, но то не чума, не оспа, но что-то серьезное, потому как сначала занедужили сразу двое, а на следующий день еще один. Пришлось оставлять болезных по деревням, чтобы не свалились с лошади в пути. А в-третьих: вообще человек пропал, причем поиски его не привели к результату. Хозяин постоялого двора утверждал, что кто-то из служивых под ночь выехал за ворота и больше не появлялся. Неужели в бега подался?

  После этого случая Любим специально стал следить за оставшимися в отряде, и спустя некоторое время у него сложилось впечатление, что четверо, из навязанных Ромодановским попутчиков, хорошо знают друг дружку, хотя с самого начала делали вид, что незнакомы. Обострять отношения и хвастать догадками Любим не стал, а вот меры принял, улучшив момент, переговорил с оставшимися двумя воинами и с этого дня они ни при каких обстоятельствах спины тем четверым не подставляли. Естественно это не могло остаться незамеченным противной стороной, но те старательно делали вид, что ничего не замечают, хотя по поведению сразу стало понятно, озадачились. Развязка наступила на третий день, один из группы подозрительных воинов сблизился с Любимом и вдруг, выхватив пистолет, бахнул в его сторону. Не попал, сотник был настороже и сразу, как только в его сторону было направлено оружие, свесился за коня, а вот ответный выстрел оказался точен, свое оружие он держал наготове. Еще два выстрела со стороны нападавших и спутник, Любима валится с лошади. Трое на двоих, плохой расклад, но выбирать не приходится:

  - Не трать заряд, - крикнул сотник второму подчиненному, выхватывая палаш.

  Видимо нападающие решили использовать численное преимущество и попытались взять сотника в клещи, однако конь Любима был достаточно обучен, чтобы не подставлять хозяина под удар, он быстро сместился в лево и буквально оттер соперника в правую сторону. Седок не спасовал, в последний момент взял поправку на сопротивление поставленного под удар клинка и рубанул, вкладывая как можно силы. Достал. Удар, конечно, получился несколько смазан, но его хватило, чтобы противник на секунду потерял ориентацию, поэтому второй удар палаша уже был точен.

  Сзади снова раздался выстрел, это второй спутник Любима, отправил пулю в сторону противника, видимо был уверен, что попадет. Однако в этот момент сотника интересовал третий, у которого приключилась осечка, ссыпался ли порох с полки или кремень не дал достаточно искры, но тот лихорадочно пытался что-то исправить в оружии и только в последний момент бросил возиться с пистолетом, доставая саблю. Ни первым, ни вторым ударом Любим противника не достал, не смотря на то, что палаш значительно тяжелее сабли, тому далось удачно отвести удары и кони разошлись. Испытывать судьбу последний из нападавших не стал, резко послал коня в галоп назад по дороге, но далеко не ушел, снова бахнул выстрел, это оставшийся воин подхватил заряженное оружие убитого товарища, и почти в упор разрядил его в пытавшегося проскочить мимо всадника.

  - 'Вот тебе и на', - мотнул головой Любим, сбрасывая наваждение скоротечного боя, - 'Это что же получается? Измена?'

  И тут ему ясно вспомнилось лицо князя, когда тот отправлял его в путь. А ведь Ромодановский раньше иначе напутствовал его, на этот же раз, и приказ был какой-то невнятный и глаза князя не смотрели на подчиненного, да и холодные они какие-то были. И Любим снова вспомнил о своих подозрениях. Впрочем, проверить их легко, если в Новгороде не удастся найти следов Сулева, то и нет такого, а значит отправляя его в дальний путь Ромодановский надеялся больше никогда не встретиться со своим подчиненным.

  Ранение одного из нападавших оказалось не смертельным, круглая пуля не пробила толстой одежды, но приложила знатно, ребра сломаны. Вдумчивый допрос ничего не дал - простой исполнитель, а тот, кто мог ответить на вопросы сотника лежал на обочине дороги с проломленной головой. Дальше рутина. Жалость непозволительная роскошь, для воина, поэтому раненого добили без угрызений совести, изменников раздели и оттащили подальше в лес, пусть ими зверье занимается. Убитого товарища привязали к лошади, упаковали вещи на оставшихся без хозяев коней, и отправились дальше. Что бы ни произошло, а приказ князя сотник должен был исполнить.