Крестоносец из будущего. Трилогия (СИ)

— Брат-командор?!

— Как ты себя чувствуешь, сын мой?

Чья-то крепкая рука немилосердно затрясла за плечо — боль пронзила мозг. Андрей с трудом раскрыл глаза — свинцовое небо над головой, капельки дождя неприятно падают на лицо.

Осмотрелся, боясь оторвать голову от чего-то мягкого. Плащи, красные орденские плащи, кругом знакомые лица — тревожно смотрят Велемир, Грумуж, Арни и другие, а рядом склонилась знакомая борода отца Павла.

И трясет, бросает из стороны в сторону — повозка рессорами не снабжена, чай, не карета. Да даже будь и последняя, вряд ли бы стало лучше — здешние дороги еще те, всю душу вытрясут. И мозги…

Тут Андрей поморщился: «Да нет у тебя мозгов, парень, совсем нет и уже не будет. Не с твоей верховой ездой в драку кидаться!» Но спросил, чувствуя с радостью, что язык ему повинуется:

— Чем это?

— Повезло тебе, брат-командор, — участливо пробормотал отец Павел, совсем низко склонившись. И Андрей понял, что его больную и пришибленную голову священник держит на своих коленях.

— Гнедко твой в яму двумя ногами ухнул на галопе. Думали, все, хана. Ан нет, не переломал ноги, чуть похромал, оклемался. Сейчас хорошо идет, в попоне даже…

— Хорошо, — только и отозвался Андрей, сморщившись. Но не от боли, от негодования. Вот уж нравы здесь — глава ордена, что Щорс — голова обвязана, кровь на рукаве, а они о его жеребце, паскуде этакой, думают.

О времена, о нравы!

Так захотелось воскликнуть ему вслед за классиком. Но промолчал — голова действительно сильно болела, хотя не раскалывалась на десятки частей, как после приснопамятной контузии. Хорошо хоть тошноты, рвоты, головокружения и темноты перед глазами не имелось, характерных признаков сотрясения мозга.

«Ничего ты не сотрясешь — у тебя, братец, мозгов там нет», — еще раз вернулся Андрей к больной теме, пожалел и попенял себя заедино и тут же вернулся к грешным делам.

— С уграми что?

— Раздавили всмятку, как сырое яйцо! Едва десяток от нас ушел, догнать не смогли. Остальных побили, без малого сотню.

— Это хорошо. — Андрей действительно был доволен результатом баталии. И, облизнув сухие губы, попросил: — Дай попить.

Старик извлек баклажку, сделал хороший глоток и лишь потом приложил горловину к его губам. Вино было кислое, но освежило, и даже вроде бы сил прибыло.

— Ты чего это вино пьешь, брат Любомир? — с усмешкой поинтересовался Андрей. — Поклялся ведь, что за горами одну лишь воду пить будешь.

— А я не пью, — лицо старика исказила злая гримаса, — я пробовать теперь все буду сам и лишь потом тебе давать.

— С чего это ты так решил, отче?

— Ты зубы, ваша светлость, не скаль! Мы в одночасье всех белогорских лучников лишились!

— Как лишились?! Когда?! Почему?!

От чудовищной новости Андрей окончательно пришел в себя и поднялся рывком. В глазах потемнело, закружилась голова, но вскоре слабость прошла, и он с силою сдавил руку старика.

— Что произошло?

— Худо, брат-командор, худо. У нас крыса завелась…

— Какая крыса?! Что ты бормочешь?! — Андрей тряхнул старика за плечо, краем глаза наблюдая, что красные плащи отъехали от повозки, но продолжают плотно окружать ее.

— А то, что лучники на радостях, стервецы, утащили бурдюк вина с нашей повозки. Я им разрешил, но они не местную кислятину взяли, а ту, что с нашего замка. И перетравились все! Двое Богу душу сразу отдали, еще десяток на телегах везем — блюют, как худые щенята. Остальные покрепче оказались, а может, зелья меньше выпили — сами идут, шатаются, за повозки держатся. Оклемаются парни, но время нужно. А сейчас они не воины, тетиву натянуть не в состоянии…

— Ну и дела! — только и смог сказать Андрей и заскрежетал зубами. Мало им угров, так теперь отравитель завелся. Действительно крыса, а от таких надо сразу же избавляться, иначе бед много принесут.

— И еще одно… — Старик извлек стрелу из тисового лука. Наконечник ее был обвязан тряпицей. Показал и тут же спрятал.

— А это что? — поинтересовался Андрей.

— Ты пана Сартского поблагодари, что тебе кольчугу солукскую подарил. Чистый булат, как они ее делают?! Не то что эту стрелу, она и арбалетный болт удержит. Умеют же магометанские мастера, нашим не чета. Недаром за нее по весу золотом берут, такая кольчуга того стоит. В спину тебе стреляли, как раз тогда, когда ты из седла вылетел.

— Может, по ошибке? В бою ведь всяко-разно случается. Иногда и под «дружественный огонь» попадать приходилось…

— Свои друзья, брат-командор, без нужды смертельной отравой наконечник не мажут. Что ж ты думал, я зря ее в тряпицу завернул? Лошадь раненую добил — почти сразу умерла. А потом и угра — тот враз копыта отбросил. Хитрый наконечник, с бороздками — в них яд остается и кровью не смывается. Вот такие дела!

— Да уж, — только и смог отозваться Андрей.

И говорить было ему нечего — убийцы где-то совсем рядом ходят и только думают, как его половчее ликвидировать. Уехал от эфемерного покушения из Белогорья, а оно его за горами и настигло. И отступаться, судя по всему, неизвестный злоумышленник не будет.

— Мы с тракта сошли и опять в горы отправились. Еле плетемся — но замок близко. Иначе не мог — отравленные лучники обуза для нас слишком большая, ее нужно оставить в селении. А заодно и часть возов разгрузить от хлеба — я приказал все оружие угров собрать, раздели до исподнего. Чего добру пропадать при нашей скудности-то?

— Правильно сделал, отче, — Андрей уселся поудобнее на качающейся повозке, вытянул ноги. — Чего хоть собрали-то? Трофеи какие?

— Луков хороших, арабских, два десятка. Сотня худых, не лучше наших тисовых. Есть кольчуги хорошие, мечи, но мало. Ты прав, брат-командор, что идет какая-то непонятная штука, ведь не могут на разведку в горы столь необученных людей отправлять. Но именно так и происходит — пленные, и там взятые, и тут, слова единые говорят. Незнамо, зачем их в горы отправили и велели ждать в местах неких. Там-то мы на них и напали в первом разе, а во втором угры сами погнались, как и приказано им было.

— Хм. И с чего бы это? Ладно, потом разберемся, на то они и враги, чтоб так мудрить. Мы ведь их планов не знаем. И вот еще что… — Андрей машинально хотел почесать затылок, не мог избавиться от дурной привычки, все же он сейчас «ваша светлость», «голубая кровь», как-никак…

— Пся крев! — Андрей зашипел от боли, нащупав под пальцами шишку величиною с куриное яйцо, как ему показалось.

— Больно?! — участливо спросил отец Павел. — Оттого я твою буйную и дурную голову на коленях у себя держал, аки младенца. Шлем твой разбит, но спас тебя.

— С дурной мне самому ясно, а почему буйную? — продолжая шипеть, поинтересовался Андрей.

— Шпорами надо колоть бока, но не тыкать ими постоянно. Вот твой гнедой и обезумел от боли! Ты зачем от меня оторваться хотел? Удаль показать? Так знаю, что не трус! И все это видели! И почему мечом не рубил, а своим щитом ворогов сбивал?

— Дурак потому что, — тихо признался Андрей. — Со шпорами неловко вышло, удержаться пытался, оттого пятки сдвинул, вот жеребцу и досталось. И щитом махал, лишь бы в седле хоть как-то остаться. Выпасть боялся. Потому и до меча не дотянулся…

Старый рыцарь все время смотрел на него с изумлением, сдерживая смех. Андрей посмотрел угрюмо.

— Тока засмейся, — с угрозой произнес он. — Я первый раз в жизни верхом в бой пошел. Тебя бы в бэтээр засунуть, посмотрел бы я, как бы ты воевать стал. А у нас еще те стычки, мало не покажется…

— Да не смеюсь я, — старик скривил губы — действительно не улыбался, только в глазах прыгали искры малые, остатки былого веселья. — Я должен был все предусмотреть и под каким-нибудь предлогом выдернуть тебя из «кабаньей морды». На учениях видел, что ты неплохо держишь строй, вот и понадеялся. Прости уж великодушно старика!

— Да чего уж тут, — выдавил из себя Никитин. — Худо, что опозорился перед всеми…

— Но вот и нет!

Священник резанул таким серьезным голосом, что у Андрея махом отлегло от сердца — позорища он действительно боялся. А с такими вещами старый рыцарь шутить не будет.