Трудно жить в России без нагана (СИ 7.01.2012)

Связь плотности орошения с эффективностью химической защиты хитрая. Хлорпикрин испаряется в четыре раза быстрее, чем вода… Освежать надо защиту. Регулярно. По часам. Опытным путем установили, что через шесть часов запах ещё довольно резкий, через двенадцать начинает ощутимо выдыхаться, а потом быстро сходит на нет. Короче, в 6-00 утра и в 18–00 вечером миномет "Матраса", как пушка Петропавловки, выпускает очередную серию зарядов и "пентаграмма" вокруг импровизированного лагеря опять, как новая. Считаете нас подземными духами считайте. Только не лезьте. Заодно — имеем побудку и команду ужинать.

И не более… Понимаете? За полосой химического заражения мы — как за каменной стеной. Без всяких усилий, без толпы часовых и напряженного бдения по ночам. А днем и вовсе дурака валять некогда. Работа! Надежно, дешево, практично. Быстроустанавливаемый и саморазвеивающийся на открытом воздухе барьер, абсолютно непроходимый для живой силы противника и держащий его на дистанции больше, чем поражает стрела. На самом деле — дальше, так как прицельно стрелять, одновременно заливаясь слезами, трудно

Парадокс? Всё познается в сравнении. Берем осколочно-фугасный снаряд калибра 122 мм и нашу самодельную минометную мину с хлорпикрином. В том и другом случае — металлический корпус с некоей поражающей начинкой примерно равной массы. Примерно 3–4 килограмма начинки в полость влезает. Что в итоге? Снаряд, калибра 122 мм, способен разрушить 24 квадратных метра вражьей траншеи (есть они тут?) или вырыть воронку диаметром три метра. Зона 100 % поражения осколками живой силы у 122 мм снаряда представляет собой овальное пятно, 20 на 40 метров, суммарной площадью около 800 квадратных метров, если цели в момент взрыва стояли и примерно 310 квадратных метров, если цели при взрыве лежали. Всё. Все уцелевшие после взрыва сохраняют боеспособность и могут продолжать заниматься своими делами.

Наша химическая мина, считай, не взрывается. После удара о землю она выбрасывает в воздух фонтан кипящего хлорпикрина, оседающего на траве в виде капельного аэрозоля. Оно удобнее… Стенки корпуса можно делать тоньше, жидкой начинки заливать побольше. Если плотность орошения составляет 10 грамм на квадратный метр, то 4–5 килограммов заряда хватает загадить, примерно 400–500 квадратных метров… Результат сравнимый. Но! Через пятно вонючего грунта, 20–25 метров в поперечнике, ни одна живая душа не сможет пробраться, как минимум, 10–12 часов. Ни конному, ни пешему там дороги нет… Понимаете? Пунктир таких пятен (сплошное перекрытие не обязательно, в стороны парит достаточно), за пару минут (!), способен защитить приличный кусок местности от любых враждебных поползновений. Чего нам и надо… Цена вопроса? 25–30 химических мин, на погонный километр "рубежа", примерно, центнер-два слезогонки в сутки. В нашем случае — заметно меньше. Место выбрано с умом. Скальные осыпи, сами по себе, хорошее препятствие для нежелательных гостей. Совокупная протяженность "линии слез" — едва полверсты.

Самое смешное, что при отсутствии у противника средств дегазации и химической защиты, барьер из почти невидимых капель хлорпикрина может сдержать даже натиск многотысячной армии. М-дя… Занятно. Напоминает старый анекдот про Третью Мировую войну… "Сбросили на Китай резиновую атомную бомбу. Жертвы — десять миллионов. Бомба продолжает прыгать…" В нашем случае — немилосердно вонять. Дешево! Как повелось — изящный способ некоторых, не будем показывать пальцем, "энтузиастов", выкрутиться из очередного идиотского положения, когда и минометы сделали, и чугунных корпусов для мин наготовили в избытке, а годной по убойности начинки — нет. А подумать, зачем нам фугасные заряды? Нетрадиционная война требует нетрадиционного оружия и мышления. Привычные решения — переосмысления. Но, думать лень…

Пример? Классический метод получения пикриновой кислоты (она же — тринитрофенол, мелинит, лиддит и шимоза) — сульфофенольный. Расплавленный фенол (температура плавления плюс 43–45 градусов Цельсия) смешивают с двойным объемом концентрированной серной кислоты и помешивая нагревают до 95 градусов Цельсия в керамической или стеклянной посуде. В работающей мешалке массу выдерживают четыре часа. Затем, вдвое разбавляют водой и дробно (небольшими порциями) приливают равный готовой смеси объем азотной кислоты. Контроль хода реакции простой — жидкость не должна вскипать. Готовую пикриновую кислоту отфильтровывают, тщательно промывают холодной водой и сушат. При желании — её кристаллизуют из горячей воды (это ярко-желтая краска, ею можно красить ткань, чем успешно занимались весь XIX век). Легендарная взрывчатка, детонирующая от сильного удара и капсюля. В плавленом виде (130–140 градусов, на масляной бане) пикриновая кислота широко применялась в Первую Мировую войну для снаряжения мин и снарядов, с начальными скоростями до 600 м/с. Взрывается гораздо сильнее тротила и вдобавок, при разложении, создает облако ядовитых газов. Становится очень опасна в случае длительного хранения, так как образует с металлами крайне легко взрывающиеся (иногда от легкого дуновения) соли — пикраты. Мины у нас — чугунные. Специальных лаков, для предохранения ВВ от контакта с металлом, в лесу достать негде. Проще, как оказалось, их корпуса простым хлоратитом снарядить.

Это — в теории. В реале упустили факт, что реальный наш фенол, продукт домодельной перегонки древесины, по своей чистоте — форменный отход производства. Грязен… Наладить же его тонкую очистку, в промышленных масштабах, дьявольски трудно. Нитровали, какой был. Испытали результат… Ой! Тихий ужас. Подтвердилось, что все изомерные тринитрофенолы — легко взрывающие вещества высокой бризантности, крайне чувствительные к нагреву и ударам. Обидно получилось. Вроде бы полезная штука, а использовать — невозможно. И хранить… Никто не знает, когда и от чего долбанет. Даже без снаряжения в корпуса мин. А выбросить (подорвать) уже жалко. Столько труда и реактивов вбили! Решили переработать. Тем более, что даже простые нитрофенолы, применяемые в качестве сельскохозяйственных гербицидов, часто взрываются не многим слабее своих аналогов, с полным набором нитрогрупп. Б-р-р-р! Не надо на складе такой радости.

Короче, с помощью обыкновенной хлорной извести и известной матери, опасный реагент оперативно переработали в сравнительно безобидный и вполне безопасный при хранении в корпусах мин, трихлорнитрометан. Он же — хлорпикрин. Попытки, на новом техническом уровне, сделать, наконец, приличный мелинит, за зиму повторялись регулярно. С предсказуемым успехом. Так и накопили запасец. Пригодился… Мышей травить — тоже. Никогда не знаешь, что и когда пригодится.

Собственно говоря, именно тогда, впервые, всплыла мысль, что классические боеприпасы, для лесной войны против партизанящих аборигенов — хуже, чем ничего. Ну, пальнули, наугад… Ну, разорвался заряд, в зарослях… И что? Несколько шишек с деревьев упало… Осколки — в стволы впились… Курам на смех. Толи дело — химия. Даже если никого не заденет — так ведь и не пропустит. А зацепит, хоть краем аэрозольного облака, укрывшийся в зарослях персонаж сам сбежит быстрее ветра. Голяком. Чихая, кашляя и проклиная день, когда решился на вылазку. Главное, что бы тем облаком, по своим, не попало. Побьют… Хотя и не смертельно. А как разок попробовали, да на пересеченной местности, так идея "слезоточивой ограды" возникла сама собой.

Говорят, что когда в 30-х у Семена Михайловича Буденного кончались аргументы, против принятия на вооружение Красной армии пистолет пулеметов, он переходил к действиям. Орал, топал ногами, брызгал слюнями и в исступлении грыз дверные косяки… Ему, как кавалеристу, жутко не нравилась идея агрегата, одним фактом своего существования отменяющего кавалерию. Надежно останавливающего, на последних 150–200 метрах, пешую или конную атаку любой плотности. Убедил! Благодаря его истерикам (нашедшим полное сочувствие в Наркомате Обороны), в июне 1941 года, советские войска встретили атакующих немцев с винтовочками. И побежали… побежали… побежали…