Октябрь, который ноябрь (СИ)

* * *

Третий все-таки был, хотя Алексей Иванович и Гранд о нем и не знали.

Подходы к складской части подвалов были достаточно освещены, необходимости в ПНВ^[30] не было, и Кула обходился обычным биноклем. Двор и сам подвал он изучил как свои восемь пальцев еще в период организации "ремонта с закладкой". Времена стояли вполне невинные: над головой непорочные девицы, во главе страны мягкосердечный рохля-самодержец, с немцами тупые имперцы воевали далеко от столицы. Купить взрывчатку - вот это было проблемой. Дороговато обошлось, сэкономить не удалось.

Лишь бы раньше боевики не заявились. Оптимально начать веселье в полночь. Ленин уже прибудет в Смольный, резво начнут совещаться и требовать ускорить захват города, и тут... Внезапный поворот, шах и мат всей верхушке октябрьской революции. Конечно, Ленина могли перехватить офицеры-добровольцы - наводку с адресом им скинули стопроцентную. Но вождя большевичков они вряд ли ликвидируют. И офицерики бездари, и Ульянов не тот тип, чтобы дать себя случайно пристрелить. По сути, он дьявол, симбирский вельзевул. Удавил в кулаке древнейшую часть европейцев, едва дав вдохнуть воздух свободы. Пшекам повезло, тупицы-финны и те выскользнули, а лучший народ Европы ни с чем остался. Сгорели вишневи садочки, поблекли белены хатинки. Задушил, сволочь, сволочь, сволочь...

Кокаин еще бродил в мозгах, щекотал, мысли летели то неудержимым вихрем, то замирали, качаясь на пуантах воспоминаний. Балет Кула так и не полюбил. Из любопытства сходил взглянуть на Кшесинскую. Корова, вообще никакого сексопила. В Петербурге полным полно шлюх в три раза моложе и в тысячу раз дешевле. А этаких балерин пусть вырождающиеся аристократы трахают. Она даже и без макияжа была.

На баб тратиться не было смысла. Свободные средства есаул вкладывал в кокаин. Уже двенадцать фунтов ждали в тайнике, еще партию можно будет забрать завтра с утра. Таможни, хе-хе, нет, и великолепного кокса хватит до конца жизни. Нет, пан Кулаковский не наркоторговец, не для перепродажи брал. Завтра финал операции, и даже малый процент, выплаченный заказчиком, позволит жить обеспеченно. Очень обеспеченно. Кула подумывал об Аргентине. В XXI заокеанская окраина стала вполне цивилизованной страной. Негров и москалей там не так густо, жить можно. Бесконечной борьбе за независимость можно помогать и оттуда. Вернуться, уладить дела с финансами, и не торопясь, отбыть...

Он стоял на палубе в белых, цвета кокаина, штанах-карго, в шелковой вышиванке, яхту слегка качало, закатная вода казалась черной, на горизонте мигали огоньки...

Кула очнулся. Вот же они. Чуть не пропустил...

Двое подопечных подходили к подвалу. Обнаглела русская интеллигенция, вообще не боятся. На миг замерли, спустились по ступенькам и скрылись из виду.

- Сейчас будет тебе, Олексей Иванович, уся Нобелевская премия, кишками в наружу. Ну, земля вам стекловатой, - прошептал наблюдатель, поспешно пригнулся за подоконником, и, держа двумя руками пульт, поочередно послал оба радиосигнала.

Мгновенно донесся приглушенный взрыв. Понятно, ниша спуска в подвал должна притушить первый взрыв, но отчего громыхнуло вообще с другой стороны? И главное, где подрыв основного заряда?!

Кула понял, что нажимает кнопку уже в десятый раз. Тишина. Плохо. Столько усилий, и ничего. Неужели отказ радиодетонаторов?! Есаул бессмысленно выглянул в окно - нет, слух не подводит - у подвала полнейшая тишина, словно и не было там ничего. Никаких вспышек пламени, никакого дыма и разлетающихся бомб с газом. Совсем плохо. Что скажет Иванов-с-акцентом? Может, ну его к бесу, вообще не выходить на связь? Нет, такой куш... о, куш-то все равно остается. Чья вина что операция не удалась полностью?

- Это все Ганн, - прошептал холодными губами наблюдатель. - С него и спрашивайте.

Электронную начинку для операции доставлял, действительно, товарищ Ганн. И основной радиодетонатор, и дублирующее устройство, которое несли боевики-самоубийцы под видом одной из гранат. Двойной отказ техники - исключительно вина Ганна. А как красиво было задумано! Одно прощальное письмо господина литератора чего стоит. Жертвенность, напор! Вот черт...

Кула, тщетно прислушиваясь, высунулся в окно. По плану должны были сработать гранаты с дистанционным управлением, убить или ранить боевиков - после большого взрыва, тела инженера и сочинителя должны найти на подходах к подвалу и непременно опознать. Взрывная волна основного, заложенного в подвальной стене заряда, пойдет вверх, широко разбросает бомбы с газом. Собственно сам штаб ВРК уничтожить едва ли удастся, Ульянов-Ленин умертвится лишь при большом везении. Но многие красногвардейцы и делегаты съезда падут жертвой теракта, газы добавят смака, начнется паника. О, это будет очень долгоиграющий подрыв! Впоследствии тела подрывников и предсмертное письмо подтвердят замечательную версию о самопожертвовании героев-контрреволюционеров.

Какая роскошная версия?! И такой сбой в исполнении. Кула выругался и замер...

Из подвала выходили люди. Много. Солдаты с винтовками, вот кого-то выволокли под руки. В согнутой фигуре можно было узнать инженера. А вот и второй смертник. Тоже не того... ногами перебирает, значит жив.

Вот это было совсем плохо. Пропало дело.

"А ведь сдал нас Ганн" - догадался наблюдатель, отскакивая от окна. "Скользкий он, коммуняка поганая, я ж с первого дня знал, что скользкий".

Утешало одно - ни блондинистой, ни какой иной бабы-суки, у подвала не промелькнуло. Значит, не она дело завалила. Хоть щось хорошее.

* * *

Больше всего Алексей Иванович опасался, что захочется в сортир. Просить, чтобы отвели, заговаривать с тюремщиками, вообще открывать рот было невыносимо. Ныла правая кисть: пальцы, очевидно, не сломаны, но помяты и вывихнуты. Брюки прорваны, постыдно торчит бледное барское колено. А голова оглушающее пуста - ни единой мысли. Это предсмертное, равнодушное опустошение. Ждать нечего, жалеть не о чем, просить некого.

Они сидели в большой комнате. Очевидно, бывший класс: табун парт согнан к задней стене, учительский стол остался на месте, к нему приставили еще три разномастных канцелярских стола, тянется прямо по паркету телефонный провод, на стол водружен аппарат, сидит за столом равнодушный сопляк лет пятнадцати, односложно отвечает на звонки, что-то записывает в амбарную книгу. На соседнем столе титанических размеров чайник, буханка хлеба, располовиненная оригинально - по диагонали, бандитский нож, кипа бумаг, букет роз, зверски втиснутый в графин. Цветов вообще на удивление много: несколько ведер с гвоздиками, банная шайка с резко благоухающими лилиями, огромный букет гладиолусов. Цветочную лавку ограбили, не иначе.

Алексей Иванович и Гранд были рассажены по разным углам - конвоиры не поленились, выволокли пленникам по парте. Наручники не снимали, больше не били, но инженер сидел кривобоко - прикладом его угостили на славу. Сами конвоиры лясы не точили, подсолнухи не лузгали, сидели свободно, но глаз с арестованных не спускали. Массивные винтовки лежали на коленях, тусклый блеск кинжальных штыков предупреждал.

Бывший литератор понимал - придут начальники этих неразговорчивых солдат и разговор выйдет короткий. Документы и пистолеты боевиков сопляк-телефонист убрал с несгораемый ящик. Хорошо, гранаты с собой не притащили. Впрочем, доказательств и без бомб хватает. Ждали, знали, что придут, следовательно, знали и кто придет. Сдал связник, заложил миляга есаул. То-то улыбался так похабно.

Резко зазвонил телефон. Мальчишка снял трубку:

- Общий орготдел. Слушаем... Ну? Взяли? Кого насмерть? А, понял, принято.