Всеволод Залесский. Дилогия

Севка попал к Корелину – это уже было не везение, а расчет Орлова, хотя – да, тут все равно счастье улыбалось Севке. Когда в деревне он случайно разбудил немцев и, отчаянно испугавшись, заколол троих полусонных фрицев штыком – повезло. А то, что потом за это получил орден, – уже результат деятельности Корелина.

Так оно все и перемешалось у Севки. Везение, слово комиссара, снова везение, воля Евграфа Павловича, который решил все-таки Севку не устранять за ненадобностью, а пристроить к делу. К важному делу. Сам бывший генерал царской армии именовал эту должность как «убивец на государевой службе», а Севка… Севка никак не называл. Просто выполнял приказы – убить, задержать, допросить, ликвидировать. И даже особо не удивился, осознав, что получается это у него не то, чтобы совсем легко… нет, не легко… стало привычным и даже рутинным делом – лишить человека жизни.

Наверное, это тоже можно было бы отнести к хорошему. Он ведь все еще жив и все еще в здравом рассудке… Тут, правда, можно и усомниться. Ведь когда Орлов предложил Севке вернуться в его собственное время, в свой две тысячи одиннадцатый, на второй курс университета, к сволочи-работодателю, зажавшему зарплату за несколько месяцев, в мир, в котором Севку вот так вот запросто не убьют, – Севка ведь отказался?

Нет, он придумал для себя объяснение, что-то о желании узнать, что и как заставляет обычных людей жертвовать собой за Родину, которая, в общем, не слишком ласково с ними обращалась до войны, да и во время войны тоже…

Любопытство? Желание хлебнуть адреналина? Врожденная глупость или приобретенное безумие?

Попробуй разберись, что двигало Севкой, когда он решил остаться. В который раз уже Севка пытается разобраться в этом и в который раз понимает, что не знает ответа. И не может придумать внятного объяснения.

Его ведь ничего не держало на этой войне. Он ничего не знал о ней, только по фильмам и по книгам. По художественным книгам и фильмам.

Такая фигня.

Севка вздохнул, прикусил конец карандаша в задумчивости.

И нечего тут жалеть.

Нечего.

От него ничего не зависит. Он даже Евграфа Павловича спасти не смог. Орлов предупредил о той бомбардировке, Севка уши прожужжал Корелину и самому Деду, но никто его не послушал. Севка помнил, как матерился сквозь слезы, пытаясь растаскивать кирпичи из той груды, что совсем недавно была домом, в котором жил Евграф Павлович. И помнил, как стоял, сцепив зубы, на кладбище, стараясь не зареветь – не от жалости, а от обиды, что пытался спасти, но не смог.

Получается, что время не обманешь?

Что единственный способ спрятаться от своего жребия – это уйти с Орловым, как это сделал Никита Ивановский, ученик и помощник комиссара? Так получается?

И выходит, что у Севки одна надежда выжить – комиссар Евгений Афанасьевич Корелин. Нужно только старательно выполнять его приказы. Он защитит, если что.

– Товарищ лейтенант!

Севка оглянулся на голос – тощий конопатый красноармеец с повязкой дневального на рукаве стоял в дверном проеме.

– Что? – спросил Севка.

– Там товарищ лейтенант Шведов просили передать, что заняли место в углу, но если вы не поторопитесь, то кто-то влезет, а вам придется на улице ночевать, – бодро отрапортовал боец и, шмыгнув носом, добавил уже нормальным голосом: – Много народу на станции собралось, командиров – полный зал ожидания. Некоторые так на перроне укладываются. Вы бы шли, а то вон майор один, артиллерист, уже ругался, что место пустует…

– Ага, – кивнул Севка. – Я сейчас. Передай лейтенанту Шведову, что я прибуду через пять минут, пусть держится. Назад – ни шагу.

Боец вышел.

Севка посмотрел на исписанный листок, вздохнул. Легче не стало. Остались неприятные мысли, и, что самое отвратительное, сомнения остались. Сомнения, мать их так…

Севка открыл дверцу печки, осторожно прикоснулся к языку пламени уголком бумажного листка. Подождал, пока бумага догорит почти до конца, и только потом бросил остаток в печь.

За этот год он научился осторожности. Он решил дожить до победы, а это значило, что нужно остерегаться не только врагов, но и своих… А еще Севка осознал, что понять, кто свой, а кто враг, – самое трудное дело в жизни. Самое трудное.

Севка закрыл дверцу печки, встал с табурета, одернул привычным движением гимнастерку, расправил ее под ремнем. Вышел на перрон.

Небо было звездным, яркие огоньки светились, казалось, над самой головой – протяни руку и достанешь.

Завтра будет теплый солнечный день. Утром они с Костей Шведовым сядут на поезд и поедут в Сталинград. Оттуда – в Москву. Корелин приказал не задерживаться. Они и сами не собирались.

Как бы плохо Севка ни знал историю Великой Отечественной, о Сталинграде помнил твердо. И не собирался рисковать. Быть героем он не мечтал и не собирался.

Глава 1

5 августа 1942 года, Москва

– А я давненько у тебя здесь не был, – сказал гость, в задумчивости остановившись перед книжным шкафом.

– Если быть точным, – хозяин кабинета холодно улыбнулся, – вы,Дмитрий Елисеич, здесь не были никогда. И в мои планы не входило приглашать вас сюда когда-нибудь. Только звонок прямого начальника…

– Да-да-да, – закивал гость. – Совершенно точно – никогда раньше я здесь не бывал. Я посещал вас на даче. На вашей личной даче, уважаемый Евгений Афанасьевич.

Гость правильно оценил интонацию в голосе хозяина кабинета. Если бы Дмитрий Елисеевич попытался продолжать «тыкать», то вполне мог бы нарваться на нечто вроде «свиней вместе не пасли», а это было бы уже прямым оскорблением, пусть и не старшего по званию, но человека, наделенного особыми полномочиями.

И разговор бы не получился.

Собственно, Евгений Афанасьевич очень рассчитывал, что разговор не получится, что старый сослуживец обидится и уедет восвояси. И доложит на самый верх, что комиссар третьего ранга Корелин от приватной беседы отказался и что, возможно, наступил момент не в гости к нему ехать, а вызывать к себе. Или привозить к себе. Или нагрянуть в этот особнячок с хорошо подготовленной группой. И расставить уже все точки над і.

По реакции гостя станет понятно – прислали Скользкого Диму сознательно, чтобы спровоцировать конфликт и врезать, наконец, Корелину по рукам, или просто кандидатуру выбрали впопыхах, из категории «старых знакомцев», не удосужившись вспомнить о личном конфликте.

Хотя, напомнил себе Евгений Афанасьевич, если слишком тщательно искать причины, то можно придумать и другие замечательные версии. Говорили, что Дима за последнее время окреп, возмужал и приобрел некоторое влияние в высоких кругах. И ткнуть его мордой в грязь кому-то показалось нелишним и даже забавным. Или решил кто-то, на всякий случай, оживить в душонке Димы вроде бы погасший огонь ненависти к Корелину… Много чего можно придумать гораздо более красивого, чем реальность.

Посему перегибать палку не стоило.

Психологическое воздействие – оценка реакции – корректировка метода. Простая и действенная формула контакта в условиях неопределенности.

Ткнул в больное место, увидел, как изменилось выражение лица – даже не лица, его Дмитрий Елисеевич умел контролировать в любом состоянии, – зрачки уменьшились, сжались в точки. Эту реакцию контролировать невозможно. Можно отвести взгляд, но это было бы признаком слабости и опять-таки неискренности… В общем, при любом раскладе гость терял очки, набирал градус в эмоциях и продул вчистую первый раунд.

Что само по себе неплохо.

Разговор продолжился, гость обиду не продемонстрировал, значит, либо действительно имеет приказ на серьезный разговор, либо попытается зондировать глубже.

Бог ему в помощь.

– Да вы присаживайтесь, товарищ Домов, – Евгений Афанасьевич указал рукой на стул перед письменным столом. – Если бы разговор намечался короткий – мне бы просто позвонили, если бы он был простым, то прислали бы кого попроще… Вы ведь, насколько я знаю, человек занятой…