Тень Альбиона

Сэр Джон хмыкнул.

— Тогда счастливого пути, мой безымянный друг. Надеюсь, мы еще встретимся при более приятных обстоятельствах!

17 — КОРОЛЬ БЫЛОГО И ГРЯДУЩЕГО

МАЛЕНЬКАЯ СПАЛЬНЯ примостилась под самой крышей сельского дома, и из открытого окна леди Мириэль видны были буйное изобилие сада отца де Конде и чудесная маленькая церковь из серого камня, дремлющая в золотистом вечернем свете. Маленькое селение Труа-Вьерж выглядело точно так же, как и сто лет назад, словно ни Террор, ни новоявленная империя не смогли причинить ему никакого вреда.

В комнате пахло лавандой и свежим бельем: когда Луи привел Мириэль на кухню, словно потерявшегося котенка, мадам Кармо доброжелательно и сноровисто принялась за дело. Это именно мадам Кармо устроила Мириэль в комнате для гостей, снабдила миской супа и стаканом хереса и твердо заявила, что Луи и отец Анри могут и подождать с расспросами до тех пор, пока малышка не придет в себя.

Сейчас Мириэль была облачена в халат, выданный мадам Кармо; ее собственный наряд экономка забрала, дабы привести в подобающий для женщины вид — насколько он вообще мог вернуться к этому виду после всех пережитых приключений. Мириэль с радостью воспользовалась возможностью привести себя в порядок — умыться, расчесать длинные черные волосы и заново заплести их, А густой, вкусный суп не только помог девушке восстановить силы, но и приободрил ее.

Мириэль отвернулась от окна и посмотрела в зеленоватое, засиженное мухами зеркало в дверце большущего гардероба из красного дерева. Из зеркала на нее взглянуло неземное видение.

Леди Мириэль знала, что она красива: ей говорили об этом с самого детства — сперва как о препятствии на пути к духовному развитию, которое следовало преодолевать, а затем как о приманке, которая должна была завлечь молодого принца Джейми в сети к ее дяде. Теперь же, разглядывая себя в зеркале, Мириэль задумалась: а чем она располагает, кроме этой миловидности, доставшейся ей волею судьбы? Свежесть и красота юности поблекнут со временем, и что же у нее останется?

Кем она тогда будет?

В дверь постучали, и в спаленку вошла мадам Кармо, неся охапку одежды.

— А! Вода и немного мыла быстро приводят все в порядок — верно, мадемуазель? — сказала экономка, сгружая свою ношу на кровать.

— Правда-правда, — радостно согласилась Мириэль. Она улыбнулась мадам Кармо. — Я так вам признательна за ваше гостеприимство!

— Просто невозможно, чтобы вы были шпионкой Черного жреца. Тем более что вы англичанка, — сказала мадам Кармо. — Если, конечно, тот белобрысый англичанин и вправду ваш дядя, как он заявил святому отцу.

Мириэль вздохнула, понимая, что раньше или позже, но ей придется объяснить, кто она такая — а слуги, как правило, гораздо придирчивее в вопросах благопристойности, чем их хозяева.

— Он не солгал, — со вздохом произнесла девушка. — Он и вправду мой дядя, но он — очень нехороший человек. Он непременно вернется и постарается меня разыскать.

— Ну, об этом не беспокойтесь. Он непременно найдет то, что заслуживает, — невозмутимо произнесла мадам Кармо. — Ох! Что это я, дура старая, донимаю вас, когда там ждет ужин? Но я вас хочу предупредить: одежда ваша будет готова только завтра — а некоторые пятна могут так и не сойти, — мрачно добавила экономка. — Я тут принесла вам кое-что из одежды моей дочки, чтобы вам было в чем сегодня ходить.

Мадам рассортировала принесенные вещи, отложила в сторону ночную рубашку и чепчик, потом извлекла из груды одежды немного старомодное муслиновое платье с узором в виде веточек, с глубоким вырезом, гофрированную батистовую косынку и теплую шерстяную шаль.

— Вы очень добры, — снова повторила Мириэль.

— Плохо это, когда человека травят, словно оленя, — сказала женщина. — Ладно, я пришлю Жанетту, чтоб она помогла вам одеться, а потом она проведет вас в кабинет Pere Анри.

Постучавшись и шагнув через порог, Мириэль сперва не увидела отца де Конде. Высокие окна со свинцовыми переплетами была распахнуты в сад. На подоконнике, греясь в последних лучах заходящего солнца, дремал кот. Огромный резной дубовый стол, занимавший большую часть комнаты, был завален книгами и бумагами. На глаза Мириэль навернулись слезы. Вид этого кабинета чем-то напомнил ей об отце и о доме, и о том, как безопасно она когда-то там себя чувствовала. Но девушка взяла себя в руки и совладала со внезапно нахлынувшими чувствами. Леди Мириэль давно уже усвоила, что ей не на кого полагаться, кроме себя самой.

— А, вот и вы, дитя мое. Входите-ка, дайте мне на вас взглянуть.

Отец де Конде оказался высоким, сухощавым пожилым человеком царственного вида. Пышные серебряные волосы позволяли ему не нуждаться ни в парике, ни в пудре. Угадать, сколько ему лет, было совершенно невозможно, но каков бы ни был возраст святого отца, его проницательные голубые глаза сохранили такую зоркость, какой могли позавидовать и более молодые люди. Священник был одет в длиннополую черную сутану, а на груди у него висел большой золотой крест. Кольцо на указательном пальце его правой руки было знаком сана; фиолетовый камень слегка поблескивал в неярком вечернем свете.

— Вы верующая, дитя мое? — спросил старый священник.

— Я… да, отец. Я католичка, — робко отозвалась Мириэль.

— А что привело вас в мой сад? — продолжал де Конде.

Мириэль попыталась привести запутанные нити своей истории в некоторое подобие порядка, когда в дверь постучали.

— Ага! — сказал Pere Анри. — Наверно, это Клод принес свечи.

Но это был не Клод. Это оказался Луи, который нашел Мириэль в сарайчике. Юноша держал в обеих руках по массивному канделябру. Он пристроил их на столе.

— Мари говорит, что вы совсем ослепнете, если будете работать тут в темноте, — сказал Луи. Он сделал бумажный жгут и зажег свечи от единственной лампы, находившейся в комнате. Когда все свечи были зажжены, юноша уселся на край стола, всем своим видом давая понять, что намерен здесь остаться.

— Луи!.. — предостерегающе произнес священник.

— Я нашел ее, — упрямо произнес юноша, — и… и я очень хочу послушать, что скажет мадемуазель.

— Я не возражаю, — сказала Мириэль. — Мне нечего скрывать.

А вот обитателям этого дома, в отличие от нее, было что скрывать. Несколько позже, когда все уселись ужинать, Мириэль поняла, что здесь хранят какую-то серьезную тайну. Выслушав ее историю, Pere Анри согласился, что, конечно же, Мириэль следует остаться с ними до тех пор, пока тетя Мэрисол не сможет забрать ее в Мадрид. Что касается судьбы ее спутницы — Мириэль не хотелось упоминать, что Сара является герцогиней Уэссекской, а Луи и отец де Конде ни разу не попытались надавить на нее, — тут они даже не знали, что и предположить. Но святой отец пообещал осторожно навести справки касательно дальнейшего маршрута Джеффри Хайклера. А вот написать в Англию Мириэль никак не сможет — в этом ее заверил де Конде.

— Мы находимся в состоянии войны с Англией, — мягко сказал Pere Анри. — И здесь, в Пикардии, мы рискуем лишний раз привлекать к себе внимание. Отсюда не так уж далеко до Парижа, а император в любой момент может вспомнить, что он дружественно относится к церкви лишь тогда, когда она приходит к нему с дарами.

Мириэль опустила голову и не стала больше заикаться об этом, хотя про себя решила, что непременно найдет какой-нибудь способ помочь подруге. Но она еще успеет подумать об этом завтра. А пока что ее внимание оказалось приковано к куда более приятной загадке — молодому Луи.

Все в этом юноше говорило об аристократической крови — столь же голубой, как и у де Конде, который был принцем задолго до того, как стать, подобно многим младшим сыновьям знатных семей, князем церкви. Мириэль знала, что именно сан священника спас де Конде жизнь в то время, когда многие члены французской королевской семьи погибли. Хотя немало служителей церкви встретило свой конец в той кровавой бойне, которой ознаменовались девяностые годы, — якобинские толпы не делали особых различий между светскими и церковными князьями, — но тихие, удаленные от двора приходы (в одном из которых и служил де Конде) сумели пережить атеистическую бурю и дождаться того момента, когда Бонапарт, уже ставший первым консулом, решил, что с политической точки зрения ему выгоднее будет примириться с церковью.