Белые перья шпиона (СИ)

       -- 'Купили'?! Тьфу ты! Дьяка розгами лупили, и овса ему в дупу зашили! Пашкина это работа, к гадалке не ходи! От него это нам польский подарок. За всех за нас он там с шантрапой фашисткой дрался! Полтора десятка сбитых, и рейды к Герингу за шиворот, это тебе, Ильич, не хрен собачий...

       -- Да кто ж спорит...

       -- 'Кто спорит'. Ой, непростое у Пашки теперь задание, непростое... А мы с тобой... Проглядели мы все-таки с тобой, Сергей, этого героя. У меня-то в полку уже бы эскадрилью водил! А он, понимаешь, там за бугром за месяц капитана с низов выслужил, и семь наград заслужил. Угум... И это притом, что у себя дома он за Китай даже чахлой Звезды на грудь повесить не успел...

       -- А вот это ты брось, комбриг! Не пил бы он, и орден бы носил, и в комэски бы в свой срок вышел. Нечего тут все в одну кучу складывать. И ты его польские да штатовские цацки с нашими советскими наградами не ровняй!

       -- Ну, все теперь! Нашел, понимаешь, зануда, к чему придраться... Ты теперь еще епитимью на меня наложи! 'Окормленец' ты наш бригадный...

       -- Ладно, проехали. Пойду я, всю злость на нас с тобой собранную, на кого другого выплесну...

       -- Во-во, это правильно! И ко мне того 'козленка отпущения' тоже пришли. Рявкну на него разок. Глядишь, тоже отпустит. Это чтобы, значится, кровь-то наша командирская не дурнела...

       -- Шут ты, Вася, гороховый, а не комбриг. Вот, когда Локтионов к нам приезжал, мне ей же... ей, за тебя чуток даже стыдно стало. Как был ты у меня шпаной Тульской, так и остался. И какие ромбы тебе в петлицы не цепляй так ты все и останешься комзвена перестарком. Ну, нету в тебе настоящей генеральской основательности... Нету, хоть ты тресни!

       -- Иди-иди, 'совесть ты наша'. У меня нынче забот полон рот, еще и от тебя нотации слушать...

       Та беседа оставила у полковника легкую оскомину грусти. Даже сейчас ему остро хотелось чего-нибудь сделать, но вот ничего сделать для Павла Колуна он не мог. А впереди в прицеле уже появилась взлетная полоса родных Скоморохов, умытая коротким октябрьским дождичком. И еще была работа, которая никогда не заканчивалась...

       Начальник училища и по совместительству командир учебного авиаполка будущей реактивной авиации, приехав из Москвы, был ошарашен неожиданным известием. Оказывается, за время его отсутствия произошел инцидент, беспрецедентного разгильдяйства. В результате того инцидента, один из молодых инструкторов училища сейчас лежит в лазарете с тяжелыми травмами, полученными, кстати, в обстоятельствах никак не согласующихся с планом учебных мероприятий училища. После доклада начмеда училища военврача первого ранга Шостака о состоянии травмированного лейтенанта, наступила очередь выслушивать объяснения ответственного за эти 'художества' заместителя. Клювообразный нос начальника хищно уставился в сторону монгольского ветерана...

       -- Что вы можете сказать в свое оправдание, товарищ майор?!

       -- Товарищ комбриг, дело не в оправданиях. Я виноват и готов понести наказание... По моему приказу в училище были начаты тренировки 'принудительного покидания самолета' на толком не отлаженном тренировочном стенде. Из-за этого вчера лейтенант Васильков получил тяжелую травму при 'катапультировании'... Но товарищ комбриг! Разрешите высказать, все, что я думаю по этой теме?

       -- У вас три минуты, майор Грицевец. Если вы меня сейчас не убедите, то я быстро найду вам замену! Мне такие заместители не нужны! Говорите, майор...

       -- Мы тут готовим из этих мальчишек будущих пилотов реактивных машин. Но до начала летной подготовки, настоящего понимания о риске не вырабатывается, ни у учлетов, ни у их инструкторов. А это неправильно! Когда нам читали лекцию о будущих особенностях реактивных самолетов, товарищ Еременко из ХАИ, многократно повторял нам, что из аварийных и подбитых машин, пилоты смогут выпрыгивать с парашютом только на скоростях не более шестисот километров в час. И что, сами новые самолеты будут летать до девятисот километров в час, и поэтому для них уже начаты работы по созданию катапультируемых кресел для принудительного покидания. Фотографии и чертежи нам показали, но, ни одной действующей катапульты нам не дали даже пощупать... Тут вроде бы все понятно - разработка процесс не скорый. Но в наших-то учебных планах, уже следующим летом стоят полеты ребят на реактивных учебных машинах. А прыгать с них как?! Или нам вовсе не надо об этом задумываться, в надежде на талант и настойчивость товарищей инженеров? Вот, поэтому, товарищ комбриг, вместе с другими инструкторами, я постоянно ищу способы повышения безопасности обучения наших учлетов...

       -- Значит, это 'ради безопасности' вы приказали инструктору Василькову рисковать своей жизнью?!

       -- Так точно, товарищ комбриг! Именно для этого. И я сейчас попробую вам доказать, что на сегодняшний день это самый короткий путь...

       'Зря, вы товарищ комбриг, так обо мне думаете! Я, конечно, мог бы ему, и приказать, но это было бы просто нечестно. А так, перед тем 'прыжком' все инструкторы тянули жребий, для того, чтобы исключить эмоции. Ведь каждый из нас хотел лично первым испробовать то 'кресло'. Жаль только, что мне самому тот жребий не выпал. И еще очень жаль будет, если такую толковую тему всего из-за одного несчастного случая просто закроют. Но за все, что было сделано, оправдываться я перед начальством не собираюсь. Я был тут старшим, я и отвечу. Вот только уверен я, что очень скоро кому-то из ребят эти наши опыты спасут их юные жизни...'.

       Комбриг зашел внутрь огороженного дворика, в котором стоял тот самый злополучный тренажер, и недоверчиво хмыкнул. Кинопроектор сейчас не работал, но и так было понятно, что на белом экране перед кабиной должен был появляться вид из кабины летящего к земле сбитого самолета. Похлопав по борту макета двухместной кабины, Филин, задрав голову, осмотрел торчащие на расстоянии десяти метров высокие деревянные мачты, с натянутым между ними планерным амортизатором. Под которым, покачиваясь на ветру, сейчас болталось кресло обучаемого, закрытое с боков и сверху, обитой толстым войлоком, предохранительной алюминиевой рамой...

       -- И вот этой своей 'детской рогаткой' вы так гордитесь? Что еще за ребячество, товарищи инструкторы?! Умнее вы ничего не придумали?

       -- Старший инструктор первого курса, лейтенант Симаго. Разрешите доложить товарищ комбриг?

       -- Докладывайте лейтенант.

       -- Сегодня, в нарушение запрета товарища майора, я лично опробовал этот тренажер. В трех попытках мной достигнут результат вполне приемлемый для начала обучения...

       -- Что?!!! Грицевец, ты сышал?! Да что же это такое?! Мне, что уже ни на день отсюда отлучаться нельзя?! Что за бардак ты тут развел! Может, вообще будет лучше заново набрать весь инструкторский состав? А, товарищи инструкторы?!

       Начальство еще пару минут метало глазами искры перед вытянувшимися подчиненными, но затем успокоилось, и тут же, недоверчиво потребовало демонстрации. Глядя на Симаго, снова усаживающегося в подтянутое обратно к 'кабине' катапультное кресло, Грицевец тяжело вздохнул. Сейчас все должно было решиться. Если Сергей сейчас получит, хотя бы малейший ушиб, Филин вставит им всем по первое число, но самое обидное, что о тренажере можно будет забыть...

       В задней кабине инструктора в этот раз сидел начтех училища, военинженер Кобзарь. Прозвучала короткая команда. Щелчка открытия замка никто не расслышал. А когда кресло с пилотом пулей вылетело из кабины и несколько долгих минут танцевало, стабилизированное подтягивающим его обратно к самолету тросом, среди общей тишины звучали только 'изумленные междометия' комбрига. Стоящие за его спиной командиры ВВС почти синхронно с облегчением выдохнули. А еще через пару минут, лейтенант Симаго строевым шагом подошел к нему для доклада...