Зимний Туман - друг шайенов

С какой бы целью ни прибыл в Маршал-Сити русский князь, в жизни города начнутся перемены. Да они уже начались. Если намечается большая охота, сюда потянутся проводники со всей округи, и не исключено, что среди них будут и те, кто хорошо знал Стивена Питерса. Даже если они и не слышали еще о его новом положении, встречаться с ними небезопасно.

Его отвлек шум за окном. Скрип колес, слитный топот множества копыт, возгласы погонщиков и щелканье кнута — эти звуки не могли оставить его равнодушным. В город входил караван.

Степан встал у окна, немного отодвинув занавеску. По улице тянулась цепочка навьюченных мулов. Всадник в лохматой шапке остановился, поджидая фургон. Он привстал в стременах и гаркнул по-русски:

— Подтянись!

"Где князь, там и свита", — подумал Гончар.

Тент фургона был скроен из трех разноцветных полотнищ. Они выгорели на солнце, вылиняли под дождями и пропитались пылью, но при желании их еще можно было считать красным, голубым и белым.

Увидев цвета российского государственного флага, Степан понял, что русские прибыли сюда вовсе не ради охоты. Скорее всего, это и есть та самая экспедиция Русско-Американской компании, о которой его предупреждал Фарбер.

Он задернул занавеску. Возможно, профессор был прав, предлагая ему уйти вместе с этой экспедицией. Там-то Стивену Питерсу точно не грозит случайная встреча со знакомыми. Но сейчас он не мог бросить все и бежать из города. И бизнес тут ни при чем. Гончар знал почти наверняка, что, уехав отсюда, он никогда не вернется. И никогда не увидит Милли.

Над этим можно смеяться, этому можно сочувствовать, это почти невозможно понять — но Степан Гончар верил, что ему не жить без Мелиссы. Он слишком хорошо запомнил те минуты, когда валялся на песке, истекая кровью, и холодный туман окутывал его. Тогда у него не было ни сил, ни желания сопротивляться смерти. Он словно спускался по текучей осыпи, и только далекий женский голос заставил его остановиться. Гончар вернулся к жизни из-за этой девчонки. Точнее, ему было позволено вернуться. Должен же быть в этом какой-то смысл. Можно считать, что он заключил сделку с Тем, Кто решает, умереть тебе или жить. И главным условием сделки было возвращение к Милли.

И когда он залечивал раны, а она сидела у его постели, то не было лучшего лекарства от боли и жара, чем ее прохладная ладонь на его лбу. Ее голос, ее приглушенный смех, ее легкие шаги за стеной — эти звуки казались ему самой прелестной музыкой. Рядом с Мелиссой все начинало сиять теплыми красками, как под лучами солнца. А без нее мир погружался в сумерки. Если бы Гончар не питал отвращения к высоким словам, он мог бы сказать: "Милли, разбойница… Ты — мое солнце, моя жизнь. Я не могу жить без тебя". Но он точно знал, что никогда не сможет произнести столь напыщенную фразу. Пусть даже в ней и нет ни капельки лжи…

А за окном все тянулся караван, точно такой же, с какими Гончар десятки раз пересекал горы и пустыни Запада. Разница была только в том, что на этот раз к обычным звукам примешивалась русская речь.

— Кунцев! Где Кунцев! Куда его черт понес!

— Не иначе в кабаке! Ваше благородие, дозвольте за ним сбегаю!

— Я тебе сбегаю! Речкин! Двух караульных оставишь в обозе, с остальными на речку, коней поить! Ваше сиятельство, куда прикажете фуры заводить?

— Что так долго-то, Никита Петрович? — послышался недовольный голос того "иностранца", который прошлой ночью стал владельцем отеля. — Где застряли?

— Виноват, не уследил, Лукашка на горке фургон опрокинул. Слава Богу, не убился никто.

— Располагайтесь в красном доме на площади, Домбровский вас ожидает. Казаков по трое в комнату. Да предупреди, чтоб простыни на портянки не рвали.

— Кунцев! Кунцев, ты где был?

— Да я тут недалеко, в лавку заглянул, насчет крупы да муки.

— Крупы? А усы почему мокрые! Смотри у меня, Кунцев, тут тебе не чисто поле, тут какой-никакой, а город, тут не забалуешь!

— Да я, истинный крест, только попробовал!

— Я тебе попробую…

Голоса отдалялись по улице, а в магазине громко звякнул входной колокольчик, и Степан вышел из кабинета, чтобы посмотреть на посетителя.

Русский князь стоял перед прилавком, заложив руки за спину, и с любопытством оглядывал полки, на которых были выставлены сапоги.

— Я зашел, чтобы поблагодарить хозяина этого магазина, — сказал он. — Если б не ваш указатель, мы бы еще долго плутали. Неплохо придумано — поставить посреди степи веху со стрелками. Нью-Йорк — две тысячи миль, Ванкувер — тысяча миль, обувной магазин Такера — тридцать миль.

— Я хозяин, — сказал Гончар. — Рад, что вы не свернули к Нью-Йорку. Хотите что-нибудь купить?

Князь кивнул. На вид ему было не больше сорока лет. Когда он снял шляпу, открылся высокий лоб с двумя залысинами. Борода делала его похожим скорее на крестьянина, чем на аристократа.

— Хочу новые сапоги, — сказал он.

— Майк, помоги гостю. — Степан отошел к кассе, чтобы не мешать продавцу.

— Для верховой езды нет ничего лучше настоящих ковбойских сапог, — обрадованно зачастил Майк. — Мы получаем товар от лучших мастеров. Обратите внимание, из какой мягкой телячьей кожи изготовлены голенища. Но при этом — ни единой складки! Голенище останется ровным, как ствол винчестера, сколько бы рек вы ни пересекали вброд. А все потому, что они прострочены. Видите — швы? Идеальная прямая линия. А колодка жесткая, как сталь, пощупайте! Это бычья кожа.

— Не люблю жесткую колодку, — сказал князь, с силой тиская носок предложенного Майком сапога.

— О, это она только сверху жесткая, чтобы защитить вашу ногу! А изнутри она очень мягкая и податливая! Надо только первые два-три дня надевать сапоги мокрыми, пока будете разнашивать, и кожа растянется как раз по ступне!

— Сколько стоят вот эти, красные?

— Тридцать долларов, сэр.

Степан усмехнулся, оценив предприимчивость Майка. Самые дорогие сапоги еще вчера вечером стоили двадцатку. Наверное, и во всех прочих магазинах сегодня резко подскочили цены.

— Мне нужно двенадцать пар, — сказал князь.

— О, тогда вы получите значительную скидку!

— Это неважно. Вам придется повозиться, подбирая обувь для моих людей. Они очень придирчивы и любят торговаться. Сегодня у вас будет много работы. Покажите мне самый дорогой образец.

— Сию минуту!

За стеклом витрины Степан увидел шерифа. Палмер стоял, заложив большие пальцы за пояс. Перехватив взгляд Гончара, он поманил его кивком головы и отошел за угол.

— У вас наступило горячее время, Такер, — сказал шериф, когда Степан догнал его. — Такой наплыв покупателей. Население города выросло сразу на четырнадцать душ. А будет еще больше. Похоже, строительство дороги надолго остановится.

— Вовсе нет. Наоборот, завтра мы собираемся разбить за озером первые палатки для лагеря строителей.

— Кто там будет жить? Коллинз?

— Думаю, что мне самому придется там поселиться, — сказал Гончар. — По крайней мере, пока не прибыли инженеры. Знаете, весной меня всегда тянет пожить под открытым небом.

Шериф остановился, оглядываясь.

— Это хорошо. Это очень хорошо, Стивен. Завидую вам. Охота, простор, никаких забот. Вы любите охоту? Что ни говори, а у зайца, которого сам подстрелишь, совсем другой вкус. Хотя я и не поклонник зайчатины…

— Послушайте, Крис, вы пришли ко мне, чтобы поговорить о дичи?

— Смотря что вы называете дичью, — спокойно ответил шериф. — Некоторые охотятся на зайцев, а некоторые — на людей. Я был вчера на станции и видел, как с поезда сошел один такой охотник. Хэнк Форман, из Колорадо. Не слыхали о нем?

— Нет.

— А я его знаю уже года три. Он собирает скальпы. И продает их властям. В среднем по тысяче баксов. Я обязан оказывать ему содействие в поиске преступников.

— А премию — пополам? — спросил Гончар.

— Если бы так! Считается, что с меня хватает и жалованья. Однако я не могу себе позволить ничего лишнего, а Хэнк разъезжает на белой арабской кобыле, носит золотые перстни и шикарный "стетсон" за двадцать долларов. Вы его сразу узнаете по малиновому сюртуку и черному галстуку. Но самая дорогая его игрушка — это "ремингтон" армейского образца. Он бьет на пятьдесят шагов. Говорят, Форман набивает свои патроны каким-то особенным порохом. Не знаю, не проверял. И нет никакого желания видеть, как он работает.