Игра со спичками

Вечеринка и странный гость

Я, наверно, никогда не забуду этого вечера. Едва ли кто-нибудь может вспомнить что-либо подобное, хотя внешне всё шло так, как обычно бывает на таких вечерах. Как обычно для всех, но не для меня, потому что я знала, что всё осуществилось лишь благодаря тому, что я нашла в часах волшебные спички. Да полно, не приснилось ли мне это? И где тогда остальные спички? Они до сих пор в часах? Надо будет проверить. Но это как-нибудь потом. Когда родителей дома не будет. А это будет не раньше понедельника, к сожалению. То есть, тьфу-ты, к счастью!

Гости стали подтягиваться к обеду. Я помню, что одной из первых пришла Марина, и мне тут же вспомнилось всё, что было на поминках. «Неужели она ничего не помнит? — подумала я. — Совсем ничего?». Однако это было так. Марина разговаривала с матерью, нисколько не удивляясь тому, что та жива и здорова. Иначе и быть не могло. Не знаю зачем, но что-то толкнуло меня снова спросить, что она думает про жизнь после смерти. Она ответила примерно то же, что и в прошлый раз, причём без малейшего намёка на то что «я тебе это уже рассказывала». Мама сделала мне замечание: «Не приставай к людям». Я смолкла и, вздохнув, отошла. Вот так всегда! В той реальности тоже было время, когда я страшно не любила, когда к нам приходят гости. Хотя старалась этого не показывать. Когда все соберутся вместе, чай пьют и на гитарах играют, то, конечно, весело, но как только гости за порог — мать тут же начинает свои нотации: что я не так сказала да не так сделала. Какая я ещё маленькая и глупая! Как будто взрослые всегда умные! Вон сколько глупостей натворили. Впрочем, теперь меня не ругают так сильно, как в 12 лет. К тому же я усвоила, что в компании, по крайней мере, в мамином присутствии, мне лучше молчать, хотя, конечно, не всегда следую этому правилу. Может, поэтому обычно я сто раз подумаю, прежде чем решусь заговорить, и то, что я выкинула на этом вечере, для меня вовсе не характерно. Вы только не думайте, что я хочу пожаловаться всему свету, какая у меня мама плохая. Нет, она очень хорошая, милая, замечательная, и я её очень люблю! И в данном случае, я, наверно, сама виновата, вопрос был несколько не в кассу. Просто мне необходимо объяснить это, иначе дальнейшие события могут показаться непонятными.

Впрочем, за прочими событиями инцидент был быстро забыт. Когда приходили люди, с которыми всего пару дней назад я сидела на поминках, глядя на их весёлые улыбки, я чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Мне вспомнилось, как А. тогда сказал, что «вокруг становится всё пустыннее и пустыннее». Да, тогда все были уверены, что это последний сбор и больше праздников у нас не будет.

За столом мы пели песни, начав с традиционной «Альма матер». Во время её исполнения я не могла сдержать иронии. Уж больно по-детски наивно теперь звучали для меня жалобы на «наш нелёгкий век». Ведь проблемы советской и постсоветской реальности просто совестно сравнивать. Всё равно что сравнивать детские царапины и смертельные раны. Впрочем, ребёнок, который ещё не знает, какие раны порой наносит жизнь, искренне пугается царапин, вообразив, что они смертельны, особенно если он когда-то что-то слышал об этом. А они были подобны этому наивному ребёнку, ведь и в самом деле не помнили о том, что было. Нет, не было, но могло бы быть! Или всё-таки было?… Песня уже подходила к концу, и я втайне ликовала от слов:

Да, впереди у нас и в самом деле долгая жизнь. Долгая и счастливая!. И даже странно подумать, что могло быть иначе…

Потом перешли на пиратскую тему. Другим это было в кайф, а мне становилось немного не по себе. Пираты у меня упорно ассоциировались с террористами. Марина пела: «когда тебя уже не ждут в порту, горит корабль, до взрыва три минуты», меня мороз по коже продирал. Хотя я знала, что уже ничего не взорвётся… А тем временем ее сменила другая песня, там были такие строчки:

Я ёжилась и была почти рада, когда вновь зазвенел звонок. Это значило, что мне опять нужно бежать открывать. На сей раз за дверью стояли О. и W. Темнота подъезда скрыла испуганно-изумленное выражение моего лица. Впрочем, я быстро пришла в себя и приветливо улыбнулась. Вскоре из гостиной показался мой отец, и мне можно было отойти в сторону.

— Доброе утро! — сказал он. Конечно, было уже далеко не утро, но у нас просто принято это приветствие независимо от времени суток.

Они обменялись рукопожатиями.

Глядя на их радостные лица, я сама невольно улыбалась до ушей. Странно было думать, что всего этого могло и не быть… Я вспоминала, как пел песню на стихи Фета на поминках О. мой отец:

Вспоминала, как потом, уже на поминках моего отца, W., весь в чёрном, молча сидел и без конца курил… Мы были почти не знакомы, но я как будто чувствовала, о чём он думал: сначала ушёл О., теперь мой отец… Я сама ходила по комнате как потерянная, в горле ком, думать вообще ни о чем не могла… Я задыхалась от дыма, но у меня язык не поворачивался ему сказать. Помню, я мрачно шутила про себя, что никотин — не фентанил, и от него не умирают, во всяком случае, сразу… Полно, было ли всё это? Ведь и мой отец, и О. — здесь, рядом, живые и здоровые. Боже, какое счастье, какое счастье! «Что, Машка, рада, что любимые барды приехали?», — сказала мне мать, заметив мою счастливую улыбку. Я кивнула. Было только немного жаль, что я никому не смогу рассказать истинной причины своей радости. Мне придётся всю жизнь носить в себе тайну о том, что могло бы быть… Или всё-таки рассказать? Только не сейчас, а как-нибудь потом, в какой-нибудь аллегорически-фантастической форме… Впрочем, эта мысль мелькнула в моём сознании и исчезла.

Странное дело… Не могу пожаловаться на память, всё стоит у меня перед глазами так, как будто это было вчера, но когда пытаюсь записать всё это на бумаге, ощущаю своё полнейшее бессилие. Может, потому что мне не хватает слов и таланта, или наш язык вообще плохо приспособлен для описания радости, но у меня упорно получается «с живой картины список бледный», если не хуже. В конце концов, пусть атмосферу радости и праздника вам дорисует собственное воображение. Внешне ничего особенного не происходило. Пели песни, перемежая их с весёлыми историями и шутками. Для меня же происходящее имело совсем иной смысл: в памяти всё ещё стояла картина поминок, где царило тягостное молчание, песен почти не пели, а если пели, то такие, что только плакать… А теперь, глядя на О. и слушая его весёлый голос, я чувствовала себя так, будто это не он, а я встала из могилы. Или что мы все когда-то умерли, а теперь находимся в раю, где уже нет разлук и смерти.