И снова дядя Жора

– Мы на него полгода копили! – гордо объявила Саша. – Хотите, поставим вам Шаляпина? Такой записи ни у кого нет, это он неделю назад пел в «Октябрьской», а Марина смогла записать. И еще у нас есть пленка, где Северянин читает свои гавайские стихи, он тоже там останавливался весной, проездом в отпуск.

Однако с Шаляпиным поначалу получился небольшой конфуз. Вместо музыки магнитофон забубнил что-то невнятное.

– Еще позавчера нормально играл, – растерянно сказала Марина.

– А ну-ка, девушки, дайте я посмотрю, – предложил Саша. Да, подумал он, это вам не наша история. Магнитофон вроде советского «Тембра» в четырнадцатом году! Хотя чему тут удивляться после авианосцев и самолетов, по картинкам и описаниям вполне соответствующим началу второй мировой, если не ее середине. А вот трамваи почему-то почти как у нас в те времена. Но пленка тут суровая. Похоже, ацетатная, причем больше смахивает не на тип 6, а вообще на тип 2. Это же натуральная смерть головке. Хотя, может, ее еще не запилило, а просто загадило?

– Не найдется у вас спички, ватки и пары капель спирта? – спросил он у девушек. – И немножко машинного масла не помешает, хотя откуда оно тут…

– Которым «Зингер» смазывают, подойдет? – спросила Марина.

К счастью, головка оказалась всего лишь засорена, и через пятнадцать минут лаборант, почистив и смазав механизм, сам включил воспроизведение. Теперь из магнитофона послышалось настоящее пение Шаляпина.

– Да вы просто волшебник! – восхищенно всплеснула руками Саша. – Это надо отметить, вот и Марина тоже так думает.

Действительно, та уже доставала из шкафа бутылку кагора и бокалы.

В результате Александр явился домой около часу ночи. А через день он сообщил Кисину, что без документов человеку с улицы тут можно устроиться только катать тачку в метрострой или подсобным рабочим в литейку первого станкостроительного. Но у него, Кобзева, получилось пролезть в электрики гостиницы «Октябрьская». А кроме того, появились и знакомые, которые, возможно, смогут помочь с документами. Паспорта тут еще не у всех, так что для начала хватит машинописной справки от управы с предыдущего места жительства.

Глава 4

После того, как наши гости благополучно прибыли в Москву и осели на приготовленной для них квартире, я все-таки слетал на недельку к своим канарским кошкам и помидорам. Операцию прикрытия, которая проводилась параллельно с «Недохватом» и должна была показать имеющимся (а вдруг? Чем черт не шутит) кротам в наших спецслужбах, что пресекается какая-то утечка важной информации со спецобъекта под Читой, доведут до конца и без меня. Я же просто отбыл на дачу с несколько большей помпой, чем обычно, каковое по идее должно было подвигнуть интересующихся на мысли о том, что на самом деле я улетел куда-то совсем в другое место. В верховья Подкаменной Тунгуски, например, с целью опять что-нибудь там взорвать, причем похлеще, чем это было в восьмом году.

Вернувшись в Питер, я с удивлением услышал от величества, что ему, Гоше, было бы интересно взглянуть на Кисина.

– Это ведь тот самый легендарный партаппаратчик, про которых ты периодически вспоминаешь все пятнадцать лет своего здешнего существования! – пояснил император. – Тебя послушать, так это такие звери, что Союз развалили на счет раз, а ведь держава была вроде даже и покрепче Российской империи на момент, когда мы за нее взялись.

– У меня тебе что, зоопарк? – вполне резонно возразил я. – Никонов скоро в очередной раз явится, вот и любуйся на него сколько хочешь, он из той же среды произошел.

– Это когда было, а сейчас он простой эрэфовский чиновник. Кстати, Кисин еще не начал искать единомышленников в Москве? И на работу-то он куда-нибудь устроился?

– А как же, в метрострой, учетчиком, работягам галочки ставит. Единомышленников тоже помаленьку ищет, но какой-то он в этом отношении привередливый. Вынь да положь большевиков, а где я их ему возьму в Москве? У меня там только правые эсеры и анархисты-кропоткинцы. Ну ничего, на рождество в метрострое будут недельные каникулы, пусть съездит в Питер, Зиновьев свою зарплату не зря получает, так что тут есть самые настоящие большевики.

– Не боишься, что он их и в Москве найдет?

– Наоборот, премию дам, если у него такое получится. Но пока что-то непохоже, и вообще это довольно неинтересный тип. А вот лаборант мне нравится, и с головой, и с руками у парня все в прядке.

– Ладно, а в отношении главного у тебя хоть что-нибудь прояснилось? Я имею в виду, как это у них вышло прыгнуть из восемьдесят девятого года твоего мира в наш четырнадцатый. Это при том, что там сейчас две тысячи десятый, и времена миров связаны совершенно однозначно. Не зря же ты с собой лабораторные журналы брал?

– Ну, кой-какие мыслишки у меня действительно появились. В экспериментах проявилась интересная вещь, которую Арутюнян посчитал ошибкой измерений. Исчезнув из магнитной ловушки, частица появлялась в приемной камере не сразу, а спустя некоторое время. Полторы микросекунды для электрона и шесть с небольшим для альфа-частицы. Я не понял, почему это показалось Сергею невозможным, все-таки не ядерный физик, но вот в измерительной аппаратуре я разбираюсь, и там так ошибаться просто нечему. Поэтому я предположил, что имеется промежуточный финиш, и время задержки как раз показывает расстояние до него в световых микросекундах. И чем тяжелее переносимый объект, тем дальше точка промежуточного финиша. Если это так, то для лаборатории эта точка находилась в десяти с половиной световых годах от Земли. И перемещение туда было мгновенным только с точки зрения объекта, а для постороннего наблюдателя оно заняло десять с половиной лет. Кстати, в этом случае понятно, почему на месте исчезнувшего подвала в институте образовалось не сто тонн забайкальского грунта, а вакуум.

– Значит, если ты прав, то даже воспроизведи сейчас в том мире эту технологию, к нам они попадут только через двадцать лет после старта, да и то по их времени? Прямо камень с души, честное слово.

– Пока это еще только предположение, но вообще-то я уже заказал Никонову клистроны на замену сгоревшим. Не волнуйся, там в заказе еще до фига всякого, так что вряд ли это натолкнет их на ненужные мысли. Ну, а нам пора сажать на данную тему серьезных ученых. Капицу и, пожалуй, Френкеля – они оба хоть и молодые, да ранние. Кроме того, мы с Танечкой уже начали вчерне прикидывать, как бы нам понезаметнее прояснить судьбу Арутюняна.

– Про нее же твои пришельцы могут что-то знать, – заметил император, – да и вообще, раз уже точно выяснилось, что они тут случайно, зачем продолжать их тайную разработку? Вежливо приглашаешь к себе в Гатчину и задаешь все интересующие тебя вопросы.

– Ага, еще бы знать какие. Вот простой пример – если бы мы их взяли сразу, то могли бы посчитать старшим в этой команде Кисина. Лаборанта, я думаю, такое весьма повеселило бы. В общем, я, во-первых, хочу повнимательнее присмотреться, что это за люди. А во-вторых, по крайней мере в отношении Кобзева у меня есть надежда на то, что он сам придет к выводу не только о возможности, но и о желательности контактов со здешней властью, то есть с нами. Причем по велению души, а не потому, что иначе дядя Жора устроит ему большую бяку. Ну, а Кисин… Хрен с ним, пусть тоже погуляет за компанию, может, и удастся со временем пристроить его к чему-нибудь полезному.

Уже после чая, когда наш очередной ужин с императором подходил к концу, он поинтересовался:

– Кстати, давно хотел спросить. Как ты выбрал из кучи рапортов про всякие странности именно этот, про наших попаданцев? Ведь у тебя подобных бумаг было не меньше сотни.

– Даже чуть больше, – кивнул я, – и это только те, что мои референты посчитали достойными внимания. А получилось все благодаря тому уряднику. Он сумел несколькими словами довольно точно описать куртку Кобзева. Да, она была весьма похожа на наши летные, но все же имела существенные отличия. Главное из них – это нарукавные карманы с молниями. Ни на одной нашей модели такого никогда не было, и вообще здесь карманы в рукавах не в ходу. Ну, а результаты первых же суток наблюдения полностью подтвердили мои подозрения. Кроме того, сработала свободная графа в форме рапорта, про которую жаловались, по-моему, даже тебе.