О Тех, Кто Всегда Рядом! (СИ)

Стоящие на посту Анку Динт замирают, один выступает вперед и что-то шипит. Хине-Тепу немного приоткрывает лицо, что-то шипит в ответ и удовлетворенный кровосос открывает нам путь. Мы уже в замке. Даже если захочется передумать — уже не получится. Теперь только до конца.

Один из Анку Морриг топает перед нами — ведет к хозяйке.

На высоком крыльце еще несколько кровососов. Их здесь в одном замке едва ли не больше, чем во всем нашем захолустном Хармане! Клиодна обходилась куда меньшим числом этих убийц.

Поднимаемся по лестнице. Широкая, белая, каменная лестница с большими цветочными горшками. Очень красивая, если бы не уродливые черные фигуры кровососов у перил. Святые Духи! Я никогда в жизни не видел такого количества Анку! Их здесь сотня, не меньше! У целой королевской армии не было бы ни единого шанса, столкнись она ночью с этими воплощениями бесов!

И отовсюду доносится едва различимый сладковатый запах тлеющей плоти. Сначала я думаю, что так пахнут кровососы, но потом замечаю, как по двору зачем-то разбросаны отрубленные руки и ноги. Их немного и вонь еле чувствуется, и все же вид этих обрубков настолько мерзок, что в горле у меня появляется неприятный позыв к рвоте. Я отвожу взгляд и сразу же натыкаюсь на зрачки стоящего неподалеку Анку.

Если бы не чудесный отвар Хине-Тепу, я бы уже упал в обморок. В ногах слабость, в руках — немощь, бреду еле-еле, на одном лишь упрямстве. В голове суетятся мысли о том, что если бы Карел провел меня через такой дворик, наполненный этими тварями, Клиодна и по сию пору коптила бы наше небо. Я бы так сильно напугался, что не смог бы не то что бежать — я бы ползти не смог.

Иштван держится. Он вышагивает прямой, как сосна, смотрит в одну точку перед собой, словно шея отказалась ему повиноваться. Хорошо, когда не знаешь лишнего — оно тебя не страшит.

Распахиваются двери, мы входим во внутреннее помещение. Здесь перед нами открывается огромнейший зал и снова всюду кровососы. Один, два, пять, двенадцать, двадцать. Беглый пересчет дает мне две дюжины. И за спиной сотня. Если хотя бы десять из них не принадлежат Морриг — нам придется туго.

Мы поднимаемся выше, на второй этаж, затем на третий, нас ведут по длинной галерее, где развешаны портреты каких-то древних вельмож, очень темные, на них едва различимы лица. Я замечаю стоящих у стен нескольких людей. Богато одетых, подобострастно улыбающихся. Кто они такие, что делают в этом логове совершенного Зла? Обещаю себе непременно разобраться, если останусь жив после сегодняшнего дня.

Вновь перед нами открываются высокие двери, мы входим в богатую залу, обильно украшенную тяжелыми занавесками, золотом в отделке деталей мебели.

Идущий впереди Анку отступает в сторону и у противоположной стены я вижу рыжую копию Хине-Нуи. Она стоит, сложив длинные руки перед собою на животе, и ласково улыбается соплеменнице.

Хине-Тепу смело шагает вперед и останавливается не доходя до Морриг десятка шагов. Я пристраиваюсь за ее правым плечом, Иштван — за левым.

Морриг не носит маску, как носила ее Клиодна. Морриг смотрит на нас широко распахнутыми глазами янтарного цвета. В них чудится мне неподдельная радость от лицезрения Хине-Тепу. Под тонкой материей платья вздымается высокая грудь — почти незаметно, но очень волнующе. Рыжие волосы, блестящие, слегка вьющиеся, теплой волной опускаются до поясницы. Полупрозрачные крылья тонкого носа трепещут, полные губы слегка натянуты загадочной улыбкой. Она даже красивее Хине-Нуи. Человечнее, что ли, если так можно сказать о Туату.

Мои пальцы очень хотят сжаться в кулак, но я боюсь себя выдать этим случайным жестом. По спине бежит тонкая струйка пота. Иштвану вряд ли легче, но держится он молодцом.

Хине-Тепу что-то произносит на неизвестном мне языке, похожем одновременно на щебет воробьев, свист рассерженной змеи и тявкающий говор южан. Не разобрать ни единого слова — звуки льются непрерывно, без пауз и интонаций.

Морриг в ответ протягивает нашей Туату небольшую чашу, которую до этого, оказывается, прятала в ладонях. Хине-Нуи кланяется и складывает руки на груди. Мне непонятен этот ритуал, я не понимаю ни одного жеста, ни единого слова и я не должен удивляться, если обеим Туату вдруг вздумается встать на головы.

Морриг снова вытягивает руку вперед со стоящей на ладони чашкой, что-то короткое произносит на том же языке и делает несколько шагов навстречу.

И ритуал повторяется — Хине снова произносит длинную речь, в этот раз сопровождая ее мягкими пассами обеими руками, Морриг делает еще несколько шагов навстречу и все так же тянет руку с чашей.

Когда до нее остается совсем небольшое расстояние, я решаю, что ждать больше нечего, выступаю вперед из-за спины Хине-Тепу, из моего рукава тонкой змейкой вылетает Эоль-Сегг! В последний миг я вижу в еще более увеличившихся глазах Морриг узнавание. Она все поняла, но сделать уже ничего не успевает, несмотря на все свои способности.

Эоль-Сегг настигает Туату, сумевшую все же поднять свои шестипалые ладони к лицу, серебристый жгут опоясывает ее горло и сразу распускается тысячью отростков, обвязывающих всю высокую фигуру Туату в светящийся кокон! Он прозрачен и я вижу, как тонкие нити сжимают прекрасное лицо Сиды, я вижу, как выпадает из глазницы янтарный глаз, я вижу, как осыпаются на пол отсеченные тонкие пальцы. Морриг что-то истошно вопит, она орет так, будто ее сжигают живьем, но мне некогда смотреть на нее — пока она не издохла, пора позаботиться о ее выводке кровососов! Я тащу из-под плаща тесак, замечаю краем глаза, как Иштван пускает стрелу в сторону стоявших у дверей Анку — они оба уже несутся к нам!

Сжимаю рукоять тесака обеими руками. Я готов к драке, но последний Анку, остававшийся в зале, получает стрелу в раззявленную пасть и валится с ног, становясь в одно мгновение обгорелым дохляком — пламя вспыхивает лишь на краткий миг и почему-то сразу со всех сторон! Я стремительно оборачиваюсь, но застаю лишь опадающий вниз пепел и маленький серебристый шарик, катящийся по полу.

— Дверь! — кричит Хине-Тепу. — Иштван, закрой и держи дверь! Одон, подними Эоль-Сегг! Она больше неопасна. Торопи…

Она не успевает закончить, как над катящимся шариком, в который превратилась Эоль-Сегг, вдруг открывается окно! Прямо вот так — посреди зала вдруг открывается окно! И в нем я вижу страшную рожу, величиной с хороший арбуз.

На роже два глаза, но оба они расположены вертикально — с одной стороны раздвоенного носа. Зато оба уха — с другой его стороны. Тонкие, едва заметные губы открыты, из острозубого рта течет нитка слюны. С лысеющей башки вниз тянутся жидкие пряди волос, очень похожие на паутину. На подбородке какие-то отвратного вида струпья. Словом, вижу перед собой такое чудовище, что становлюсь очень близок к тому, чтобы потерять рассудок окончательно.

— Нуаду! — с заметным волнением выдыхает Хине-Тепу. — Но как?! Ведь это дорога фоморов!

Я догадываюсь, что она имеет в виду распахнувшееся в воздухе «окно».

Туату из Сида Нуаду что-то рычит, ухватывается руками — шестипалыми и шерстистыми — за края «окна», раздвигает их в стороны и через нижнюю границу переваливается его нога.

Я, видимо, моргаю, потому что в следующий миг вижу, как стремительно, будто жидкое, начинает меняться его лицо и очень быстро на нем не остается ничего ужасного, а потом на пол спрыгивает очень красивый мужчина средних лет с печальными глазами. Он темноволос, поджар, широкоплеч и… думаю, так должен выглядеть наследный принц какого-нибудь сильного королевства.

— Дура, — произносит он первое слово. — Мы и есть фоморы. Кому еще ходить нашими путями, как не нам?

Он чем-то похож на всех Туату, которых мне довелось увидеть, но в то же время гораздо человечнее. Уши не такие острые, как у Хине или Морриг, глаза большие, но не настолько, чтобы удивлять. Пальцев на руках по шесть. Но самое главное — он не женщина! Я уже думал, что все обитатели Сидов — бабы, а размножаются они как червяки — делением, но, оказывается, есть среди них и те, кто носит в штанах… Впрочем, он называет себя фомором. И почему-то предпочитает разговаривать на знакомом мне языке. Туату ли он вообще?